Диссертация (1098033), страница 58
Текст из файла (страница 58)
как теоретика искусстваможет быть названа книга «По Звездам» (1909), объединившая наиболеезначимые философско-эстетические работы за истекшее десятилетие. Кроме566Время заветов. Очерки… С. 139.Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977. С. 64.568О природе слова // Мандельштам О.Э. Полн. собр. соч. и писем… 2 т., С. 185.567283антиковедческих эссе, исследований о генезисе театра, о религиозноэстетических истоках культуры и т.д., сборник включает в себя статьи иочерки о творчестве отдельных писателей, дающие представление о процессеформирования историко-литературных воззрений И. Так, важнейшиммерилом в оценке наследия Ф. Шиллера становится дионисийство, в томспецифическом ракурсе, который был наиболее актуален для автора«Эллинскойрелигииидеалистическойстрадающегонаивностивбога».шиллеровскомПризнаваяэлементмиросозерцании,И.обнаруживает у поэта-классика доселе не отмеченное критиками, но гораздоболее существенное, чем идеализм, «дифирамбическое» начало, призванное,согласно чаяниям И., лечь в основу «всенародной» и «органической»культуры будущего (2; 40).В статье «Байрон и идея анархии», отразившей временное увлечение И.идеями так называемого «мистического анархизма», внимание заостряется натаящемсявдушепротиворечии…мятежногомеждупевца«мировойнародолюбцем-трибуномскорби»и«глубокоминдивидуалистом-сверхчеловеком» (2; 58).
К моменту написания своей последней поэмы«Остров, или Христианин и его товарищи» (ее рассмотрению в основномпосвящена статья) Байрон, по мнению И., «исчерпал поэтически свой пафосиндивидуализма», и желание «блага истинного» подсказало ему «едванарождавшуюся в мире мысль о возможности примирения личной воли иволи соборной в торжестве безвластия или безначалия» (2; 61). Драмагорделивой обособленности и субъективистской замкнутости творца передлицом вечных ценностей «общей жизни» станет предметом рассмотрения и внаписанной несколько десятилетий спустя статье «Лермонтов» (1958), гдехарактеристика исканий русского поэта отчасти перекликается с оценкойэволюции Байрона.
И. подчеркивает, что в отличие от Пушкина, которыйникогда не мог, да и не хотел всецело отождествиться с романтизмом,Лермонтов–«единственныйнастоящийромантик среди… русскихписателей». Он «вызвал из глубин своего я мир странно и почти угрожающе284отъединенный, как сумрачный замок посреди моря». Однако, убежден И.,«его внутренний человек был больше, чем романтический стихотворец…».
Инеслучайно «в спокойном и холодном свете реалистической прозы вЛермонтове неожиданно проявляется большой рассказчик, мастерскивладеющий… гармонически уравновешенным повествовательным стилем,острый наблюдатель жизни, знаток человеческого сердца» (4; 275).Существенное место в книге «По Звездам» отведено анализу творчестваПушкина, в писательском становлении которого И.
также усматриваеттесную связь с байронической проблематикой. Отмечая (в статье «О“Цыганах” Пушкина») исходную «зависимость пушкинской Музы от МузыБайрона», И. акцентирует внимание на тех элементах сюжета и стиля, вкоторых сказывается преодоление байронизма, и – следуя своей трагикодионисийской логике, – истолковывает это преодоление как «торжество хоранад утверждением уединенной воли» (2; 93). Основные обобщения при этомдаются в контексте полемики с интерпретациями поэмы, предложенными всвое время Белинским и Достоевским.
И. приходит к выводу, что «Цыганы»ознаменовалидляПушкинавступлениевпору«совершеннойхудожественной зрелости» и окончательное освобождение от «юношескихувлечений идеею отвлеченнаго индивидуализма» (2; 96). Статья «О“Цыганах”Пушкина»примечательна,крометого,пристальнойсосредоточенностью на особенностях фоники, звуковой стихии текста,которую И. мыслит первичной по отношению к сюжетному содержаниюпоэмы (эти филологические интуиции позднее получат развитие в статье «Кпроблеме звукообраза у Пушкина» (1930)).Из напряженной антиномии эстетической отрешенности и «соборного»единения, согласно И., вырастает и коллизия написанного гораздо позднеестихотворении Пушкина «Поэт и толпа» (первоначальное название –«Чернь»), где впервые, по мнению мыслителя, выражена «вся трагикаразрыва между художником нового времени и народом»: «певец отринулслово обще- и внешне-вразумительное… <…> Наступила пора, когда “мысль285изреченная” стала “ложью”» (2; 118).
Но катастрофичность этого фактапокрывается у И. надеждой, что «истинный символизм должен примиритьПоэта и Чернь в большом всенародном искусстве» (2; 120) (статья «Поэт иЧернь»). Весьма характерным для ивановской методологии анализа являетсяреализованное в данной статье стремление рассматривать художественныефеномены в контексте древней классической традиции, на фоне античныхобразцов. В данном случае таким «прецедентным» фоном оказываютсяязвительные «ямбы» Архилоха с их стилистическим тяготением к грубоватойрезкости и просторечию.
Память о том, что автор «Черни» выступает как быв маске древнегреческого поэта и «говорит в… древних иамбах, которыепрезирают быть справедливыми», – считает И., – лучшая защита от соблазнаотождествления гневливого пушкинского героя с самим Пушкиным (2; 116).Похожая стратегия анализа, возводящая явление к древне-классическимпрецедентам, впоследствии была применена И. к творчеству Достоевского иГоголя. Так, в статье «”Ревизор” Гоголя и комедия Аристофана» (1926)художественный метод русского писателя переносится из литературнокритического контекста середины XIX века в контекст «большого времени»(термин М. Бахтина) и сознательно выводится из традиционного сопряженияс проблематикой «натуральной школы», обличительного реализма исоциальной сатиры. Творение Гоголя-драматурга напрямую соотносится сфеноменом аттической комедии, что существенно меняет масштаб иэстетический ракурс рассмотрения (3; 53 – 59).
В оценке творчества ГоголяИ.заметнорасходитсякакс«демократической»критикойшколыБелинского, так и с возникшей в лоне модернизма экспрессивносубъективистской линией в гоголеведении (В. Розанов, А. Белый, В.Набоков). Стремясьиспользуетпостичьисторическуюбеспристрастия,присущейАверинцев)569.569Аверинцев С.С. Связь времен… С. 226.глубиннуюдистанциюсущностькакфилологу-классикуявления,«факторученыйбесстрастия,объективности»(С.286Если обращение к феномену Гоголя имело у И. эпизодический характер,то пушкинское наследие все время оставалось в сфере его непосредственныхинтересов, наряду с творчеством других наиболее значимых для негохудожников слова, его «вечных спутников»: Достоевского, Тютчева, Данте,Новалиса, Гёте, Гомера, Эсхила. Позднее, уже в эмиграции, И.
в двухстатьях, приуроченных к 100-летию смерти Пушкина, существенно углубит иконкретизирует свое понимание роли русского классика в историисловесности. В статье «Роман в стихах» (1937) исходным пунктом анализатворческой эволюции автора «Онегина» вновь станет сопоставление сБайроном, символизирующим принципиальную для И. точку отсчета всистемекоординатновоевропейскойдуховности.Вчислеважныхнаблюдений, которые делает И., особый вес имеет указание на то, что вхудожественном мире Пушкина уныние, отчаяние, «мировая скорбь»являются не сердцевиной авторского мироощущения, как у Байрона, а лишьодной из тем, одним из элементов поэтической картины действительности.Пушкин дорог И.
тем, что «его мерилами в оценке жизни, как и искусства,были не отвлеченные построения и не самодержавный произвол своего я, ноздравый смысл, простая человечность, добрый вкус… органическое и как быэллинское чувство меры и соответствия, в особенности же изумительнаяспособность непосредственного и безошибочного различения во всем –правды от лжи, существенного от случайного, действительного от мнимого»(4; 126 – 127). Вместе с тем И. был весьма далек от признания безусловногосозвучия своих эстетических представлений с художественным зрениемПушкина. Так, он не вполне принимает у последнего «”вольтерьянский”рационализм в поэтике», следы «арзамасского» влияния, недостаточнуюподчас (в сравнении с тем же Тютчевым) чувствительность к мерцающейнеоднозначности изображаемых явлений (4; 129). В статье «О “Цыганах”Пушкина» (1908) эти соображения И.
выражены наиболее отчетливо:«Пушкин, именно как сын XVIII века… убежден, что все в поэзии разрешимословесно. Из полного отсутствия сомнений в адекватности слова проистекает287живая смелость простодушной живописи. Часто кажется, что поэт вовсе неподозревает оттенков и осложнений. Что значат эти очень простые и скупыеслова и очень обычные, почти неестественно здоровые и румяные эпитеты?<…> И подчас как-то жутко становится от пушкинской ясности, отпушкинской быстроты» (2; 97).В статье «Два маяка» (1937) И. обобщает свои мысли и наблюдения,касающиеся Пушкина.
Указывая на идеалы красоты и святости как на дваважнейших духовных ориентира русского классика, И. склоняется к выводу,что по строгому счету Пушкин не может быть отнесен к разряду поэтовметафизического и теургического склада, однако в его творчествеимплицитно содержатся зерна подлинных метафизических прозрений,которые впоследствии в полной мере раскроются в произведенияхДостоевского (4; 147 – 158).После заграничной поездки 1912 – 1913 годов И. обосновывается вМоскве.Насменупышно-величавому,соттенкомкарнавальности,«царствованию» в символистской «башне» приходит пора строгой и трезвойсосредоточенности на исторических судьбах культуры («строгости большейи большей чистоты требует от меня жизнь», – запись в дневнике от 27 июня1909 года).
На этот период приходится тесное общение И. с виднымирелигиозными философами о. П. Флоренским, В. Эрном, будущимсвященником С. Булгаковым и др. Углубляется интерес И. к христианскомубогословию и к вопросу о церкви как живом организме соборного сознания.Созданные в это время работы составили книги «Борозды и Межи» (1916) и«Родное и вселенское» (1918). Как и сборник «По звездам», они выдержаны вфилософско-эссеистическом ключе и написаны характерным для И.риторически изукрашенным и несколько архаичным слогом, как быподчеркивающим определенную философскую «дистанцию» между злобойдня и высокой мыслью о глубинных исторических смыслах.
В новыхисследованиях И. продолжает размышлять об эстетической специфике288театрального действа, о сущности трагического, о путях возрождения«всенародной» культуры. Целый раздел в книге «Борозды и межи» отводитсямагистральной для И. теме «искусство и символизм». Ряд статей посвященанализу художественного миросозерцания и творческого развития отдельныхписателей. Продолжая основные линии ивановской мысли, эти текстыслужат дальнейшему раскрытию историко-литературной концепции ученогои мыслителя.Верный своим «теургическим» предпочтениям, И. убежденно отделяет«ассоциативный» и тяготеющий к «импрессионизму» метод лирики И.Анненского от возвещенного Тютчевым «реалистического символизма».ХудожественныеинтерпретируютсяисканияИ.каксоздателядрама«Кипарисового«личности,освободившейларца»своеиндивидуальное сознание… от уз устарелого бытового и религиозногоколлектива, но оказавшейся взаперти в себе самой…» (3; 326).