Диссертация (1098033), страница 61
Текст из файла (страница 61)
Иванова – философа, филолога, теоретика искусства – являютпример редкостного универсализма, синтеза всех разрозненных отраслейгуманитарной культуры. А. Ф. Лосев, всю жизнь считавший себя«поклонником и учеником» Иванова, в одной из своих последних записейутверждал, что смыслообразующий сюжет ивановской мысли «естьумозрение и видение мира в целом», поэтому «в смысле мировоззрения, всмысле единства искусства, бытия, космологии и познания человека Вяч.Иванов наибольший авторитет»574. «Его художественность, – полагал автор«Диалектики мифа», – заключается в отождествлении родного и вселенского,в этом объединении двух сфер, которые, казалось бы, ничего общего междусобой не имеют…»575.
Творчество Иванова, по свидетельству А.Ф. Лосева, –«это… и теория искусства, и теория философии, и теория истории, и теориячеловеческой жизни», причем «…самое ценное у Вячеслава Иванова –именноэтаобъединенность»576.«ЭстетикаИвановасеепафосомсверхличного и всеобщего, - по словам современного исследователя русскойсловесности 20 столетия, - не возвратное движение от субъективнойэстетики, но результат ее полного развития и внутреннего превышения»577.§ 2. 1. 2. «В заговоре против пустоты и небытия». Онтологическаяпроблематика в раннем творчестве О.
Мандельштама574Лосев А. Ф. Теория стиля у модернистов // Лит. учеба. 1988. № 5. С. 159.Лосев А. Ф. Из последних воспоминаний о Вячеславе Иванове // Эсхил. Трагедии / пер. Вяч. Иванова. М.,1989. С. 244.576Лосев А.Ф. Там же. С. 257.577Крохина Н. П. Миф и символ в романтической традиции (в русской поэзии и эстетике начала ХХ века):Автореф. дис. ... канд.
филол. наук. М., 1990. С. 11.575298Многие ученые578 так или иначе обращали внимание на своеобразныйонтоцентризм раннего Мандельштама, – на то, что в стихахпериода«Камня» (и позднее тоже, но уже по-другому) отчетливо дает о себе знатьстремление перенести лирическийцентр тяжести с авторского «я» навнеположное ему объективно сущее, которому лирический субъект можетбыть причастен как созидатель, в той мере, в какой он способен воплотить,онтологизироватьсобственныетворческиеинтенции–«изтяжестинедоброй» создать «прекрасное»579.
«Личность поэта, – полагает Л.Я.Гинзбург,–небыласредоточиемпоэтическогомирараннегоМандельштама…»580. «Преодоление символизма, – читаем дальше, –молодой Мандельштам понимал как отказ… от зыбкого субъективизма» (К,273). Примерно о том же пишет и С. С. Аверинцев: «Вибрация личногосамоощущения… с самого начала и довольно последовательно изгнана измандельштамовских стихов».581 Ему по-своему вторит М.
Л. Гаспаров:«Только одной темы нет в ,,Камне” – личной…».582 Оба исследователяиллюстрируют, в частности, приведенные утверждения цитатой: «… я забылненужное ,,я” » (из стихотворения 1911 года «Отчего душа так певуча…» –К, 25). Наконец, М. Л. Гаспаров обобщенно формулирует причину (она же –цель) подчеркнутого антииндивидуализма поэта: «Цель Мандельштама не втом, чтобы пропустить мир через свои чувства, – цель его в том, чтобынайти своим чувствам место в мире, в большом и едином мире культуры» (Г,207). Примечательно, что в письме к Вяч.
Иванову Мандельштампризнавался, как поразил его в книге «По звездам» фрагмент, где«несогласный на хоровод покидает круг, закрыв лицо руками». (Вяч. Иванов578Л. Гинзбург, С. Аверинцев, М. Гаспаров, Н. Струве, И. Сурат и др.«…из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам» - слова из стихотворения 1912 г. «NotreDame» (Осип Мандельштам. Камень. Л.: Наука (Серия «Литературные памятники»), 1990.
С. 39). Далеессылки на это издание даются в тексте – в скобках, с указанием страницы после литеры «К».580Гинзбург Л.Я. Камень // Осип Мандельштам. Камень. Л., 1990, с. 272. Далее все цитаты из названнойстатьи Л. Я. Гинзбург приводятся по этому же изданию с указанием страницы после «Л. Гинзбург – К».581Аверинцев С. С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Аверинцев С.С. Поэты. М., 1996.
С. 205. Далеессылки на это издание см. в тексте – в скобках, с указанием страницы после литеры «А».582Гаспаров М.Л. «Осип Мандельштам. Три его поэтики» // Гаспаров М.Л. О русской поэзии. СПб., 2001. С.207. Далее ссылки на это издание см. в тексте – в скобках, с указанием страницы после литеры «Г».579299определит это чуть позже как конфликт «логизма вселенской идеи» и«психологизма мятущейся идеальности».)583 Как отмечает В.
Мусатов,«мандельштамовский индивидуализм в начале его творческого пути…парадоксально соседствовал с желанием войти в “строй” объективногобытия, занять там свое место. Объективный мир… обладал для негопритягательностью как непреложная ценность… Это не могло не сблизитьего с антииндивидуалистическими тенденциями в русском символизме»584.Лирическая стихия «Камня» в целом зиждется на преодоленииромантическогоинтимнойпсихологизма, бесконечно далека от исповедально-эмоциональностисверхличному.Болеетого:ипринципиально тяготеет к всеобщему ивстихах,влитературно-критической,философской и автобиографической прозе Мандельштама тех лет мы вновь ивновь обнаруживаем иногда формулируемую открыто и прямо, но чащеуходящую в подтекст мысль о том, что так называемый «внутренний мир»личности,психологическоесодержаниеиндивидуальногосознания,«душевная стихия» в ее сыром, эмпирическом состоянии еще не имеют и немогут иметь безусловной онтологической ценности: «…мироощущение дляхудожника – орудие и средство, как молоток в руках каменщика, иединственно реальное – это само произведение» (программная декларация изстатьи«Утроакмеизма»,задуманнойкакцеховойманифестипредставляющей собою ценный философско-эстетический комментарий кпервой книге стихов Мандельштама)585.
Позднее в «Шуме времени» поэтпризнается: «Мне хочется говорить не о себе… Память моя враждебна всемуличному» (К, 272). А в черновом варианте статьи «О собеседнике» (СК, 259 –260) находим резкую оценку одного из собратьев автора по перу, лишний разубеждающую в справедливости исследовательских суждений о пафосе583Цит. по книге: Мусатов В.В.
Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. М., 1998,С. 252.584Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии… С. 250.585Мандельштам О. Слово и культура. М., 1987. С. 168. Далее в этой главе ссылки на данное издание см. втексте, в скобках, с указанием страницы после литер «СК».300раннего Мандельштама как о пафосе преимущественно сверхличностном ионтоцентрическом: «На весах поэзии Бальмонта чаша “я” решительно инесправедливо перетянула чашу ”не-я”, которая оказалась слишкомлегковесной».(СК,260)Этопроницательноезамечаниесловнопредвосхищает предельно отчётливую декларацию антииндивидуализмаМандельштама, которая прозвучит 22 года спустя в его рецензии на стихи А.Адалис (1935): «Лирическое себялюбие мертво, даже в лучших своихпроявлениях.
Оно всегда обедняет поэта». (СК, 312)И всё же мы рискуем ничего не понять в художественно-философскойонтологии раннего Мандельштама, если упустим из виду тот факт, чтозагадочное, неизвестно почему и для чего сознающее себя «я» (все времяприсутствующий в подтексте «мыслящий тростник» Паскаля и Тютчева)есть первичная, «ближайшая» реальность мандельштамовского лирическогоуниверсума. Напряженно-трепетное самосознание субъекта предстает вранней лирике Мандельштама как предшествующая опыту и не поддающаясяобъяснению данность: «Дано мне тело – что мне делать с ним… ?» (К, 11);586«Невыразимая печаль открыла два огромных глаза» (К,12). Но это неистовопульсирующеесамосознание587изначальноотравленомучительнымощущением собственной эфемерности и зыбкости перед лицом «сумрачныхскал» (К, 23) и «ледяных алмазов» (К, 15) Вечности.
Бросаются в глазазвучащие в большинстве текстов этой поры мотивы печального сиротства,безысходной покинутости мыслящего и чувствующего «я»:За радость тихую дышать и житьКого, скажите, мне благодарить? (К, 11)586В контексте стихотворения и в широком контексте раннего творчества Мандельштама фраза «дано мнетело» может быть истолковано не иначе как «дано мне бытие, личное существование» (ср.: «…И призракитребуют тела, / И плоти причастны слова» - К, 130).587Насыщенной эмоциональности субъекта у раннего Мандельштама чужда прямая экспрессия, и в силуэтого любой аффект не выражается непосредственно в фактуре стиха, но дается в плане бесстрастнойописательности.301Мандельштаму-лирикунедостоверностивсегонедаетпокояодухотворенногобередящеевдушусочетанииощущениесвидимойнеодухотворенностью всего «объективного» и «реального».588 Лирическийсубъектподавлензловеще-чуждойогромностью,непроницаемостью,непостижимостью внешнего мира, периодически чувствует себя стоящим«над пропастью, на гнущихся мостках» (К, 32) (ср.: «…душа висит надбездною проклятой» – К, 33) и до поры до времени надеется обрестимимолётное убежище в хрупком, но уютном мирке воображаемых «пенатов»,где влачат свой «игрушечный удел» холодновато-изящные «лары» –«точёные» фигурки древнеримских фамильных божеств, которые в любуюминуту «позволено… переставить» «осторожною рукой» (К, 10).И здесь мы вплотную подходим к сквозному и чрезвычайно значимому вранней лирике Мандельштама мотиву призрачности существования, накоторый тоже неоднократно обращали внимание критики и интерпретаторыпоэта589.Иногда эта призрачность предстаёт у него как свойствоокружающей действительности, смутной и малоосязаемой по сравнению спронзительно-трепетным «я», и тогда названный мотив приобретаетсолипсические оттенки («я вижу дурной сон» – К, 23; «я, создатель мировмоих, - где искусственны небеса…» – К, 97).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
