Диссертация (1144866), страница 43
Текст из файла (страница 43)
установлено негласное наблюдение за капитаном 2-го стрелкового полка И.Ф. Грудзинским, как подозреваемым в военномшпионстве в пользу Румынии…»5.1Там же, Д. 38 Л.Ш (1912 год). Л. 6.Там же, Ф. 217. Оп. 1 Д. 593. Л. 23. Д. 594. Л. 6-7.3Там же.4Там же, Ф. 102. Оп. 316. Д. 38 Л.Р (1913 год).
Л. 4.5Там же, Л. 10.2193Вместе с упоминанием о роли румынской разведки, констатирующим лишьфакт ее посильного участия в изучении русской военной организации, с 1908 по1913 г. все чаще стали поступать тревожные сообщения о намерениях и реальныхшагах военного ведомства Турции заполучить информацию об армейских приготовлениях на юге Российской империи.
Наместник Николая II на Кавказе 16 апреля 1908 г. уведомил Департамент полиции МВД, что несколько дней тому назадтурецкий вице-консул в Карсе Гасан-Бей принял из Константинополя шифрованную телеграмму, в которой ему предложено «во что бы то ни стало приобрестивоенную карту крепости Карс и ее окрестностей» 1.Первое описание политической фигуры Гасан Бея и шпионской составляющей в его дипломатической работе находим в работе В.М.
Гиленсена 2. Сказав наэту тему все, он не остановился на подробностях агентурной разработки турецкого вице-консула. Между тем, ставшие доступными нам архивные материалы, позволили восполнить образовавшийся научный пробел.Озабоченное неоднократными поездками на велосипеде Гасан-Бея к крепостной эспланаде Карской крепости, руководство кавказского районного охранного отделения взяло его в агентурную разработку. 7 декабря 1912 г.
заведующийсекретной агентурой в Турции доносил начальнику Особого отдела Департаментаполиции МВД полковнику А.М. Еремину о преступной деятельности дипломата.Из «Сводки агентурных сведений по Тифлису за январь 1912 г.», составленнойсекретным сотрудником «Компасом», следует, что турецкий генеральный консул«усиленно занимается панисламистской пропагандой и собиранием сведений о…русских войсках на Кавказе, о мобилизации, как на Кавказе, так и в пределахвнутренней России»3.По данным чиновника для пограничных сношений при наместнике царя наКавказе действительного статского советника Кохановского от 7 сентября 1909 г.разведку против России ведет некий Али-Бей (под этим именем скрывался швей1Там же, Д.
38 Л.З (1908 год). Л. 1.Гиленсен В.М. «Осиные гнезда» под консульской крышей. Турецкий шпионаж в Закавказье и русская контрразведка перед первой мировой войной. С. 55-56.3ГАРФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 38 Л.Е (1912 год). Л. 6, 9.2194царский подданный А.Ф. Лагранж). Числясь капитаном турецкого Генштаба и являясь тайным агентом у англичан, он призван наблюдать за действиями русскойармии на Кавказе, в Мерве и Кушке 1. В это же время с целью военной разведки наюге России находились офицеры турецкой армии Юнберт Бей и Ниазим Бей 2.Как следует из проанализированного нами рапорта капитана Н.
Адатова(офицера, состоящего в распоряжении главнокомандующего войсками Кавказского военного округа) от 12 апреля 1910 г. № 5 на имя окружного генералквартирмейстера турецкое генеральное консульство в Батуме получает сведения орусских войсках. Единственным их поставщиком является агент мулла КадырЭффенди-Элемдар-Задэ – переводчик в русских мусульманских частях, расположенных в Кутаисской губернии 3.В 1910 г. уже тифлисский полицмейстер доносил в 4-е делопроизводство(контрразведка) Департамента полиции МВД о том, что в Тифлисе взят под наружное наблюдение турецкий офицер Али-Тефик-Эффенди, подозреваемый всборе военных сведений4.Судя по изученным нами донесениям агентуры начальника контрразведывательного отделения штаба войск Виленского военного округа ротмистраВ.В.
Беловодского от 12 ноября 1912 г. в Одессе и других городах России нектоМасум Рузаев – «военный турецкий шпион» – «старался заводить знакомство снижними чинами штабов и военных управлений, угощал писарей водкой, ввидучего за ним было установлено наблюдение»5.Заключая главу, остановимся на ключевых выводах. Русско-японская войнаобнаружила ряд малоизвестных военно-криминальных феноменов (ставших еенеотъемлемой специфической частью). К ним диссертант отнес практику японского шпионажа; практику «утечки» военно-значимых (в том числе военно-1Там же, Д. 38 Л.Е (1909 год). Л. 7, 8.Там же, Л.
10.3Там же, Д. 38 Л.Е (1910 год). Л. 9-10.4Там же, Л. 11.5Там же, Д. 38 Л.Г (1912 год). Л. 38.2195секретных) сведений о сухопутных армиях и кораблях флота со страниц периодических изданий; практику утраты военных секретов по вине военнослужащих.Став предпосылками формирования в послевоенной России качественнонового (многокомпонентного) механизма защиты военной организации, названные практики явились сильным импульсом для кардинального пересмотра концепции ее безопасности.
Реформаторам предстояло извлечь уроки из Русскояпонской войны, во-первых, для подробного изучения масштабов, приемов и результатов деятельности японских шпионов с целью создания контрразведывательных органов в системе государственного власти. Во-вторых, следовало задуматься о целесообразности введения практики всеармейской пропаганды контршпионских знаний. В-третьих, необходимо было уравнять (сбалансировать) значимость внутренних интересов государства и его внешних приоритетов (в областивоенной безопасности), привлекая тем самым широкие агентурные возможностиДепартамента полиции МВД к делу борьбы со шпионами.
И, в-четвертых, долженбыл быть учтен успешный опыт законодательного обеспечения (на всероссийскоми региональном уровнях управления) уязвимых сторон в организации борьбы сразличными проявлениями азиатского (иностранного) шпионажа.После окончания Русско-японской войны Япония, не удовлетворилась условиями Портсмутского мирного договора и с не меньшей интенсивностью продолжила обстоятельное изучение оборонительного потенциала своего недавнегопротивника. Однако интерес этот характеризовался не только напористостью, нои явно выраженной избирательностью. Интересуясь состоянием боеготовностивосточных рубежей, японцы не проявляли чрезмерного любопытства к экономической и, тем более, военно-промышленной сфере центральной России.
Хотяименно она была призвана сыграть ведущую роль в воссоздании русского флота,особенно той его части, которая будет способна конкурировать с японской монополией на Тихом океане. Такой подход свидетельствовал не столько о военнополитической недальновидности официального Токио, сколько о неготовностималомощной державы повторно ввязываться в войну против потенциально болеесильного и наращивавшего свои вооруженные силы соперника.196Между тем Япония не отказывалась от своих притязаний на русские владения Дальнего Востока (и частично, Восточной Сибири) в случае успешного локального военного конфликта за эти земли. Именно к такому соображению приводит сопоставление милитаристских амбиций японского руководства и радиусаразведывательной активности его разведки, совпадавшего с внешними контурамидальневосточной и, в меньшей степени сибирской, окраины России.В угоду внешнеполитическим интерпретациям, с 1906 по 1910 г.
(т. е. до наступления первых признаков «оттепели» в японо-российской дипломатии) японцы вели поступательное и детальное изучение близлежащих российских территорий в разведывательном отношении. А с 1910 г. и до начала Первой мировой войны эти усилия были минимизированы и деятельность японской разведки началаносить умеренный характер.Китайская разведка, по образцу японцев, представляла собой закрытое длявнешнего мира и самодостаточное профессиональное сообщество. Функционируяв различных регионах России, его шпионы предпочитали не прибегать к содействию местного населения, снижая тем самым риск своего разоблачения и раскрытия локальной организации (резидентуры), в которой они действовали.Китайский шпионаж, в большинстве своем, характеризовался двигательнойактивностью.
В противовес японцам, которые вели «оседлый образ жизни в профессии», китайские военные делали ставку на бесчисленные перемещения своихсоотечественников. Практиковавшаяся ими непредсказуемая и хаотичная сменанаселенных пунктов (мест ночлега или жительства) создавала благоприятные условия для легендированного, длительного, безопасного и результативного ведения визуальной (как правило, топографической) разведки китайскими шпионами.Такой алгоритм сбора разведывательных данных о противнике, не имевшийаналогов во всеобщей истории шпионажа (в обстановке мира), не предусматривалсоздание статичной, глубоко осевшей (законспирированной), долговременной,разветвленной и, что немаловажно «реальной», шпионской сети на всей протяженности России.
Особенность «китайского стандарта» заключалась в попыткеорганизовать немногочисленную, динамичную, обезличенную и, скорее, «вирту-197альную» сеть мобильных резидентур, решающих разнородные тактические задачив широком географическом диапазоне своей деятельности. Однако охватитьбольшую часть России такими шпионскими организациями (группами) в непродолжительный межвоенный период китайцам так и не удалось.Афганская разведка вела сбор военных данных о России, прибегая к сетевым возможностям своей агентуры (в определенное время и на конкретном участке южной обороны русских). Аргументом тому является не только значительный(и, частично, квалифицированный) агентурный ресурс, занятый опосредованноили непосредственно в шпионаже, но и наличие внутри сети коммуникативнопрофессиональных связей (между агентами, между агентами и их осведомителями из военной среды).На закате столетней истории своего сосуществования в составе Российскойимперии, Финляндское княжество превратилось в территориальную единицу, неподконтрольную русской администрации и не подчинявшуюся общеимперскомууголовному законодательству.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
