Диссертация (1098033), страница 83
Текст из файла (страница 83)
«Непоправимая тишина» катарсиса (9стих) – это не тишина угасания и энтропии, не тишина-отсутствие, нонасыщенная тишина достигнутой полноты и иерархичности.Всё стихотворение Ахматовой – о том, что побеждающая ясность неликвидирует, не отсекает необъятную громадность мира, а вбирает ее в себяв преображенном виде. О том, что и таинственный мир запредельных стихий,и проступивший сквозь него трехмерный мир «травы» и «земли», ипретворившее оба эти мира поэтическое слово есть не три разные – полярныеи взаимоисключающие – вселенные, а три лика единой реальности.§ 2.
1. 9.«Мысль, описавшая круг» Лидии Гинзбург как художественнофилософское исследованиеЧто поделаешь, мы должны доходить умом,расчетом до того, что вподлинном человекесовершается стихийно и не подлежитапелляции.773Ср. у того же Пастернака: «…Целый мир уложить на странице, / Уместиться в границах строфы» («Послевьюги», 1957).421Л. ГинзбургНемногим более четверти века назад широкому кругу читателей сталадоступна «потаенная» проза Лидии Яковлевны Гинзбург, известной до этогоспециалистам исключительно в качестве ученого-филолога и историкалитературы774.
После того как во второй половине 80-х годов былиопубликованы ее эссе, фрагменты из записных книжек и «Запискиблокадного человека»775 стало ясно, что перед нами не только видныйакадемический исследователь словесности, но и, безусловно, один изкрупнейших писателей и мыслителей 20 столетия.В интерпретациях и оценках литературно-философского наследия776 Л.Гинзбург с самого начала преимущественное внимание уделялось егогенетической связи с идеологией русского авангарда, с традициямидемократической интеллигенции и либерального свободомыслия, с западнойпостфрейдистской психологией и социологией, с экзистенциализмом имарксизмом.777 Интересно, что, отмечая присущие писательскому стилю Л.Гинзбург классическую отчетливость, строгость, стремление к предельнойлогической дисциплине, интерпретаторы в большинстве своем все жесклонныбылибезочарованноговидетьвавторескептика, едкого«Записокблокадногоразоблачителячеловека»культурныхмифов,беспощадного аналитика людских немощей и заблуждений.
Ныне этообстоятельство создает почву для причисления Л. Гинзбург к разряду774Начиная с середины 20-х годов Л. Гинзбург параллельно с публичной научной деятельностью занималасьлитературной работой, в содержание которой были посвящены только близкие друзья.775Первые публикации «потаенной» прозы Л. Гинзбург см. в ее сборниках: «Литература в поискахреальности» (Л., 1987); «Человек за письменным столом» (Л., 1989); «Претворение опыта» (Рига; Л., 1990).776Литературные опыты Л.
Гинзбург имеют безусловно междисциплинарный характер, располагаясь напересечении таких областей гуманитарии, как художественная словесность, философия, психология,антропология и т.д.777См.: Пратт С. Лидия Гинзбург, русский демократ на rendez-vous // НЛО. 2001. № 49. С.
387—400;Паперно И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель// НЛО. 2004. №68; Зорин А.Л. Проза Л.Я. Гинзбург и гуманитарная мысль ХХ века. // НЛО. 2005. № 76;Савицкий С. Частный человек. Л.
Я. Гинзбург в конце 1920-х - начале 1930-х годов. СПб., 2013; Todd W.M.Between Marxism and Semiotics: Lidiia Ginzburg and Soviet Literary Sociology // Canadian-American Slavic Studies.1985. Summer. Vol. 19. № 2. P. 159—165.422приверженцев«уединенногосознания»778иидейныхпротивниковтрадиционных духовно-ценностных универсалий779, что в свою очередьподталкивает к сближению ее наследия с идеологией деконструктивизма ипостмодерна. Подобная трактовка аксиологического кредо выдающегосяученого и прозаика-мыслителя, на наш взгляд, чревата существеннымиошибками, так как предполагает пристальное внимание только к однойстороне сложного, многоаспектного явления.
При этом некоторые менеезаметные, но не менее значимые особенности творческого миросозерцанияписательницы рискуют остаться вне рассмотрения. В данной статье делаетсяпопытка на материале одного отдельно взятого текста Л. Гинзбургпроследитьвызреваниепротивоположныхимотивамразвитиекомплексаодиночества,мотивов,безотрадности,сущностноскепсисаифилософского релятивизма. Кроме того, в поле нашего зрения все времябудет находиться проблема соотношения и внутренней связи междумедитативным(философско-аксиологическим)дискурсомавтораилитературно-художественными аспектами произведения.***Текст, взятый нами для рассмотрения, по строгому счету не может бытьотнесен к области автобиографической эссеистики (и вообще к жанру эссе)несмотря на то, что структурным стержнем «Мысли, описавшей круг» 780 – вполном соответствии с заглавием – служит дискурсивное размышление отпервого лица, своего рода медитация на заданную тему, построенная наоснове фактов из биографии автора781.
В ходе анализа мы еще будем778Понятие, введенное в обиход Вяч. И. Ивановым (в контексте характеристики декадентскогосубъективизма, чуждого «соборности») и используемое ныне профессором В.И. Тюпой в компаративнойриторике для обозначения ментальной основы индивидуалистских, дивергентных стратегий в искусстве икоммуникации (см.: Тюпа В.И. Литература и ментальность. М., 2008).779Тенденция такого рода отчасти заметна в опубликованных материалах круглого стола «Аналитикажизнетворчества: Ю.М. Лотман и Л.Я. Гинзбург» и в послесловии к нему, написанном В. Живовым (НЛО.2006.
№82. С. 36 - 59).780Далее везде (кроме некоторых случаев) название приводится в сокращении: «Мысль…».781Публикуемые фрагменты записных книжек (в авторском определении – «записей») Л. Гинзбургпомещала в раздел «Эссе» (см.: Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л., 1989). «Мысль, описавшая423возвращаться к этому обстоятельству. Пока же кратко отметим несколькомоментов.Во-первых,впечатлениепрямогоавторскоговысказывания782в«Мысли…» справедливо лишь отчасти. Как заметила американскаяисследовательница Э. Ван Баскирк, «тот, кто ожидает увидеть в прозеГинзбург783 автобиографическое письмо, будет разочарован тем, что авторпостояннословнобы“отворачивается”отсобственного“я”»784.Внимательному читателю, кроме того, бросится в глаза, что автору не такинтересно говорить от себя и изнутри своего индивидуального сознания(отсюда стремление избегать перволичных грамматических форм), какописывать и оценивать всё, в том числе – всё свое и себя, с позиции некойсоциокультурнойиэстетическойвненаходимости.Метод,благодарякоторому возникает этот специфический тип прозы, Э.
Ван Баскирк называет«самоотстранением». «Как бы отстраняя в своих текстах саму себя, –поясняет ученый, – Гинзбург пыталась воспринимать и описыватьсобственную жизнь как эстетически структурированное целое, аналогичноежизни литературного персонажа»785. Данная особенность характерна нетолько для рассматриваемого текста. В лице повествующего субъекта у Л.Я.Гинзбург (в ее «промежуточной» прозе) мы, как правило, имеем дело не сперсонально-автономным, конкретным «я», а с персонифицированнойлитературной моделью определенного психо-социо-культурного типа. Речь,разумеется, не идет о «ролевой» личности вымышленного повествователя,круг» (датирована концом 1930-х), несмотря на тематическое и стилистическое сходство с «записями» 1920– 1930-х годов, была включена автором в особый раздел – «Четыре повествования» (данная рубрикациясохраняется во всех изданиях).782Имеется в виду кажущееся отсутствие характерной для художественных текстов дистанции между героем(повествователем) и биографическим автором.783Речь идет о гибридных жанровых формах, к которым Л.
Гинзбург применяла определение«промежуточная литература». Классическими образчиками промежуточной словесности писательницасчитала «Старую записную книжку» П. Вяземского (упоминается в «Мысли…»), «Былое и думы» А. Герцена инекоторые другие тексты, представляющие собою синтез эссе, дневника, мемуара и фабульногоповествования.784Ван Баскирк Э.
«“Самоотстранение” как этический и эстетический принцип в прозе Л.Я. Гинзбург // НЛО.2006. № 81. С. 261.785Там же. С. 261. О соотношении стратегий «самоотстранения» с феноменом «причастнойвненаходимости» (термин М. Бахтина) см. в этой же работе на стр. 271—274.424полностью отделенного от биографического (и имплицитного) автора. Переднами авторское «я», но предельно обобщенное, объективированное иочищенное от всего неповторимо-индивидуального (включая гендернуюсамоидентификацию786). Данное «я» заявляет о себе не как субъектсамовыражения или самопознания (в тесном, эгоцентрическом смысле), а каксвоего рода инструмент понимания общих закономерностей, а также – полевоздействия и взаимодействия различных социокультурных тенденций, – притом что формально повествующий сохраняет за собою статус субъекта.
(Вэтой связи особенно примечательно следующее признание Л. Гинзбург: «Ясмею думать, что… вообще не занимаюсь собой. Я ощущаю себя как кусоквырванной с мясом социальной действительности, которую удалосьприблизить к глазам, как участок действительности, особенно удобный длянаблюдения»787.)Другая особенность, позволяющая заключить, что мы имеем дело сполноценной прозой, касается композиционной структуры избранного намитекста и его поэтики в целом. Не содержащий в себе ни элементов прямоговымысла (fiction), ни даже намека на беллетристическую фабулу, он обладаетцелым рядом признаков, сближающих его с практиками художественногоповествования (недаром «повествование» – авторское определение жанра«Мысли…»)788.Взоручитателяпредстаетсложнаяиприхотливаяконструкция, включающая в себя множество разнородных компонентов:воспоминания, наблюдения, записи разговоров, мимолетные зарисовки,целые развернутые картины (описание парка, пейзажные образы времен786Гендерная нейтральность образа нарратора, по мнению Э.