Диссертация (1098033), страница 82
Текст из файла (страница 82)
Ахматовой «Учитель»(«…всех пожалел, во всех вдохнул томленье…»).765Барзах А. Тоска Анненского // Митин журнал. 1996. Вып. 53. С. 97-124.766Из стихотворения О. Мандельштама «Notre Dame».414Естьоснованияпредположить,что,прокладываясобственныйлирический «маршрут» между дискурсами Анненского и Мандельштама,Ахматова подспудно вступает в диалог с обоими (а через них – склассической и романтической традициями в целом). При этом еёхудожественная мысль движется как бы от Анненского к Мандельштаму, всилу чего мотив «томленья» маркирует у нее не только предтворческое,докатартическоесостояние,ноинастойчивопреодолеваемыйМандельштамом и Ахматовой тип художественного мышления, тяготеющийк поэтизации пограничных душевных состояний и к самодовлеющеймедитации над таинственными глубинами тоскующего «эго». На болееглубоком уровне это путь от романтического символизма к Пушкину, то естьк классичности и онтологизму; но не «назад к Пушкину», а вперед: кПушкину, усложненному и обогащенному завоеваниями новейшей поэзии767.Надо признать, что пушкинский пласт в первой части «Творчества»весьма глубоко спрятан в подтекст и опосредован другими стилевымидискурсами, которые тоже сложно взаимодействуют, обоюдно опосредуясь.Некоторые неявные, опосредованные переклички с «Пророком» мы ужеуказали.
Ахматовская «бездна шепотов и звонов» (7 строка) также имеетсвои корреляты в различных стихах Пушкина о поэтическом вдохновении.Во-первых, это «шум и звон», наполняющие преображенный слухпушкинского пророка. Вспомним также формулу «и звуков и смятенья полн»(из стихотворения «Поэт»), характеризующую певца, чей «чуткий слух»испыталприкосновение«божественногоглагола».Крометого,фигурирующие в «Творчестве» «жалобы и стоны» «неузнанных и пленныхголосов» в известной степени соотносимы со строками из концовкипушкинской «Осени», где, кроме мотива таинственного, волнующего767Ср.
у Мандельштама: «…вчерашний день еще не родился. Его еще не было по-настоящему. Я хочу сноваОвидия, Пушкина, Катулла, и меня не удовлетворяет исторический Овидий, Пушкин, Катулл» (из статьи«Слово и культура» // Мандельштам О.Э. Полн. собр. соч. и писем в трех томах. М., Прогресс-Плеяда. 2010.С. 51415вторженья нахлынувших в душу «звуков», присутствует также актуальнаядля Ахматовой оппозиция свободы и плена:…И пробуждается поэзия во мне:Душа стесняется лирическим волненьем,Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,Излиться наконец свободным проявленьем –И тут ко мне идёт незримый рой гостей…В целом образы первой части маркируют нашествие стихий, но уже здесьпоэтическиподчёркнутапроисходящего:средицеленаправленная«бездны»–динамика,«сужается…«телеология»круг».Протеканиетворческого акта осмысливается, таким образом, каконтологическицентростремительныйсемантическойпроцесс(«круг»находитсявоппозиции к «бездне»)768, как путь из «дурной бесконечности» наития (с егооткрытостью всем ветрам) к иерархичности катарсиса.Восьмой стих знаменует победу над хаосом: «в …бездне шепотов извонов» торжествует «один, всё победивший звук» (еще одна яркая,смыслообразующая(повторный образантитеза),«вкруг»которогостановится«тихо»сцентрированного круга).
Хаоса больше нет, стихияобуздана, разорванный универсум восстановлен. При этом ясно, что «один…звук» («всё победивший») есть не просто один из звуков, заглушивший иливытеснивший остальные, но есть обретённый гармонический строй,достигнутый лад иерархичности. Тут композиционный центр, кульминация.Сосредоточимся теперь на второй части стихотворения.Внейпреждевсегопоражаетметаморфозахудожественногопространства: оно словно распахивается, и сквозь рассеявшееся ирреальноемарево проступают узнаваемые очертания Большого мира в его природной и768В противоположность кругу, бездна – пространство без центра или с возможным центром в любой точке.416предметной реальности: «лес», «трава», «земля» и т.д.
Вместо инфернальных«неузнанных голосов» появляется фольклорно-мифологический образ –идущее «по земле… с котомкой лихо» (Лихо – народно-поэтическоеолицетворение злой доли, горя-злосчастия людского). Его появление в тексте– знак выхода лирического «я» из субъективной, эгоцентрическойзамкнутости, из тесного внутреннего пространства души на просторыобъективного, из модуса личной драмы в модус общего горя, изпсихологического в онтологическое. Этот удивительный образ тонкопередает не только семантику сверхлично-бытийственного, но и семантикупланетарности, всечеловечности невзгод и скорбей (формула Лихо идёт поземле – воспринимается именно как по всей земле, путем всея земли). Крометого, мы ощущаем в этом образе и другие ассоциативные обертоны.
За счеттого, что в нём контекстуально приглушено, затушевано всё демоническое(«лихо» соседствует с «растущей травой», зарифмовано с «тихо» и «идёт»«по земле … с котомкой»), он ассоциируется не столько со сказочнойнечистью, сколько с образом убогой странницы, калики перехожей.
А отсюдауже один ассоциативный шаг до ахматовской «Музы в дырявом платке», что«протяжно поёт и уныло» и которая…ушла по дороге,Осенней, узкой, крутой,И были смуглые ногиОбрызганы крупной росой.769Эта Муза-нищая странница не насылает беду на встречных, как фольклорноеЛихо Одноглазое, а скорее напоминает людям обо всём, что есть в мирескорбного770.769Цитаты из стихотворений А. Ахматовой «Зачем притворяешься ты…» (1915) и «Муза ушла по дороге…»(1915).770Ср.: «Не лирою влюблённого / Иду прельщать народ – / Трещотка прокажённого / В моей руке поёт» (изстихотворения Ахматовой 1959 г. «Не лирою влюблённого…»).417Смотримдалее.Вместодоминирующейвпервыхсемистихахневыносимой какофонии звуков («бой часов», «раскат грома», «жалобы истоны», «шепоты и звоны») воцаряется дивная тишина, благодаря которойстановится слышно, «как в лесу растет трава».
(Ср. в «Пророке»: «И внял я…дольней лозы прозябанье».) Пока просто отметим этот факт, чтобы потомвернуться к нему еще раз.Последние пять стихов наиболее очевидным образом сориентированы надругой, уже упоминавшийся выше пушкинский текст – последние строфы«Осени». В данном случае – на первую половину XI строфы. Концовка«Творчества» по сути представляет собою её своеобразнай парафраз:«Творчество»Но вот уже послышались слова«Осень»И мысли в голове волнуются вотваге,И лёгких рифм сигнальные звоночки,-И рифмы лёгкие навстречу имбегут,Тогда я начинаю понимать,И пальцы просятся к перу, перок бумаге,И просто продиктованные строчкиМинута – и стихи свободнопотекут.418Ложатся в белоснежную тетрадь.Легко заметить, что цепочка «послышались слова – рифмы – начинаюпонимать – строчки – тетрадь» почти в точности соответствует пушкинской:«мысли – рифмы – бумага – стихи».
«Легкие рифмы» – по сути дословнаяпушкинская цитата, маркирующая ту блаженную (катартическую) фазутворческого акта, когда критическое напряжение «агона» позади, «громададвинулась и рассекает волны» («Осень») и созидаемый художникомуниверсум устремляется к своему эстетическому завершению.После того, как в шумной разноголосице наития уловлен, обретен «один,всё победивший звук» (всеобъемлющая идея, сквозной и единый принципорганизации материала, «ген сюжета», в свернутом виде заключающий в себевсё целое), вступает в действие живой механизм художественногосамозавершения телеологически заданной структуры (с этой минуты, каклюбила говорить Цветаева, вещь сама себя пишет). То, что так драматично, втаких муках подготавливалось на агональной стадии творческого процесса,когда (как в «Осени») «душа… трепещет и звучит, и ищет… излитьсянаконец свободным проявленьем…», наконец происходит. Хтонические«стоны» и «звоны» превращаются в «слова», оперяются «рифмами»771,группируются в «строчки» и уже как бы помимо воли поэта, почти безусилий с его стороны («просто продиктованные») «ложатся в… тетрадь».Эпитет «в белоснежную» знаменует не только переход из «черновой», мутнооргиастическойстадиинаития«просеивания», приведениявстадиюпоследнего,чистовоготворческого результата в окончательныйпорядок, но и факт внутреннего очищения поэтического слова в горнилетворческого акта (хотя – повторимся – и первая часть текста тоже сутьобобщенный, отрефлексированный образ агональных «мук»; они изначально771«Рифм сигнальные звоночки» подразумевают, среди прочего, еще и то характерное позвякивание,которое при работе на печатной машинке сигнализировало о конце строки.419изображаютсянеизнутри,аотрешенно,ретроспективно,иззоныкатарсиса).Итак, вторая часть стихотворения – вся под знаком позднего Пушкина,обманчиво простоватого Пушкина «Осени», «Царя Салтана», «Метели»,последних глав «Онегина».
Но пушкинское начало опосредовано здесьстилистической стихией самой Ахматовой, аскетической суховатостью икажущейся прозаичностью, почти скудостью ее зрелого стиха.Если ярко выраженная агональность сообщает всему описываемому впервой части стихотворения своеобразную сверхобыденную патетику,которая проявляется и в лексической организации, то, по сравнению с этим,описание «мирного исхода» (в финале) может удивить обыденностьюсловаря.
«Тихо», «легкие», «просто»… – этот лексический ряд составляеточевидный контраст «запредельной» топике первых семи стихов. Поначалутрудно определить, чего тут больше – «ереси неслыханной простоты»(Пастернак)илиснижающейпрозаичности.Формально«снижение»лексического строя начинается с «котомки» (мотив сирой бесприютности инищеты). Затем «бездна… звонов» уступает место «звоночкам» рифм, отвсего шквала мятежных стихий только и остаются что «строчки» в тетради (вобоих случаях на кажущееся «снижение» работает суффиксация) – как будтобледная тень пережитого потрясения, перышко улетевшей Жар-Птицы772.Однако эта мнимая десакрализация образа мира на деле оборачиваетсявозрастаниембытийственности.Померестягивания«бездны»виерархический круг идет как бы сгущение, оплотнение хронотопа: отастральной «бездны безымянной» (Тютчев) – к видимому, земному миру«леса», «травы» и «земли», а от него – к слову («послышались слова»),вобравшему в себя весь мир, но способному уместиться в тоненькой772Ср.
у Пастернака: «…И крохи яств ночных скитальческий анапест / Наутро подберет, как крошкаСандрильон» («Пиршества», 1913).420«белоснежной тетради».773 И только тут понимаем, что никакого «снижения»не было: «звоночки» и «строчки» так же обманчиво прозаичны, мнимопростоваты, как «лес», «трава» и «земля». И вспоминаем, что в невзрачной свиду «котомке» странника обычно лежит хлеб – насущная основа земногосуществования, вещество Евхаристии.Таким образом, творческая кристаллизация смысла изображается не какумерщвление живого или ущемление первозданной свободы, а наоборот –как снятие злых чар, освобождение.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
