Диссертация (1098033), страница 70
Текст из файла (страница 70)
В постепенно складывающейся у зрелогоХодасевичахудожественнойассоциироватьсянессистеме«платонической»этикатегориибестелесностьюначинаютичистойтрансцендентностью, а со строгой иерархичностью, в рамках которой«небесное» и «земное» неотделимы. А творчество, соответственно, начинаетсвязываться не с горделивым «пареньем» в сфере «чистого духа», не сосвобожденностью от земных уз, а с героикой труда, служения и подвига, смужественным пребыванием на страже, с круговой порукой ответственногоделания.В свете сказанного мы лишаемся каких-либо оснований трактоватьутверждение «мы в раю» в идиллическом и сентиментальном ключе656.
Ясно,что тезис о пребывающем «рае» значит здесь не наступившее благополучноезавершение земной истории, а факт пребывания человека в Божием мире, подсенью Провидения, иными словами – в мире, в котором есть Смысл. «Рай»здесь – это твердый гармонический строй мироздания, который поэт обязанвидеть и чувствовать («знать» о нем)657. (Ср. у Блока в стихотворении «Народи поэт»: «Но ты, художник, твердо веруй в начала и концы, ты знай, где656Богословского значения слова «рай» в сугубо вероучительном контексте мы в данном случае некасаемся.657В целом мотив «рая» (как и тема «ангелов») в поэзии Ходасевича – отдельный большой сюжет дляисследования.346стерегут нас ад и рай. <…> Сотри случайные черты, и ты увидишь: мирпрекрасен».)Нарядусощущениемсвоеобразногометафизическогодраматизма, образ «ангельского дозора» рождает впечатление надежнойогражденности земного мира горними силами, ощущение прочности инезыблемости божественного миропорядка и, вместе с этим, ощущениепредельной значительности каждого мига жизни и, как следствие, – сознаниепредельнойответственностиличногосуществования.Такаяпозициянесомненно перекликается с озадачивающей многих «Молитвой» Е.
А.Баратынского, где обращение к «Царю Небес» заканчивается удивительнымпрошением: «…И на строгий твой рай силы сердцу подай».Стихотворение не содержит прямых религиозно-мистических коннотаций(в тесном и, так сказать, прямолинейном значении понятий «религия» и«мистика»). Ходасевич не ставит задачу описать настоящее чудо втрадиционном, библейском или – что более близко декадансному сознанию –«магическом», оккультном понимании. «Ангелы» здесь – художественнаяусловность, метафора, но такая метафора, которая несет в себе некийсмысловой,философскийключкпостижениюглубиннойтайныэстетического преображения бытия.
Будничное – необходимое условие«абсолютного», которое, в свою очередь, освящает и «спасает» для Вечностидольний, «грубый» мир. Такая установка, присутствующая (в стольощутимой мере) далеко не во всех произведениях В. Ходасевича,обнаруживает усиливающееся расхождение автора анализируемого текстакаксидеологиейстаршего(преимущественнодекадентскогоиэстетствующего) поколения символистов, так и с эксплицированной вманифестах (и сильно упрощающей практическую специфику объединения)доктриной акмеизма.
В куда большей степени названная установка позволяетсблизить «вектор» Ходасевича с «теургической» и «онтологической»347транскрипцией символизма, содержащейся в эссе, трактатах и поэтическомтворчестве Вячеслава Иванова658.Дистанцируясьотмистико-иррационального,спиритуалистическогосимволизма, как бы преодолевая его непосредственный, «наивный»мистицизм, Ходасевич пытается философски постичь глубинную мистикубудней и с этой целью сознательно и последовательно обнажаетсимволистский«приём»,осуществляетпоследовательнуюрефлексиюсимволистской методологии, которая становится лишь отдельным сегментомего поэтической «клавиатуры».
Используемый поэтом метод художественнойсимволизации восходит не столько к символистской технике письма (вспециальном, направленческом смысле), сколько к классическим традициям«поэзии мысли», к философской образности Баратынского и Тютчева и –опосредованно – к традициям аллегорической средневековой поэзии с еёсознательным логизицмом, апеллирующим к разумной стороне души. Сюжето «рыбаках» и «ангелах» предстает у Ходасевича как поэтическая притча отайне взаимопроникновения искусства и действительности.§ 2.
1. 5. Первая «Баллада»659 В. Ходасевича: «пушкинская парадигма» исимволистская теургияПриверженцы неотрадиционального подхода к поэзии, как правило,старались сочетать предельную свободу художественного поиска с сыновним(хоть нередко и затаенным, скрытым под маской скепсиса и иронии)почтением к освященным традицией «константам» русско-европейскойкультуры. В силу этого неотрадициональное мышление предстает какпродуктивный синтез важнейших завоеваний поэтики модернизма ифундаментальных принципов традиционной аксиологии искусства, в истоках658Подробнее о творческих связях Вяч. Иванова и Ходасевича см. в книгах: Богомолов Н. Сопряжениедалековатых. О Вячеславе Иванове и Владиславе Ходасевиче.
М., 2011; Дзуцева Н. В. Указ. соч.659Как известно, у В. Ходасевича два стихотворения с названием «Баллада». В статье речь пойдет о первомиз них, датированном 1921 годом (вторая «Баллада» написана в 1925 г.).348своих восходящей к эллинско-христианскому660 миропониманию, а своевысшее, образцовое выражение в русской литературе нашедшей в творчествеПушкина661.На сегодня вряд ли нуждается в доказательствах та истина, чтосвоеобразнойматрицейнеотрадициональныхисканийврусскойнеклассической поэзии служит «пушкинская парадигма» (И. Сурат) [17; С. 15– 208], комплекс основополагающих и в некотором роде архетипических длявсей послепушкинской словесности тем, сюжетов и мотивов, сообщающихей безусловное идейное и ценностное единство.Существенно при этом, что начиная с постсимволизма связь склассическойтрадициейстановиласьвсёболееиболееимплицитной, подчас парадоксальной, приобретала характерсложной,неявнойпреемственности и неочевидного, тайного родства, скрытого за кажущейсябезоглядностью новаторского поиска.***Как известно, одной из ключевых лирических тем в русской поэзии 20века стала художественная рефлексия творческого процесса, нередковключающая в себя изображение всех его стадий662, начиная с пограничныхдушевных состояний, предшествующих наитию, и заканчивая моментомувенчания усилий или (реже) моментом возвращения совершившего свойтруд творца в мир обыденности (как, например, в стихотворении А.
Блока«Художник»). Обильную дань названной теме отдали многие крупнейшиепоэты постклассической эпохи: И. Анненский, В. Брюсов, А. Блок, Б.Пастернак, О. Мандельштам, М. Цветаева и другие. Примечательно также,660Имеется в виду христианизация эллинской классики, осуществленная усилиями средневековых иновоевропейских мыслителей, художников и богословов.661«Совершенно особое положение Пушкина в русской литературе и культуре, - по словам В.И. Тюпы, - вцелом объясняется, по-видимому, его первородством для России в качестве субъекта конвергентнойментальности» [22; с. 33].662Один из самых ярких примеров – стихотворение А. Ахматовой «Творчество» («Бывает так: какая-тоистома…»).349что именно поэтологическая663 проблематика оказалась едва ли не главнойсферой выявления философско-мировоззренческих позиций, средоточиемважнейших ценностных манифестаций в русской лирике как пушкинскотютчевского, так и – в особенности – неклассического (начиная сСеребряного века) периодов её развития664.
Что есть художник? каким емуподобает быть? в чем цель и смысл искусства? что представляет собоютворческий процесс? – ответы на эти и подобные им вопросы приобреталипрограммный характер, представали «визитной карточкой» отдельныхтворцов и целых литературных направлений. Так, старшие символисты,более всего ценившие тайну индивидуальности и исключительностьтворческого дара, культивировали ницшеански окрашенный образ поэтаизбранника,«посвященного»,гордогоэстета,«мага»и«гения»,возвышающегося над миром обыденности.
Футуристы, превыше всегоставившие новизну, «небывалость», бесстрашие эксперимента, внедряли всознание аудитории представление о поэте как о бесцеремонном, «хищном»бунтаре, обладающем варварской свежестью восприятия. Неоклассицистскийидеал художника – это образ педантичного «хранителя заветов», тщательнооберегающего незыблемость канона и освященных временем «прекрасныхформ». Поэтология писателей неотрадиционалистской формации тоже имеласвои отличительные особенности [21; с.
97-127]. Это прежде всего пафосбытийности (онтологизм), центростремительности, духовной солидарности,диалогичности, ответственности, свободная обращенность к сверхличному(при полной суверенности творящего), а главное – стремление утвердитьпредставление о поэте как о своего рода тайном подвижнике, который в663Термином «поэтология» в современных исследованиях обозначают проблематику, связанную свопросами о сущности и цели поэзии, о самосознании поэта и о психологии творческого процесса.
См.,например: Седакова О.А. «Вакансия поэта»: К поэтологии Пастернака [14; с. 349-363].664Свидетельством тому стихотворения «Юному поэту» и «Творчество» Брюсова, «Определение поэзии» и«Определение творчества» Пастернака, «А вы смогли бы?», «Кофта фата» и «Нате» Маяковского, цикл«Тайны ремесла» Ахматовой и мн. др. В этом названные лирики несомненно шли за Пушкиным, длякоторого «тема поэта и поэзии» всегда была ключевой.350условиях распавшейся связи времен665 (и обладая к тому же обостреннотрагическим, «кризисным» мироощущением) по собственному почину, насвой страх и риск реализует ответственно-свободное (то есть никак несанкционированное извне и не регламентированное общеобязательной«нормой») служение вечной истине, запечатленной в традиции. Но служениене в форме охранения и сбережения «буквы» канона, а в формепрокладыванияновых(соответствующихсовременности)путейкнепреходящему и абсолютному.Попробуем проследить некоторые черты этой не совсем обычнойтрадициоцентричности на материале одного известного стихотворения В.Ходасевича, посвященного описанию творческого акта поэта.
В рамкахданной статьи мы попытаемся указать в сюжете, мотивной структуре исистеме образов анализируемого текста те элементы, которые позволяютвыявить поэтологический (а следовательно – эстетико-аксиологический)идеал666 Ходасевича периода рубежа 1910 – 1920-х годов, когда создаваласьего четвертая и главная книга стихов – «Тяжелая лира» (1922). А такжепопробуем соотнести этот идеал с аксиологическими представленияминеотрадиционализма.***Итак, обратимся к стихотворению и приведем его текст полностью667:Баллада1 Сижу, освещаемый сверху,2 Я в комнате круглой моей.3 Смотрю в штукатурное небо665Имеется в виду знаменитая формула шекспировского Гамлета («распалась дней связующая нить»),особенно актуальная в переживаемую Ходасевичем эпоху войн и революций.666В данном случае поэтология рассматривается нами как аспект аксиологии искусства.667Текст приводится по изданию: Ходасевич В.Ф.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
