Диссертация (1098033), страница 59
Текст из файла (страница 59)
В стихахАнненского, считает И., «уединенное сознание допевает… свою тоску,умирая на пороге соборности» (3; 329). Драматургия Анненского, навеяннаятрагедиями Еврипида,оценивается через призму ключевых положенийивановской «мистериальной» концепции театра. Отход автора «Фамирыкифареда» от формы и духа античной драмы И. усматривает в избыточностилирического психологизма. Эту особенность исследователь фигуральноопределяет как «отсутствие маски», что, по его мнению, обращаетсценическое действие в «непрерывно сменяющуюся зыбь мимолетных имелких…переживаний»(3;332)(статья«ОпоэзииотзыбкогоИннокентияАнненского»).Противоположноеустремление–субъективизмак«объективации» смысла – И.
отмечает у Гёте, наделенного «открытым,непогрешимым по верности слухом к не своим, а мировым звукам» (3; 361).Обращение Гёте к Античности расценивается как попытка (созвучнаяинтенциям самого И.) «преодолеть век, выйти из его ограниченности и289положить начало иному соприкосновению с заветами Эллады…» (3; 368). Вто же время подчеркивается присущее немецкому поэту обыкновениедистанцироваться от трагических глубин жизни, от всего того, что слишкомсвязаносостихиейДиониса,которого,помнениюИ.,верныйклассицистским идеалам Гёте «боялся и избегал сознательно, как всегобезмерного и снимающего ясные грани…» (3; 374) (статья «Гете на рубежедвух столетий»).
В контексте ключевых положений своей философскоэстетической теории трактует И. и творческий путь Новалиса, который, помысли исследователя, «стал первый после Гёте мистическим реалистом»,замыслив «впрячь новый индивидуализм в колесницу новой христианскойсоборности» (3; 384) («О Новалисе»).Пафос Л. Толстого (в статье «Лев Толстой и культура») определяется как«по преимуществу пафос разоблачителя и обличителя», что само по себе,убежден И., есть «сила противохудожественная» (3; 392). Отсюдаисследователь выводит неизбывную антиномичность творчества писателя, вкотором «моралист… ищет поработить художника» (3; 393). «СимволистомТолстой не был, - итожит И., - и… не был теургом».
Не признается за ним ироль «переоценщика ценностей», поскольку «его попытки переоценок былибесплодны…». Несомненной, однако, представляется И. его заслуга«обесценивателя условного, т.е. безбожного», и в этом смысле, уверенисследователь, «Лев Толстой есть memento mori современной культуре…» (3;397).Кроме того, в книгу «Борозды и межи» вошла работа «Достоевский ироман-трагедия», во многом этапная для достоевсковедения, повлиявшая, втом числе, и на становление «полифонической» теории М. Бахтина(определение «роман-трагедия» позаимствовано И. у Д. Мережковского).Сосредоточив внимание на «принципе формы» (так озаглавлена первая частьработы), И., по словам Бахтина, «впервые… нащупал» «основную290структурнуюособенностьхудожественногоДостоевского»570.мираРоманную форму самого дионисически ориентированного (по мнениюученого) из всех русских писателей И.
рассматривает как великоеисключение на фоне психологической романистики XIX века и какзнаменательныйопытвосстановлениячертбольшого,всенародногоискусства, наиболее чистым ознаменованием которого была классическая(греческая) трагедия (3; 410 – 414). Ключевым принципом художественногомиросозерцания Достоевского И. считает установку не на «познание», а на«проникновение», предполагающую готовность «воспринимать чужое я некак объект, а как другой субъект» и состоящую «в абсолютномутверждении… чужого бытия: „ты еси"» (3; 408 – 410). Содержательно иструктурно романы Достоевского, по мнению И., как бы перерастают рамкиэпосаитяготеют«дионисийская»)ктрагическойгероикаихдраматизации.персонажей,Особаяполагает(подлинноисследователь,заключается в жертвенной готовности «страдать за всех и за все».
Этотпринцип «страдающего бога в нас» противопоставляется И. ницшеанскомуобразу Прометеева сверхчеловека, замкнутого в границах самоутверждения(3; 430 – 435).Позднее И. дополнил свой достоевсковедческий корпус исследованием,посвященным идеологии писателя («Лик и личины России»); предметоманализа в нем стали образы темной (демонической) и светоносной(евангельско-христианской) духовных стихий, а основным материалом –роман «Братья Карамазовы». И.
тщательно прослеживает воплощенноеДостоевским противоборство «сатанинского» начала, являющего себя в двухразличных, но в основе своей единосущных ликах: Люцифера («духавозмущения») и Аримана («духа растления»), – и «Христовой правды»,представленной писателем в образах «Руси святой» и русских праведников,Алеши Карамазова и старца Зосимы (3; 457 – 479). Позднее (в 1932 г.) эти570Проблемы поэтики Достоевского.
М., 1972. С. 6.291статьи, переработанные и дополненные автором, составили основу изданнойв Тюбингене (Германия), на немецком языке, монографии «Достоевский.Трагедия – Миф – Мистика». Один из разделов книги («Mythologumena»)был написан уже в эмиграции, и центральное место в нем отводитсярассмотрению мифологической природы романов Достоевского.В период работы над книгами «Борозды и Межи» и «Родное и вселенское»окончательно складывается историософская концепция И. Исходнымпунктомееможетбытьназванокатегорическоенеприятиетехиндивидуалистских и внерелигиозных форм культурного сознания, которыевозобладали в постренессансной европейской истории.
Главную опасностьэтих процессов И. видит в дезонтологизации культуры, в стремительнонарастающем ценностном релятивизме и духовной разобщенности людей,что закономерно влечет за собою оскудение живого чувства связи человека смиром и, как следствие, превращение культурного творчества в лишеннуювсяких твердых оснований и всякой бытийной достоверности форму«иллюзионизма».Причемонтологическоевозрождениекультурыивозвращение ее в лоно «соборности» мыслитель связывает не с реставрациейнормативно-авторитарной идеологии, а с возможностью небывалого синтезасверхличной традиции и личной свободы. Идея общечеловеческогопредания, свободно и ответственно воспринятого суверенной личностью, –своего рода аксиологическое ядро всего научного и художественногонаследия И.ОсвободительноедвижениевРоссииИ.поначалувоспринималсочувственно.
Однако реальное развитие событий начиная с октябрьскогопереворота 1917 года не соответствовало его историософским чаяниям. Впослереволюционные годы И. избирает политически лояльную позицию:работает в театральном отделе Наркомпроса, участвует в деятельностикомитета по охране памятников искусства. В 1920 году, в «санатории дляпереутомленных работников умственного труда», где соседом И.
оказался М.292Гершензон, рождается их знаменитая «Переписка из двух углов». Споря соппонентом, И. убежденно отстаивает непреходящую ценность историческойпамяти и культурной традиции, подчеркивая при этом сокровенное единствообщечеловеческого духовного опыта. «В глубине глубин, нам не досягаемой,– подчеркивает мыслитель, – все мы – одна система вселенскогокровообращения, питающая единое всечеловеческое сердце» (2; 288).В том же 1920 году И. с дочерью и сыном уезжает на Кавказ, затем в Баку,где становится профессором кафедры классической филологии в только чтооснованном университете. Авторские курсы, прочитанные И.
бакинскимстудентам, охватывают широкий круг тем от Античности до немецкогоромантизма и наследия Ницше.В 1922 - 24 годах И. читает курс поэтики, что становится поводом длясистематизации основных идей и наблюдений, касающихся генезиса поэзии,природы поэтического языка и внутренней организации художественнойречи.
Как следует из лекционных записей слушателя О.Г. Тер-Григоряна,проанализированных в рукописи рядом специалистов (Е. Эткинд, К. ЛаппоДанилевский и др.), методологической базой курса в значительной мереявляется историческая поэтика А.Н. Веселовского, однако в целом этовполне оригинальный свод важнейших филологических изысканий И.,существенное место в котором занимает полемика с потебнианскойконцепцией поэзии как «мышления образами» и с новейшими, тяготеющимик позитивизму теориями художественности. Заключительный раздел курсапосвящен проблемам стиховедения и, в частности, дискуссионным вопросампоэтической ритмики и эвфонии571.
Для понимания общей направленноститеоретико-литературных воззрений И. в начале бакинского периода такжевесьма значимой является статья «О новейших теоретических исканиях вобласти художественного слова» (1922). В ней дается краткий обзор ряда571См.: Вячеслав Иванов и вопросы поэтики. 1920-е годы // Эткинд Е. Там, внутри. О русской поэзии ХХвека. СПб., 1997; Лаппо-Данилевский К.Ю. Труды А.Н.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
