Диссертация (1144866), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Иностранное шпионство // Туркестанская военная газета.25 января 1913. № 736. С. 1; С.В. Т-ий. «Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами» // Туркестанская военная газета. 9 октября 1913. № 824. С. 1.3Смирнов К. Военный секрет и военное шпионство // Русский инвалид. 14 июня 1908.№ 130. С. 5; Далинский. Военные секреты // Разведчик. 1911. № 1088. С. 556-557.80печатных материалов, в числе сожженных не оказались сотни экземпляров законопроектов по военному и морскому ведомству с пометкой «Секретно» 1.Похожая практика наблюдалась и в Госсовете. При рассмотрении военносекретных вопросов, его члены не отличались аккуратным обращением с особоважными сведениями.
Их озвучивали с разных парламентских трибун, обсуждалив кулуарах, выносили из стен Мариинского дворца.Неурегулированность понятия «государственная тайна» в стране и обществепорождала правовую инфантильность в военной, журналистской и политическойсреде. Следствием профессиональной беспечности, а точнее всеобщего и индивидуального безразличия к учету государственных интересов, стало возникновениеблагоприятных условий для многолетней, эффективной и трудно обнаруживаемойразведывательной деятельности иностранных шпионов и их сообщников;– отсутствие режима сбережения служебных сведений (государственныхтайн) в Совете министров.
Несформированность внутреннего регламента защитыправительственного документооборота, привели к практике регулярной утратыинформации из журналов заседаний правительства. Похищенные сведения сталипубликоваться на регулярной основе в крупных печатных изданиях страны;– устойчивое игнорирование официальным Санкт-Петербургом отечественного и международного опыта организации борьбы с иностранным шпионажем,а также непризнание этого явления опасным государственным преступлением(распространенным и в России), не знающим естественных препятствий и искусственных границ.
Невыработанность четкой и своевременной позиции была обусловлена ситуативно-политической близорукостью отдельных высокопоставленных сановников (отсутствием стремления к квалифицированной и своевременнойдиагностике скрытых угроз), косностью и несостоятельностью ряда генералов иадмиралов, непосвещенностью в проблему шпионажа царя;– потеря полезного послевоенного времени (последняя четверть 1905 г.,1906 и 1907 гг. прошли напрасно с точки зрения поиска действенных механизмов1РГИА. Ф.
1278. Оп. 2. Д. 3204. Л. 12, 15, 25-26, 82-85. Д. 1157. Л. 10, 13.81обеспечения защищенности разрабатываемых и реализуемых военных реформ,военной (морской), военно-промышленной и политической сферы);– неравномерное восприятие актуальных и потенциальных угроз военнойбезопасности России. Если до первой российской революции внешние вызовыбыли не распознаны, то после ее завершения и позже уже идентифицированнымугрозам извне не придали сколько-нибудь серьезного значения. Высшее жандармско-полицейское начальство, озадаченное подавлением протестных настроений вгосударстве, полагало, что между защитой его внешних военных устоев и охранением внутренних основ знак равенства ставить недопустимо. Делая категоричныйвыбор в пользу немедленной и окончательной ликвидации видимых и исторически предопределенных уголовно-политических преступлений, «силовики» преуменьшали степень опасности неочевидной преступности (военного шпионажа).Складывавшаяся фактическая практика «попутного» и не всегда инициативного обнаружения шпионов не имела ничего общего с желаемой энергичнойдеятельностью по выявлению, агентурному сопровождению и успешному разоблачению (разобщению) военных преступников (преступных групп и организаций), посягающих на приоритетные интересы военной безопасности России;– редкие примеры становления региональных систем (или подсистем) военной безопасности (в Приамурском крае).
В отличие от предложения директораДепартамента полиции МВД М.И. Трусевича об организации коллективной борьбы со шпионами во всероссийском масштабе (22 июня 1908 г.) и работы межведомственных комиссий по созданию контрразведки (1908, 1910 г.), давших желаемый результат лишь к середине 1911 г., укрепление защищенности Приамурского генерал-губернаторства произошло несколько раньше. Вышедшие в начале1909 г. обязательное постановление, и менее чем через полтора года, региональный закон по борьбе со шпионами стали прочной юридической основой для профилактики и предотвращения внешних вызовов на Дальнем Востоке и разработкипоследующих правовых актов в Приамурье.МестныечиновникиП.Ф.
Унтербергер)первыми(вчастности,приамурскийидентифицировалигенерал-губернаторвнешниевоенныеугро-82зы/опасности и ратовали за построение региональных систем противодействияим. Складывавшийся стандарт послевоенной безопасности России приобретал всеболее децентрализованный локально-оборонительный характер. Сдерживать роствоенно-шпионской преступности было легче, находясь в непосредственной близости к ней.
Центр организации СМПУ постепенно перемещался из главного города страны на ее окраины, а соответствующие полномочия сосредотачивались вкомпетенции местных властей;на стадии зарождения и становления системы безопасности (июнь 1911 г.- 1 августа 1914 г.):– не сложившиеся условия и предпосылки для возникновения шпиономаниив России. Согласно традиционным представлениям, отсутствие этого массовогосоциально-психологического состояния свидетельствует о психической стабильности любой страны (и психическом здоровье социума). Однако российское государство начала ХХ в., включившееся во мировую гонку вооружений, не могло довольствоваться единственным и несовершенным средством защиты своих оборонных интересов – службой контрразведки.
Ощущалась потребность в дополнительных рычагах сдерживания натиска иностранных спецслужб.Результаты архивно-поисковой работы показали, что именно всеобщая бдительность к подозрительным личностям (криминальным и военно-криминальнымэлементам) со стороны общества и военнослужащих могла стать дополнительнымпрепятствием на пути государственных преступников1. Контрразведывательноепротиводействие им посредством предполагаемого целевого единства специальных органов и населения должно было приобрести управляемые формы. Процессу выявления шпионов необходим был механизм государственного контроля, регулирующий его силу, масштабы, временные и территориальные рамки. Однако впредвоенные годы «умеренной шпиономании», как дополнительному препятст1Эпизодичные проявления межвоенной шпиономании (индивидуально-инициативноеинформирование гражданскими лицами жандармов о предполагаемых шпионах и проявлениябдительности в войсках) фиксировались в ходе организации сдерживания иностранного шпионажа в Варшавском военном округе.
См., напр.: ГАРФ. Ф. 215. Оп. 1. Д. 472. Л. 3; Ф. 222. Оп. 1.Д. 897. Л. 1. Д. 907. Л. 1. Д. 927. Л. 3.83вию затруднявшему работу шпионов, не суждено было возникнуть во всероссийском масштабе. Хотя в отдельных районах страны – в расположенных на переднем крае западной обороны Варшавском и Виленском военных округах (в пределах Варшавской и Ковненской крепостей) – локальные проявления шпиономаниине просто отмечались, они были объективной необходимостью.Несмотря на признание данного опыта положительным, практика «крепостной шпиономании» так и не сложилась в других крепостях Варшавского и Виленского войсковых объединений.
Как собственно она не возникла и в остальных пограничных/приграничных военных округах России. Поэтому такие форпосты как,например, Згерж, Ивангород, Новогеоргиевск, Осовец (Варшавский военный округ), Кронштадт (Петербургский военный округ), Карс (Кавказский военный округ) и др., остались без активного контрразведывательного сопровождения.Следствием несформированной «умеренной шпиономании», как инициативной фазы выявления потенциальных агентов противника, являлся оборонительный характер складывавшейся в государстве системы военной безопасности.К ее слабым сторонам относились следующие:- незрелость (отсутствие специальных теоретических познаний и практического опыта) военной контрразведки в искусстве прогнозирования криминогенной ситуации (по линии разведывательного вмешательства извне); неумение связать ее возможное оздоровление с недостающим в модели безопасности компонентом – «умеренной шпиономанией»; несклонность к принятию нестандартных,но обстановочно-верных решений;- необоснованная абсолютная засекреченность организации деятельности(военной и морской1) контрразведки (речь идет только об отсутствии таких внешних атрибутов как официальное наименование и адрес) и обусловленная этим невозможность содействия ей со стороны патриотически настроенной и политически лояльной части российского общества;1Перед началом Первой мировой войны экспериментальное отделение морской разведки/контрразведки так и не было реорганизовано в подразделение, выполняющее исключительнофункцию борьбы со шпионами.84- боязнь своевременного и квалифицированного пресечения военношпионских намерений и преступлений иностранцев: дисбаланс между юридической допустимостью (правомерностью), оперативной практикой и межведомственными разночтениями (допустим, противоречивость во взглядах глав и аппаратов МВД и МИД на проблему преследования иностранных подданных, подозреваемых в сборе военно-значимых сведений о России);- не сложившаяся судебная практика по военно-шпионским преступленияминостранных (главным образом, японских, китайских и корейских) подданных,например, в учреждениях Иркутского судебного округа 1 или недостаточная строгость выносимых им судебных приговоров в масштабах остальных судебных округов (вплоть до середины 1912 г.).Причина невысокой функциональности формировавшейся СМПУ ВБР заключалась и в индивидуальной неготовности широкой и разнородной социальносословной среды по собственному желанию и на своем месте препятствоватьшпионажу.