Диссертация (1098107), страница 24
Текст из файла (страница 24)
С. Смех как «мировоззрение». С. 9.Лихачев Д. С. Смех как «мировоззрение». С. 16.367Русская демократическая сатира XVII века / Подг. текстов, ст. и коммент. В. П. Адриановой-Перетц. М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1954. (Лит. памятники). С. 30–36.368И то и сё. Л. 1. С. 7.369И то и сё. Л. 1. С. 8.370И то и сё. Л. 1. С. 5–6; Л. 3. С. 2.371Русская демократическая сатира XVII века.
С. 127.36697бинкою подпоясался, кушаком подпирался» (небылица)372. Переосмысленные в абсурдном ключе бытовые подробности также составляют центр комической автохарактеристики: «Мой дом каменный, на соломенном фундаменте. Труба еловая, печка сосновая <…>»373; «Приходим мы в баню. <…> Как положили меня дружка не налавочку, а на скамеечку, как начали парить, с обеих сторон гладить.
Вот тут я вертелся, вертелся, насилу согрелся»374.В журнале «И то и сё» основным источником комизма становится переосмысление не предметной, а абстрактной сферы. Важное место в нем занимают метатекстовые фрагменты, содержание которых – оценка издателем собственной речи. Онвыражает сомнения в ее риторических достоинствах: «Не погневайся, господин читатель, что я некрасноречиво говорю <…>»375; сообщает читателю о замыслах, которые якобы не сумел воплотить в жизнь: «В этом месте хотелось было мне сделатьмаленькое нравоучение <…>»376; размышляет о смысле слов, выбирая наиболееуместное для данного контекста: «Кто хорошо начал, тот половину дела сделал: чтоэто такое, загадка ли, пословица или нравоучение, по природному моему чистосердечию открываюсь, что я заподлинно и сам не знаю, или в этот только случай неугадал возможного»377.
В абстрактных категориях нередко описывает издатель исвой характер: «Болтать я охотник, только не имею дару смешить людей благоразумно, а это происходит от того, что я не столько умен, как другие»378.Комическое впечатление как в рукописной пародии и фольклоре, так и в журнале «И то и сё» производят противоречивые утверждения и основанные на них образы. Противоречие может быть заключено в пределах количественно-именного сочетания:«воловогорыку5 золотников»,«самоготонкогоблохинаскоку17 золотников»379 (рукописный «Лечебник на иноземцев»), «Жена моя <…> строй-372Народные русские сказки А.
Н. Афанасьева: В 3 т. / Изд. подг. Л. Г. Бараг, Н. В. Новиков; Отв. ред.Э. В. Померанцева, К. В. Чистов. Т. 3. М.: Наука, 1985. (Лит. памятники). № 426. С. 153.373Кельсиев А. Петербургские балаганные прибаутки, записанные В. И. Кельсиевым. № 8.
С. 315.374Кельсиев А. Петербургские балаганные прибаутки, записанные В. И. Кельсиевым. № 10. С. 217.375И то и сё. Л. 1. С. 5.376И то и сё. Л. 2. С. 7.377И то и сё. Л. 3. С. 1–2.378И то и сё. Л. 1. С. 6.379Русская демократическая сатира XVII века. С. 122.98ная, высокая, с неделю ростом и два дни загнувши»380 (балаганные прибаутки), может реализовываться в контрасте предложений: «У меня жена красавица. Под носомрумянец, во всю щеку сопля»381 (балаганные прибаутки).В журнале «И то и сё» противоречивое утверждение может принять типичнуюдля этого журнала метатекстовую форму.
Под видом уточнения предыдущего высказывания представляется новое, противоположное по смыслу: «иногда или, лучшесказать, весьма часто ошибаюсь»382. Но более активно используется другая семантическая модель. Противоположности не совмещаются, а приравниваются друг к другу в своих следствиях: «хвали его или хули, до этого мне дела нет»383; «Господинчитатель, хорошо слушаться людей, хорошо и не слушаться, так выбирай себе любое, которое ты поволишь»384. Безразличие к выбору между противоположнымизначениями ведет к стиранию, нивелировке значений.
Этот прием можно сопоставить с тем, который Андрей Белый описывает на материале творчества Н. В. Гоголя,называя фигурой фикции, где характеристика остается неопределенной, охватываяпространство между двумя крайностями – «всем» и «ничем»385. Иными словами,эффект обессмысливания речи, сходный с фольклором и пародийной литературой,достигается в журнале «И то и сё» иным путем.Своеобразие журнала «И то и сё» выявляется и на уровне стилистических особенностей. Его характерной чертой, дополняющей другие приемы, является пародийное использование «высокой» лексики и фразеологии, как в повествовательныхэпизодах: «положил увещание свое на спине сыновней изрядною ременною плетью»386, так и в составе описательной автохарактеристики: «Тот же покой, в которомя теперь особою моею и со всем высоким моим понятием обитать изволю, столькотесен, что ежели я хочу указать, то, правду выговорить, некуда мне руки протянуть»387.380Кельсиев А.
Петербургские балаганные прибаутки, записанные В. И. Кельсиевым. № 4. С. 313.Кельсиев А. Петербургские балаганные прибаутки, записанные В. И. Кельсиевым. № 3. С. 312.382И то и сё. Л. 5. С. 1.383И то и сё. Л. 4. С. 8.384И то и сё. Л. 5. С. 8.385Белый, Андрей. Мастерство Гоголя: Исследование. М.; Л.: ОГИЗ – Гос. изд.
худ. лит., 1934. С. 80 сл.386И то и сё. Л. 2. С. 5.387И то и сё. Л. 5. С. 2.38199Таким образом, за сходством, связывающим речь издателя в журнале «И то исё» с прототипами в фольклоре и рукописной литературе, раскрываются различия.Это сходство общих художественных установок, но не частных творческих решений. Вероятно, создавая образ издателя, М. Д. Чулков действительно учитывает эстетический опыт фольклорной и рукописной традиции; поскольку в журнале описываются народные обычаи, неоднократно упоминаются и даже цитируются произведения рукописной, в том числе пародийной, литературы, знакомство автора с нимине подлежит сомнению.
Однако этот образ не переносится из какого бы то ни быловнешнего источника готовым; он создается вновь с помощью иных средств, уместных в той литературной системе, частью которой он становится. Элементы бытовойдетализации устраняются; их место занимают абстрактные психологические понятия и ситуации, более типичные для моралистической литературы, которой принадлежат сатирические журналы. Сам процесс речи становится предметом рефлексии,порождающей комический эффект. Иными словами, в журнале «И то и сё» происходит не копирование существующих фольклорных или литературных моделей, а преобразование, более того – плодотворный синтез традиций.«Ни то ни сё»: эрудиция и юморЕсли в журнале «И то и сё» речевая маска – важнейшая характеристика издателя, создаваемая с помощью системы разнообразных приемов, то в журнале «Ни тони сё» этому аспекту образа не уделяется значительного внимания. В целом глубокая проработка, детализация образа издателя для этого журнала нетипична.
Тем неменее из стилистических особенностей, присущих открывающим журнал «Ни то нисё» текстам, складывается образ, выделяющий его в ряду прочих.Вступление к журналу открывается моралистическим рассуждением в абстрактных категориях, композиционную основу которого составляет ряд антитез,формирующих периоды:100Нет такого в свете добра, в котором бы злость не нашла себе пищи, и нет такого зла, изкоторого бы добродетель не извлекла себе и другим удовольствия и пользы.
Земля естьмать всех своих произрастений; но пчела из ее соков составляет сот, а паук яд388.Начало статьи вполне серьезно, однако впоследствии добавляется комическийаспект. С одной стороны, его вводит тема авторского самолюбия, с которой контрастирует тема смирения («между множеством ослов и мы вислоухими быть не покраснеем»389); с другой, как отмечено выше, каламбурное использование названия.Те же тенденции продолжает стихотворение «Скажите, от чего родилось То иСе?..», также помещенное в первом номере. Каламбурное переосмысление названийжурналов позволяет извлечь комический эффект из неожиданного использованияабстрактных понятий, даже из помещенных в необычный контекст философскихмаксим:Как Всякой Всячины, так и Того Сего,Начало сделалось обех из ничего.Ничто родило их, в ничем они скрывались,Но в свете зримыми вещами показались.Теперь пришла чреда явиться ничему.Возможность к бытию стремится своему390.Таким образом, в журнале «Ни то ни сё» издатель демонстрирует свою ученость, способность оперировать философскими категориями, которая соединяется сюмором, обращенным в том числе и на собственную личность.Эти тенденции продолжаются и впоследствии.
Журналу «Ни то ни сё» присущсвоеобразный энциклопедизм содержания: он наполнен в значительной мере переводами, выполняющими дидактическую функцию, иногда поднимающими важныефилософские вопросы391. С другой стороны, в заключении к журналу издатель снова388Ни то ни сё. Л. 1. С. 3.Ни то ни сё. Л. 1. С. 4.390Ни то ни сё.
Л. 1. С. 6.391Рак В. Д. Иностранная литература в русских журналах XVIII века (Библиографический обзор). С. 365–367.389101шутит над собой, представляя свои литературные интересы в образе болезни, которую нужно лечить многоделием392.Соединение в облике издателя эрудиции и комизма заставляет вспомнить образ педанта, знакомый литературе XVIII века. Впрочем, это не вполне уместная параллель: в отличие от комедийного педанта, не сознающего себя смешным, издатель«Ни того ни сего» сам смеется над собой.«Трутень»: контрастный финалВ отличие от журнала «И то и сё», в «Трутне» у издателя нет постоянной речевой маски.
Ряд средств стилистической характеристики этого образа сосредоточен, однако, в сильном месте текста – в заключительной статье «Расставание, илипоследнее прощание с читателями».«Трутень» продолжает выходить дольше, чем большинство журналов 1769 года, и Н. И. Новиков имеет возможность учесть накопленный всеми предшественниками опыт. И до «Трутня» заключение журнала, как и следовало бы ожидать, посвящается подведению итогов: вновь формулируется уже реализованная эстетическая программа, снова дается ироническая автохарактеристика издателя. Новиковмодифицирует эту схему.Центром заключительной статьи становится повествовательная сцена, впрочем статическая и с участием одного лишь действующего лица – издателя.