Диссертация (1098107), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Сопоставления требуют осторожности, так как образ балаганного зазывалы, к которому фигура издателя «И того и сего» кажется наиболее близкой, известен лишь попоздним, сделанным не ранее XIX века, записям, притом немногочисленным;А. Ф. Некрылова считает, что это своеобразное амплуа сформировалось лишь вовторой половине XIX века346. Тем не менее сопоставление возможно, пусть нестолько для демонстрации сходства, сколько для прояснения все же существующихразличий.Связь с народным творчеством делает очевидной, прежде всего, введение втекст фольклорного материала – пословиц и поговорок: «Ежели же кто усмехнется,услыша такое мое страдание, которое разуметь должно, то я ему скажу пословицу:За битого два небитых дают»347; «учить людей не умею, для той причины, что я исам середка на половине»348, «а мне, право, теперь недосужно: Хлопот полонрот»349. Иногда несколько пословиц следуют одна за другой: «Итак, вижу, что начал я недовольно хорошо, что ж делать: На всякого мудреца довольно простоты.Однако знаю опять и это; признание погрешения половина исправления; А повиннуюголову и меч не сечет»350.В речи издателя пословицы иногда трансформируются по сравнению с наиболее распространенными вариантами.
Например, свою творческую установку он в345Степанов В. П. Чулков и «фольклорное» направление в литературе // Русская литература и фольклор (XI–XVIII вв.). Л.: Наука, 1970. С. 234–236; Плюханова М. Б. Российский пересмешник. С. 7–10, 46–50. О реализации подобных стилистических принципов в фольклоре см.: Богатырев П. Г. Художественные средства в юмористическомярмарочном фольклоре // Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства.
М.: Искусство, 1971. С. 450–496; Некрылова А. Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища: Конец XVIII – начало XX века. Л.: Искусство, 1984. С. 115–133; Алпатов С. В. Сказочник-балагур: личность и творческий тип // Личность в культурнойтрадиции: Сб. научных статей / Сост. и отв. ред.
Л. В. Фадеева. М.: Государственный институт искусствознания, 2014.С. 41–59, в рукописной литературе: Лихачев Д. С. Смех как «мировоззрение» // Лихачев Д. С., Панченко А. М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л.: Наука, 1976. (Из истории мировой культуры). С. 7–90.346Некрылова А. Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. С.
123.347И то и сё. Л. 2. С. 5.348И то и сё. Л. 3. С. 4.349И то и сё. Л. 3. С. 6.350И то и сё. Л. 3. С. 3.94юмористическом тоне определяет так: «за смехом за море не езжу, а шучу около себя»351. Еще в сборнике «Повести или пословицы всенароднейшие по алфавиту», известном в рукописи второй половины XVII в., зафиксирована отчасти формально итематически близкая к этому фрагменту пословица: «Для дураков за море [не] ездят»352, а в сборнике А. И. Богданова, составленном в 1741 году353, – даже две контрастных пословицы подряд: «Для дураков и за моря ездят» и «Для дураков не почто за море ездить: дома родятся»354. Свой характер издатель также определяет спомощью формулы, напоминающей пословичную: «я от природы человек снисходительный и смирный и предпочитаю неважный мир славному сражению»355; пословица «Худой мир лучше доброй брани»356 известна и по сборникам XVIII века357.Подобные примеры можно трактовать как свидетельство того, что пословицы составляют равноправную часть того языкового мира, который находит выражение вобразе издателя, свободно, творчески ими владеющего.Не менее существенно сходство коммуникативной ситуации журнала «И то исё» с той, которая обычна для фольклорного комического монолога.
Этот жанрпредполагает постоянный контакт артиста с аудиторией. Поскольку он принадлежиттой сфере, которая после работ М. М. Бахтина объединяется под названием смеховой культуры, к нему можно применить предложенное Бахтиным определение –контакт фамильярный. Следует, однако, учитывать, что монолог балаганного зазывалы, рассматриваемый исследователями как прототип журнала «И то и сё», нельзяназвать тем «зрелищем без рампы», которое Бахтин считает естественным для народной смеховой культуры.
Этот жанр, насколько он известен по немногочисленным записям, предполагает, напротив, границу, отделяющую артиста от аудитории.351И то и сё. Л. 2. С. 4.Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII–XIX столетий. Собрал и приготовил к печати П. Симони. Вып. I. [Ч.] I–II. СПб.: Тип. Академии наук, 1899.
С. 94.353См.: Моисеева Г. Н. Богданов Андрей Иванович // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 1 (А–И). Л.:Наука, 1988. С. 101.354Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII–XX веков / Изд. подг. М. Я. Мельц. М.; Л.:Изд-во АН СССР, 1961. (Памятники русского фольклора).
С. 77. Вторая из этих пословиц также зафиксирована всборнике А. А. Барсова в следующем варианте: «Для дураков не за море ездить, и дома есть» ([Барсов А. А.] Собрание4291 древних российских пословиц. [М.]: Печ. при Моск. ун-те, 1770. С. 52).355И то и сё. Л. 3. С. 4.356[Барсов А. А.] Собрание 4291 древних российских пословиц. С. 228.357Тот же вариант в рукописном сборнике бывшей Петровской галереи, датируемом первой четвертью XVIIIвека: Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII–XX веков. С. 36.35295Постоянно обращаясь к аудитории и вовлекая ее в разыгрываемое перед ней представление, артист раз за разом прорывает эту границу, но не для того, чтобы упразднить ее, а для того, чтобы извлечь эстетический эффект из ее преодоления, требующего ее существования.Балаганный зазывала обращается к зрителям: «Вот что, милые друзья»358,«Вы, господа, на меня глядите, а от рыжего карманы берегите»359, «Вот я, голова,семь лет дома не бывал и оброка не плачивал»360.
Подобным образом и издатель вжурнале «И то и сё» постоянно обращается к читателям, поддерживая с ними контакт: «Господин читатель! как тебе кажется это начало <…>»361, «Впрочем, господин читатель, не ожидай ты от меня высоких и важных замыслов»362 и т.
д.Как бы ни был в фольклорном комическом монологе важен зритель, артистуне только принадлежит инициатива создания и поддержания коммуникативной ситуации, но его личность, а точнее, разумеется, сценический образ становится в этомжанре центральной темой. Балаганный зазывала очень много говорит о себе самомили о том, что непосредственно окружает его: о своем состоянии и похождениях, освоем доме и о своей некрасивой и неопрятной жене (обычный предмет реквизита –ее карикатурный портрет363) – Д. С. Лихачев показывает преемственность этого комического образа вплоть до «Моления» и «Слова» Даниила Заточника364.
И в журнале «И то и сё», по крайней мере в первых номерах, издатель говорит в основном осамом себе. Как отмечено выше, его автохарактеристика фрагментарна: и о внешности, и о судьбе этого персонажа читатель узнает очень мало. Но издатель и не ставитперед собой информативных целей: как отмечено выше, он заявляет, что пишетлишь ради забавы, а для этого достаточно отрывочной психологической характеристики, многократно варьирующей тему веселости.358Кельсиев А. Петербургские балаганные прибаутки, записанные В. И. Кельсиевым // Сборник сведений дляизучения быта крестьянского населения России. (Обычное право, обряды, верования и пр.) Вып.
1 / Под ред.Н. Харузина. М.: Тип. А. Левенсон и Ко, 1889. (Отт. из IX книги Трудов Этнографического отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии). № 1. С. 311.359Там же.360Кельсиев А. Петербургские балаганные прибаутки, записанные В. И. Кельсиевым. № 8. С. 315.361И то и сё. Л. 1. С. 3.362И то и сё. Л. 1.
С. 7.363Некрылова А. Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. С. 124.364Лихачев Д. С. Смех как «мировоззрение». С. 30–32.96В рукописной пародийной литературе и фольклорном комическом монологеавтохарактеристикасубъектаречи,какправило,самоуничижительная.Д.
С. Лихачев говорит об этом как о типической черте древнерусского смеха: «Авторы средневековых и, в частности, древнерусских произведений чаще всего смешатчитателей непосредственно собой»365. Комический рассказчик оказывается в центресферы, где все не так, как должно быть, повсюду бедность, голод и безобразие. Этусферу Д. С. Лихачев называет антимиром366.
В качестве повода для смеха рассказчик нередко представляет свои страдания, как в «Азбуке о голом и небогатом человеке» XVII века367, что превращает юмор в трагикомический сарказм.Издатель «И того и сего» также высмеивает сам себя. Он говорит: «я и сам человек неважный и, когда правду тебе сказать, не утруждая совести, то состояниеммоим похожу на самое сокращенное животное»368; «кажется мне, будто бы я похожуна изрядного простофилю»369. Иногда самоуничижение сменяется самовосхвалением, но также ироническим370.Наконец, сближает речь издателя в журнале «И то и сё» с фольклорными небылицами, комическими монологами и рукописными пародиями также то общеевпечатление бессмыслицы, которое все эти тексты создают, чтобы произвести комический эффект.
Однако здесь за сходством скрывается различие, поскольку такоевпечатление эти тексты создают разными средствами.В рукописных пародиях и небылицах материалом для комического переосмысления служит народный быт. Имена знакомых предметов предстают в неожиданных контекстах, разрушающих их предметный смысл, и комизм рождаетсяименно из этого разрушения: «Из посуды: / Липовые два котла, да и те сгорели дотла. / Сосновый кувшин да вязовое блюдо в шесть аршин. / Дюжина тарелок бумажных да две солонки фантажных»371 (рукописная «Роспись о приданом»); «Я всталпоутру, обувался на босу ногу, топор надевал, трои лыжи под пояс подтыкал, ду365Лихачев Д.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
