Диссертация (1098033), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Поэт стоял теперь передтрудной задачей превращения ”дикого” слова в новый ”нервный узел”мгновенновозникающихибезошибочнодейственныхлирическихассоциаций. (…) Высокое, трагическое, прекрасное не дано уже нормативно,но определяется исторически. Всякий раз оно должно быть увидено иутверждено художником»233.В пост-традиционалистский период (вплоть до конца XIX века, когда«классический» тип мышления окончательно сменился «неклассическим»)медленно, но неулонно совершается переход от «вариативности в пределахединой традиции» к «ориентации на существенно разные… линиикультурногопреемства»234.«нетрадиционного»постепенноРазграничениесменяется«традиционного»проблемойиразличенияразнообразных, гетерогенных элементов осваиваемого наследия.
Вопрос оналичии самого факта связи с прошлым уступает место вопросу оконкретной специфике этой связи. С другой стороны, инициированная232Там же. С. 119.Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1979. С. 13.234Есаулов И.А. Традиция в литературе // Введение в литературоведение. Под ред. Л.В. Чернец: 4-е изд. М.,2011. С. 578.233135романтиками дерзновенная практика продуманного пренебрежения каноном– словно по иронии судьбы – на глазах превращалась в «романтическийканон» (позднее он послужит основой авангардного подхода), включающий всебя такие атрибуты, как своеволие, индивидуализм, бунтарство, в качестветрадиционныхдляданноготипамышления.Проективныйикреативистский235 подход к наследованию мало-помалу заслоняет собоюпрежние императивы верности и послушания заветам прошлого.
«Золотое»равновесие пост-традиционалистской классики, на которое указываютвсвоих работах С. Аверинцев и А.В. Михайлов (см. выше), нарушается.Господствующим отношением к наследию веков – независимо от мерыфактической связи с ним – становится критицизм, отталкивание, пафоспреодоления. Однако традициональное мышление не исчезает из жизникультуры; трансформируясь, оно ищет новые пути исторической реализации.Некоторые обобщенияВ пост-традиционалистские эпохи (начиная с романтизма) совершается неисчезновение или тривиальное уничтожение традициональной ментальности,а гораздо более сложный и разнонаправленный процесс. Вторичные еесвойства (авторитарность, нормативность и т.п.) теряют органичность,вступают в конфликт с новыми веяниями и интуициями и в конце концовобнаруживают свою несовместимость с постклассическим – свободным иперсоналистичным – пониманием творчества.
Первичные же (сущностные)интенции(онтологизм,жизнеприятие,смыслоцентричность,пафосответственности и т.д.) включаются в сложное взаимодействие с ментальнокоммуникативнымиустремленияминовейшихэпох,претерпеваютразнообразные метаморфозы и обретают новую жизнь в неклассическихформахкультуры.Отсюдаоткрываетсявозможностьрассматриватьнеотрадиционализм как неклассическую модификацию традициональногосознания.235Период с конца XVIII века до постсимволистского размежевания 1910-х годов В.
Тюпа называет эпохойкреативизма.136Параграф 2. 2. Проблема традиции в неклассическом искусстве.Поляризация творческого сознания в русском постсимволизмеПри всех разногласиях в вопросе о систематизации литературных явленийминувшего века большинство специалистов на сегодня так или иначесходятся в убеждении, что рубеж XIX – XX столетий в Европе и в Россиистал также рубежом, обозначившим завершение эпохи классическойхудожественностиклассического)иначалоискусствапериодаслова.неклассическогоЭпохальное(илитворческоепост-сознаниерешительно и необратимо выходит в это время из веками существовавшихпарадигматическихрамок236.Традиционныеиерархии,начинаяспредромантизма постепенно терявшие свою непререкаемую внешнююавторитетность, отныне бесповоротно утрачивают не только нормативнуюобщеобязательность, но и конвенциональную общезначимость, – сколь бытвердой ни была решимость отдельных творцов сохранить верностьосвященным преданием устоям и ориентирам.
«Долгое время казалось, –замечает В.М. Толмачев, – что разного рода катастрофические предчувствия,перенесенныевобластьлитературы…неболеечемнаваждениеартистической богемы. Ее представители были достаточно малочисленны посравнению с представителями академического, официозного, наивнобытописательного, развлекательного искусства. <…> Тем не менее открытоеими ощущение неустойчивости, хрупкости, а то и фальши традиционных длявторой половины XIX в.
форм культуры и быта… было ”подтверждено”катастрофойПервоймировой(или”великой”,какееназывалисовременники) войны. Война подытожила в культуре то, что задолго до нееносилось в воздухе…».237236Массовая литература, в любую эпоху количественно преобладающая и составляющая инерционное полесловесности, в данном случае не берется в расчет.237Толмачев В.М. Рубеж XIX – XX веков как историко-литературное и культурологическое понятие //Зарубежная литература конца XIX – начала XX века: В 2 т.
М., 2007. Т. 1, С. 6. Процитированные словаотносятся к общеевропейскому культурному процессу. Применительно к российским реалиям сказанное омировой войне можно распространить и на революцию.137Вспектрементальногоразноречивыхпереворота,историческихкакправило,оценоксвершившегосяпреобладалиполярнопротивоположные. Одними он воспринимался как гибельное крушение всехценностных оснований культуры, другими – как долгожданное преображениелика мира, открывающее головокружительные перспективы. Негромкие,разрозненные голоса мыслителей и поэтов, воспринявших откровениенебывалой свободы238 как призыв к новой, небывалой ответственности, былиедва слышны и не многими принимались всерьез.На рубеже столетий, в результате окончательного крушения прежней,«морально-риторической» (А.В. Михайлов) картины мира, бытие сновапредстало в облике устрашающего Хаоса.
И в этих условиях одни предпочли«упоение гибелью», другие попытались «не заметить» никаких метаморфоз ипродолжать мыслить в докризисных категориях, третьи вознамерилисьобезвредить и подчинить Хаос посредством новых нормативистскихдоктрин239, а кто-то, признавая очевидность необратимого «тектонического»сдвига в культурном сознании, продолжал верить в божественную гармониюмиропорядка и прозревать ее в реальности как некую изначальную инеуничтожимую сущность бытия. (Осенью 1909 года А.
Блок записал вдневнике: «Хорошим художником я признаю лишь того, кто из данногохаоса <...> творит космос»240 (позднее эта мысль будет развита в его докладе«О назначении поэта»).)При этом крупнейшие отечественные философы рубежа веков (Л. Шестов,Н. Бердяев, В. Эрн и др.), каждый по-своему, обращали внимание на то, чтокатастрофический238оползеньпривычных,«невозмутимых»аксиомПройдет совсем немного времени, и только что обретенная неклассическая свобода будет стиснута всоветской России стальным обручем официальной идеологии. (В.
Тюпа: «Свобода и ответственность –неотъемлемые характеристики человеческого присутствия в мире: свобода без ответственности – этопроизвол тирана, ответственность без свободы – это бесправие жертвы. Однако ХХ столетие драматическиих развело…» (Тюпа В.И. Литература и ментальность. М., 2008. С. 184).239«…в соцреализме, в отличие от мучительного, пугающего, сумбурного хаоса модернизма, вновьвоцарялся космос. Космос даже не нормативный, а скорее директивный. Космос, убивающий ищущуюмысль и не допускающий отступления от канона» (Лейдерман Н., Липовецкий М.
Жизнь после смерти… //Новый мир, 1993, №7. С. 163).240Блок А.А. Полн. собр. соч. и писем в 20-и томах. Т. 8. М., 2010. С. 160.138европейской культуры с новой силой и предельной остротой обнажилглубинные корни, истинные «начала» и «концы» человеческого бытия.Удивительнымиобуржуазившейсянепредсказуемымцивилизацииобразомпо-своему«девальвациявернулаценностейЕвропукхристианству»241, но не как к благополучной теократической гармонии, а какк изначальной проблеме свободного выбора между служением Высшему иотданием себя на растерзание страстям и стихиям мира сего.Как бы там ни было, всякая приверженность традиции с этих порокончательно становится личным выбором писателя, возможностью средидругих возможностей, приобретает статус дерзновенного почина и поступка,так как не является больше самоочевидной, всеми признаваемой ценностью исоциокультурным императивом (начало такому положению вещей былоположено уже в романтизме).
Объективно-исторически складываласьситуация, когда простой, линейный возврат к старой классичности, простаяреставрация канона становились весьма затруднительны (если вообщевозможны) без ущерба для внутренней органики творчества242. Культурабыла необратимо отпущена на волю243, и отныне ее регулятивные рычаги,«скрепы» приходилось искать не иначе как изнутри этой небывалой свободы.Разумется, этот «тектонический сдвиг» не мог совершиться в одночасье.Антиклассические,поначалунеконтртрадиционистскиестольконабеспощадноеинтенции,направленныеуничтожениетрадиционногоценностного тезауруса, сколько на его расширение и обновление, постепенновызревали в отечественной (и, с некоторым опережением, в европейской)словесности на протяжении всего XIX века.
Русский символизм, покончив срационалистически тесной привязкой слова к значению (главным оплотом241Толмачев В.М. Указ. соч. С. 8.Данное утверждение относится к эпохальному литературному сознанию, взятому как целое, и, конечно,не исключает инициируемых отдельными писателями и литературными фракциями попытоквозродить/продолжить классическую традицию в её домодернистской модификации либо подвергнутьискусство слова вторичной нормативизации по образцу классицизма (см. об этом ниже).243Ср. с представлением О. Мандельштама (эссе «Скрябин и христианство») о художнике как о«вольноотпущеннике» (Мандельштам О.Э. Полн.