Диссертация (1098033), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Вейдле, как и егопредшественники-единомышленники в данном вопросе, большое значениепридавал тому особому качеству творческого сознания поэтов объективнойнаправленности, которое М. Кузмин называл «кларизмом», «прекраснойясностью»301. М.Л. Гаспаров позднее дифференцирует две ключевыхтенденции в русском модернизме 20 века как «парнасскую строгость» и«символистскую зыбкость».
Первая из названных тенденций исходит, помнению ученого, из «светского» понимания символики как риторическогоприема «многозначного иносказания», применимого к любому материалу;вторая – соотносится с «духовным» пониманием символики, прочносвязанным с религиозным осмыслением искусства302.В подобного рода наблюдениях и оценках действительно можно найтинемало замечательных интуиций, принципиально важных для пониманияконтравангардного вектора исканий в русской словесности 20 века. Наиболеесущественны в данной связи такие (засвидетельствованые специалистами)черты мышления поэтов-«неоклассиков», как онтологичность, своеобразныйлогоцентризм, подчеркнутая установка на конвенциональность, презумпциясообщаемости смыслов, внимание к объективному (т.е. реальному для всех, ане только для меня), а также воля к обузданию личного творческогопроизвола, гипертрофированного психологизма и непомерного разрастанияавторского «я».
Особенно важно то, что новая предметность («вещность»)художественного300зрениярасцениваласьнаиболеепроницательнымиСм. статью «О поэзии классической и романтической».См.: Вейдле В. Петербургская поэтика // Вопросы литературы. – 1990. – № 7. – с.108-127; Кузмин М. Опрекрасной ясности. Заметки о прозе // Аполлон.
1910. № 4. С. 5 – 10.302См.: Гаспаров М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Избр. статьи. М., 1995. С. 286 - 304.301171интерпретаторами не как механическое возвращение к прежней, «наивной»предметности домодернистского искусства, а как особая «намагниченность»точного, предметного значения слова, сообщающая ему небывалуюсмысловую емкость и плотность. Это позволяло думать об успешномусвоении акмеистами-«неоклассиками» (и тяготеющими к их линиитворцами) уроков символизма и, соответственно, о факте обогащающегосинтеза разных школ, а не только о тривиальном вытеснении «старого»«новым».Ивсежеприходитсяпризнать,что«неоклассицистическая»интерпретация антидекадентских и контравангардных тенденций, если мыполностью доверимся ей, грозит увести нас несколько в сторону отосмысления собственно неотрадиционального типа творческого сознания.Как известно, одно из главных свойств классического мышления – принципсмысловой самодостаточности текста, его тождественности самому себе.Правильно составленный текст, с этой точки зрения, как бы обеспечиваетзавершенность и сохранность смысла, являясь «гарантом» содержательнойопределенности сказанного.
Неклассическое мышление открывает эру«коммуникативного» и диалогического, интерсубъективного искусства;происходитзаметныйсмыслообразования303.сдвигТекст,вначинаясторонус«рецептивности»предромантизмапостепенноутрачивавший функцию надежного сосуда, сберегающего «готовый» смысл(процесс этот растянулся едва ли не на полтора столетия), на рубеже 19 – 20веков окончательно предстает как поле встречи нетождественных сознаний,совместно и как бы наощупь ищущих ту систему координат, в пространствекоторой автор и адресат могли бы совместить свои персональные «картинымира»304.
Причем на читателя (адресата) возлагается ответственная роль303См.: Тюпа В.И. Теория художественного дискурса // Теория литературы: в 2-х томах. Под ред. Н.Д.Тамарченко. Т. 1. М., 2004. С. 77 – 83, 101 – 106. Ср. у М. Гаспарова: «…так или иначе, вся поэтикамодернизма оказывается рассчитана на активное соучастие читателя: искусство чтения становится не менееважным, чем искусство писания…» (Русская поэзия серебряного века: 1990 – 1917. М., 1993. С. 17).304Следует отметить, что если исходная автономность сознаний и отсутствие готового общезначимого«шифра», гарантирующего взаимопонимание, - это общая ситуация для всех неклассических172завершителя, осуществителя смыслового события305.
Автор по-своемурискует, бросая звук «в архитектуру чужой души» (Мандельштам), иискомое согласие в этой ситуации вовсе не гарантировано.Выдвижение на ведущую роль концепта классичности невольно оттеснялона второй план те качества новой «объективной» словесности, которыезнаменовали собою ее подчеркнуто неклассический характер. А между темневниманиекэтимкачествамбылочреватонедостаточнояснымразличением постсимволистской и досимволистской ориентаций творчества,сближением,атоисмешениема)устремлений,нацеленныхнапродолжение/возрождение традиционно-классического мышления, и б)устремлений,преследующихцельнового,беспрецедентногосинтезаклассических и постклассических завоеваний словесного искусства.
Это визвестной мере давало повод для недифференцированного сведения в однорусло тех поэтов, которые прошли горнило модернистского обновления, итех, кто попытался воспротивиться этому обновлению или дистанцироватьсяот него306.Если внимательно всмотреться в описания «нового классицизма» и«петербургской поэтики», то среди множества верных и очень значимыххарактеристик мы не обнаружим, однако, некоторых весьма и весьмапринципиальных для постсимволистской формации (либо обнаружим их вкачестве второстепенных, высказываемых вскользь и между прочим). Аименно: за констатируемым почти всеми критиками отказом «новыхклассиков» от «туманного» мистицизма как-то теряется из виду, если невовсе исчезает, факт нового и достаточно глубокого интереса писателейвторого модернистского поколения к проблеме сверхличного, сакрального икоммуникантов (авторов и читателей), то взаимная устремленность к диалогу, ответственный ибескорыстный поиск точек соприкосновения – это отличительная черта именно носителей «конвергентногосознания» (В.
Тюпа).305Только при дивергентно ориентированном восприятии читатель делает это самочинно и произвольно, апри конвергентно (диалогически) направленном – старается учитывать интенции автора.306В исследованиях последних десятилетий та или иная степень близости к неоклассицизму констатируетсяу таких разных по своим устремлениям писателей, как Вяч. Иванов, Брюсов, Мандельштам, Ходасевич,Ахматова, Ю. Верховский, Н. Оцуп, Арс. Тарковский, И. Бродский и некоторых других.173абсолютного. За видимым тяготением к формальной стройности и строгостиписьма,клаконичности,дисциплинеиконвенциональномусамоограничению, почти не замеченными оказываются такие свойства, какнедосказанность,полисемия,антиномичность,амбивалентность,диалогическая разомкнутость значений. А ведь это как раз те черты, которыевсущностиделаютвозможнойнеклассическуюконвергенциюразноустремленных, но взаимодополнительных сознаний.
Господствовавшаядо недавнего времени традиция противопоставления символизма и акмеизмакосвенноспособствоваланедооценкеособогородасимволичности(аллюзивности) поэтического письма авторов постсимволистской формации,а главное – приводила к недостаточному осознанию роли того «размыканиясмысла» (в направлении другого сознания), которое принесли в литературусимволистыикотороебыловполноймереунаследовановсемикрупнейшими художниками 20 столетия307. Ведь именно это, ставшееэпохальным, освобождение художественного слова от тесных уз стабильнойнормативно-риторической конвенциональности, окончательное выведениеего из состояния монологического самотождества ознаменовало собоюрубеж классического и неклассического периодов в истории литературногосознания (хотя подготавливался этот сдвиг давно, задолго до символизма).Можно по-разному относиться к этой глобальной метаморфозе, изменившейглубинные парадигмальные основания творческой деятельности, но нельзяне признать, что именно эта метаморфоза впервые по-настоящему позволилапоставить вопрос об искусстве как о форме «конвергенции» свободных,суверенныхсубъектовикако«диалогесогласия»(М.Бахтин),предполагающем «сближение, но не слияние» разных «голосов» иразнонаправленных сознаний.308 (Ср.
с поразительно тонким замечанием О.Седаковой о том, что именно «автономность» в вещах и душах «освобождает307Расширительное понимание символизма предлагает, в частности, В.М. Толмачев (см.: О границахсимволизма // Вестник ПСТГУ: Филология. Философия. История. 2004.
№ 3. С. 247 – 267).308Бахтин М.М. Собр. соч. в 7 томах. Том 5. М., 1997. С. 364.174в них ”тягу к общему”»309. То есть, иными словами, стремиться к сближениюи согласию с другим (и другими) может только то, что само до концасвободно и суверенно; не говоря уже о том, что вообще возможность«другого» сознания, как самостоятельно избранного, личностного ракурсамировосприятия, по-настоящему открывается лишь при условии исходнойавтономии сознающего. «Символическим, как это ни удивительно, –продолжает Седакова, – может быть только автономное. При условиисвободы… только и может действовать… закон тяги к общему»310.)Оппозиция «классическое – романтическое» и идея «посюстороннего»искусстваКакбытамнибыло,устойчиваяоппозиция«классическое–романтическое», ставшая в разное время предметом углубленных раздумиймногих мыслителей и ученых – от Гёте и Гегеля до Вяч.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
