Диссертация (1144958), страница 27
Текст из файла (страница 27)
В идее «Документы 5» под названием «Вопрошение реальности.Художественные миры сегодня» куратор сделал успешную попытку представить рядсовременных практик, имеющих отношение к представлению реальности в искусстве.Понятие мимесиса (подражания, воспроизведения) в античности было связано как симитацией жизнедеятельности мира природы в искусстве (у Демокрита, например, ткачествокак подражание пауку, пение – птицам), так и с подражанием внешней стороне мира,являющейся только лишь видимостью высшего мира идей (искусство как «подражаниеподражанию» у Платона).
У Аристотеля эстетическая теория мимесиса раскрывается не стольограниченно, как имитация природы, но и как образное воспроизведение мира средствамиискусств, включая категории воображения, идеализации или профанации, наделяющие153154155156Делёз Ж. Логика смысла. Екатеринбург: Деловая книга, 1998.
С. 22.Дёготь Е.Ю. Вирус мимесиса // Художественный журнал. 1996. № 14. С. 64.Там же. С. 63.Адорно Т.В. Эстетическая теория. М.: Республика, 2001.94изображаемое эмоциональной окраской 157 . В период средневековья подражательные качестваискусстватрансформируютсявсимволико-аллегорические,приближающиезрителяксакральной идее. Эстетические принципы мимесиса становятся опять актуальными в эпохуВозрождения и далее реализуются в той или иной степени в концепциях классицизма,романтизма, реализма.Во второй половине ХХ века проблематика мимесиса, казалось бы, теряет своюзначимость. На выставках зритель практически не видит визуально полноценных образов,фигуративная живопись и скульптура присутствуют крайне редко, да и то приобретаютпародийные или содержательно пустые формы, как это происходит, например, в американскомфотореализме. Тем не менее, в искусстве постмодернизма существует целый ряд явлений, гдемиметические качества отчётливо присутствуют, пусть и в крайне видоизмененной форме.
Мыможем также констатировать определенные черты мимесиса не только в выставочном контенте,но и в концепциях кураторов. В современном искусстве мимесис часто включает оченьнебольшой элемент «подражания» или, в его позднеклассической трактовке imitatio,подражания-имитации. Гораздо более велик элемент «представления», символическогозначения, отсылающего к определенным образам. Такая трактовка мимесиса подтверждаетсянекоторыми рассуждениями В. Вейдле158, рассматривающего, вслед за Германом Коллером159,трактовку слова mimesis как «подражание» не столь верной, как «представление» и«выражение».Темы культуры ХХ века, демонстрирующие стремление к подмене «традиционныхценностей» их имитацией или противоположностью, являются показателем общего стремленияк демонстрации симулякров – как умозрительных категорий, так и реальной действительности.Симулякр – постмодернистское перерождение мимесиса.
Подражание приобретает оттеноксимуляции, пародийности, китча. В данном параграфе сделана попытка разграничить качестватрадиционного мимесиса и качества симулякра в некоторых известных художественныхпроектах. В контексте философии культуры будут рассмотрены выставочные концепциикураторов и проекты художников второй половины ХХ века – Дэмиена Хёрста, Джеффа Кунса,БиллаВиолы,венскихакционистов,демонстрирующиеимитациюфизическойиметафизический реальности в контексте категорий современного мимесиса, в рассматриваемыйпериод часто принимающего форму симулякра.Тем не менее, несмотря на засилие симулякра как сущностного качества искусствапостмодернизма, апелляция к теме классического мимесиса не теряет своей актуальности дажеПодробное рассмотрение античной идеи мимесиса: Маковецкий Е.А.
Подобие и подражание. Очеркипо философии и истории культуры. СПб: Издательский дом Санкт-Петербургского университета, 2012.158Weidlé W. Vom Sinn der Mimesis // Eranos-Jahrbuch XXXI. Zürich: Rhein-Verlag. 1963. S. 249—273.159Koller H.
Die Mimesis in der Antike. Bern: Francke, 1954.15795во второй половине ХХ века. Еще в 1930-е годы Вальтер Беньямин обратился к проблематикемимесиса как существенной категории, определяющей развитие языка: возникновения слов впроцессе нахождения подобий между явлениями и знаками, окрашенное интуитивным, поройбессознательным отношением человека в его «Учении о подобии» («Lehre vom Ähnlichen») и «Омиметической способности» («Über das mimetische Vermögen»)160.Теория бессознательного мимесиса Вальтера Беньямина была направлена на пониманиемиметических процессов в языке, но поскольку парадигма постмодернизма включает взгляд накультуру в целом как разновидность текста, мы можем по праву применить рассужденияБеньямина к различным ее аспектам.В современном искусстве мы часто видим возвращение к символико-аллегорическомутипу подражания, строго говоря, даже не подражания, а отсылки к неким умозрительныхреалиям, для которых скудная форма современного артефакта является лишь символом.Возникла эта тенденция еще у модернистов: например, символическое ощущение «ничто»,«пустоты» в супрематизме К.
Малевича как форма изображения абсолюта. И разве мы можемутверждать, что реди-мэйд М. Дюшана «Фонтан» был имитацией рукотворного предмета,продуктом мимесиса? Вряд ли. Основное содержание этой работы – контекст искусства, вкотором оказался утилитарный предмет, занявший место произведения в галерее, а сам предмет,писсуар, является лишь символом диалектического несоответствия.
Как замечает И. Чубаров всвязи с теорией В. Беньямина, «Знаки языка как бы поглощают подобия мира и закрываютдоступ к миру вещей, их дальнейшему производству или изменению, а подобия усматриваютсятеперь только на уровне знаков»161 . Это наблюдение очень верно описывает ситуацию редимейда, когда предмет, использованный в контексте искусства не по собственному назначению, ав качестве символа или знака, отсылающего к неким культурным реалиям, теряет свои обычныекачества.
Его «знаковость» «закрывает ему доступ обратно в мир вещей»162. У Беньямина язык«представляет собой медиум, где предметы уже не соприкасаются друг с другом напрямую, какбыло прежде в сознании провидца или жреца, но где встречаются и взаимодействуют ихсущности, их мимолетнейшие и тончайшие субстанции, даже ароматы. Иными словами: стечением истории ясновидение передало свои древние силы письму и языку»163.Любопытно, что в эстетической теории Теодора Адорно мы наблюдаем обратнуютенденцию: Адорно видит произведение современного искусства как «вещь среди другихБеньямин, В. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения.
Сб. статей / Пер. с нем. А.Белобратова и др. М.: РГГУ, 2012.161Чубаров И. Коллективная чувственность: теории и практики левого авангарда. Серия: Исследованиякультуры. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2014. С. 22.162Чубаров И. Коллективная чувственность: теории и практики левого авангарда. М., 2014.
С. 23163Беньямин, В. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения. Сб. статей / Пер. с нем. А.Белобратова и др. Москва: РГГУ, 2012. С. 169.16096вещей», отказывая ему в «знаковости», и, таким образом, в элитарной, сакральной позиции. Всвязи с этим Теодор Адорно использовал термин Entkunstung (расхудожествление илиразыскусствление), впервые появившийся в статье «О джазе», а позднее в его «Эстетическойтеории», где он отмечает, что современное произведение искусства «потеряло свое сакральноеместо среди других, обычных вещей» 164 . Экономизация культуры и возможность опаснойтенденции превращения искусства в китч или составную часть культурной индустрии,являлись, по мнению Адорно, качествами «расхудожествления».
Адорно обращает внимание нафеномен, ставший ключевым в рецепции современного искусства: его произведения поройпринадлежат к категории искусства лишь постольку, поскольку демонстрируются в контекстеэтой категории: «На утрату своей самоочевидности искусство реагирует не только конкретнымиизменениями своих позиций и формальных приемов, но и тем, что дергает за собственноепонятие, словно пытаясь порвать оковавшую его цепь, благодаря которой только и видно, чтоискусство — это искусство. В низком или развлекательном искусстве прошлых времен, которымв наши дни заправляет индустрия культуры, куда оно, претерпев качественные модификации,интегрировалось, это наблюдается особенно ясно.