Диссертация (1098033), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Данная типологияимеларешающеетеоретико-методологическоезначениевнашемдиссертационном исследовании.Изучение категории «художественного сознания» все чаще происходит настыке психологии, философии, культурологии и литературоведения. Так,Е.К. Созина в диссертации «Динамика художественного сознания в русскойпрозе 1830 -1850 годов и стратегия письма классического реализма»(Екатеринбург, 2002) рассматривает художественное сознание через призмуконцепций А. Пятигорского и М. Мамардашвили (см.
выше). Активноразрабатывает проблематику художественного сознания и В.В. Заманская168.Опираясь на разработки перечисленных ученых, мы будем оперироватькатегорией «творческое сознание», употребляя данное понятие в значении,близком к значению концепта «художественное сознание», но несколькорасширяя его границы. В контексте диссертации концепт «творческоесознание» охватывает не только литературно-художественное мышление кактаковое, но и философию творчества в целом. Отталкиваясь от наблюдений,сделанных в § 1. 5, мы попробуем обобщить важнейшие (базовые) свойстватворческого сознания, присущие традиционализму, но не связанныенеразрывно с ментальностью и культурным стилем доромантических эпох и167Тюпа В.И.
Дискурсные формации. М., 2010. С. 100-140.См.: Заманская В. В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границахстолетий. М., 2002.16899способные, трансформируясь, продолжать свое существование в посттрадиционалистское время мировой истории.Как уже было сказано в § 1.
5, «морально-риторическая система» (А.В.Михайлов) традиционализма, с одной стороны вызвала к жизни вечноактуальные принципы творчества, не связанные жестко с теми или инымидискурсивными стратегиями, а с другой стороны отпечаталась в истории какопределенный тип дискурсивности, по-своему ограниченный, как тип«риторики», на определенном этапе служащий помехой для творчества, а припопытке реставрации порождающий разные формы эстетического утопизма ирудиментарные явления в искусстве.Мы в нашем исследовании считаем целесообразным исходить изпринципиальногоразличенияврефлективномаксиологическогопотенциала,т.е.еготрадиционализмепервичных,а)субстанциальныхценностных интенций, имеющих преимущественно метафизический ионтологический характер, и б) присущего ему типа дискурсивности(комплексариторическихстратегий),обусловленногоисторическимипричинами, социально-идеологическими факторами и, в частности, –степеньюзрелостикультурногосознания.Первое–этоинтенциионтологизма, смыслоцентричности, причастности всеобщему, духовнойсолидарности, ответственности, благодарного приятия мира как Блага иБожиего дара.
Второе – это коммуникативные стратегии, опирающиеся нанормативность, регламентарность, монологизм и т.п. Есть основанияполагать, что данный тип дискурсивности далеко не в исчерпывающей меревыражает ценностное ядро традиционализма и в масштабах большоговремени может быть квалифицирован как вторичный и преходящий(акцидентный) признак по отношению к первичным, метаисторическимориентациям традиционального сознания. На определенной стадии историиценностному ядру традиционализма отвечала и соответствовала нормативноролевая дискурсивность.
В этом была своя исторически обусловленнаяорганика. Но со временем в историческом традиционализме обнаруживается100весьма существенное противоречие – между а) типом дискурсивности,исторически запечатлевшем тягу к регламентарности и монологизму, и б)глубиннымисущностнымиинтенциями,которыененуждаютсявнормативности и монологизме как в необходимых и единственно возможныхформах своей реализации, но нуждаются в новых формах раскрытия своегопотенциала.«Совершенно недостаточно, – справедливо указывает А.В. Михайлов, –понимать всю эту… предшествующую… реализму XX века литературу каклитературунормативную»,поскольку«такпонятаянормативностьсхватывает только одну сторону дела…»; к тому же «…сама нормативностьсуществует в очень сложном комплексе свойств…» (МСЛ, 14-15). В другомместо своего исследования А.В.
Михайлов трактует «риторическое слово»как «превышающее… всякую нормативность» (МСЛ, 47). Не являетсявсеобъясняющимпризнакомэйдетическоготрадиционализмаисаматрадиционность мышления в узком смысле этого понятия. С. Бройтманполагает, что сама по себе «традиционалистская установка» еще не позволяетпровести границу между дорефлективной и рефлективной стадиями развитиясознания (ИП, 118).Действительно, вряд ли можно считать собственно традиционность кактаковую (т.е. зависимость от уже известного, приверженность обычаю,общепринятой «норме») универсальным и первичным смыслообразующимпринципом морально-риторического типа мышления. В то же времяочевидно, что преемственность (связь с преданием, верность общему опыту)– не настолько второстепенный признак, чтобы можно было вынести его заскобки.
Традиционность – важный «маркер» эйдетизма, такая черта, которая,не будучи центральной, особенно красноречиво указывает в сторонуобусловивших её основополагающих принципов. Рассмотрев их, мы получимвозможность снова вернуться к феномену традиции / преемственности, ноуже не в узком, а в более широком и углубленном понимании.101Размышляя о «морально-риторическом» типе мышления, А.В. Михайловотмечает, что «эта система отличалась огромной жизнеспособностью»,поскольку внутри неё были «приведены в единство» все важнейшие аспектыдуховного бытия человека, благодаря чему «…поэзия продолжала сохранятьсамое прямое отношение … к истине» (МСЛ, 16-17). За эйдетическойустановкой, могущей показаться сегодня следствием примитивного/наивногопонимания бытийной корреляции сознания и реальности, на самом делетаится очень важная, можно сказать – основополагающая, интуиция,касающаяся принципиальной бытийности традиционального взгляда на мир.Это вовсе не абстрактная рационалистичность, как может показаться людямНового времени (см.
об этом: ИП, 121). Это принципиальная вера вонтологизм слова и сознания, утверждение фундаментальной бытийнойсопряженности мыслимого и сущего. Для эйдетики, убежден С. Бройтман,канон не столько внешняя узда, сколько порождающий принцип, восходящийк «божественному прецеденту», к «творческому акту Бога» (ИП, 122). Кромепринципиальногоонтологизма,здесьналицопоследовательнологоцентричная позиция, безоговорочная и незыблемая установка напреодоление дикой стихийности жизненного процесса, на высветление иосвящение мирового целого как Космоса, как прекрасной упорядоченности.За всем этим стоит интенция «приобщения к божественному началу ипротивостояния хаосу», пафос «”держания” мира в состоянии гармонии»(ИП, 122). (Ср.
с мыслью А.В. Михайлова о том, что риторическое слово неизображает мир, но держит его в статусе миропорядка.) Это помогает лучшепонять горячую привязанность «морально-риторического» человека ктребованиям канона, почти любовную или, во всяком случае, по-настоящемузаинтересованную(нискольконевынужденную)устремленностьксоблюдению установленного порядка, правила, нормы.На первый взгляд может показаться, что императив рефлексивностинаходится в противоречии с императивом послушания образцу. Однако этоне так.
С. Бройтман обращает внимание на то, что традиционалистская102рефлексиястроитсяпозаконамобратнойперспективы,когдарефлексирующий ощущает себя внутри предмета рефлексии (ИП, 123).Эйдетически мыслящий автор «не владеет созданием как демиург, анаходится внутри него» (ИП, 131). Осознание предмета и процесса, умнодушевное погружение в объект искусства происходит не в формах овладениятворением, а в виде реализуемой устремленности к тому, чтобы бытьмаксимально причастным, приобщенным предзаданному, но таинственномуЦелому. Это пока еще не автономная причастность «я» Богу и миру,актуальная для художника позднейших времен (см.: ИП, 124). Глубинатакого «я» «не является суверенным пространством самого индивида и… непринадлежит ему самому» (ИП, 125). Неверно думать, будто художниктрадиционалист не хочет быть собой.
Дело в том, что для носителя моральнориторического и эйдетического сознания «найти себя отнюдь не значит…настаивать на своем; чтобы найти себя, возможно потерять себя…»; это«…может означать забыть себя… забыть о себе и своем»169.Традиционалистское сознание не только не отрицало «личного», оно неотрицало «нового» и «оригинального»; специфика этого сознания в том, чтои личное, и новое существовало внутри традиции, а «оригинальность –внутри канона» (ИП, 127).
Топосы эйдетизма – отнюдь не мертвые штампы,а попытки приблизиться к первообразу, поскольку «всякая творческаяинициатива должна быть обоснована первообразцом и иметь в нем опору»(ИП, 129). Творчество в традиционалистском понимании состоит в«открытии того, что уже предвечно было»; «автор – посредник, а неавтономный субъект творчества…» (ИП, 130), и потому «ценится…совершенство созданного, понимаемое как… бОльшая адекватность извечнозаданному образцу…» (ИП, 128).
(Ср. с фрагментом из мандельштамовского«Разговора о Данте», где восхваляется «твердое златоустое слово» и звучитсетование о том, что «…в авторитете мы видим… лишь застрахованность от169Михайлов А.В. Поэтика барокко… С. 347.103ошибок и не разбираемся в… грандиозной музыке доверчивости…»170.)Герой же является «готовым» не в том смысле, что он предопределенсубъективной волей пишущего; это «совпадение со своей ролью, котораязадается Богом и… не зависит от авторского произвола» (ИП, 139).Соответственно, авторское «я» - это, говоря словами Пришвина, «не я сам, аявление меня другим людям» (ИП, 140).А.В.Михайловпредостерегаетотнекритическоговосприятиясовременных, расхожих и слишком упрощенных коннотаций со словами«риторика» и «риторический». Ученый подчеркивает, что если мы хотимдействительно постичь названный феномен (в его первоначальном значении),мы должны предпринять усилия по «…реконструкции… явления тонкого,духовного, можно сказать – почти неопредмеченного» (МСЛ, 24).
Вопросотнюдь не сводится к красноречию. Риторическая речь в исконнотрадициональном понимании – это речь «заведомо нагруженная моральнымсмыслом и освещенная лучом истины», такая речь, в которой «источникубежденности… – высшая ценность» (МСЛ, 26). Риторическое слово«…претендует на завершенность… и четкость» потому, что в этих свойствах«отражен моральный порядок мироздания». Такое слово «не отпускаетсмысл», но и не замыкает его в темнице земного разумения.