Диссертация (1102223), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Вначале автор отмечает способность Муси, как и любогоребенка,удивлятьсячудесамокружающегомира,которые,привыкая,перестают замечать взрослые, затем — потребность наблюдать и размышлятьнад происходящим и поведением окружающих ее людей. Жизнь вокруг —источник радости и выдумки, игры и чудесных явлений. Природа вещей, иходухотворение, как часть игры, присуща героине: «Подойдешь к деревянномуящику, положишь подбородок на рампу, и перед глазами мгновенно оживет изадвигается придуманный мир» (Вега, БА, 83: 67).
А в шубке, подареннойдочери дворника Кривандульке, когда Мусе она стала мала, она видит своевторое «я», прошлое, отошедшее, канувшее в вечность: «В эту шубку,помнившую маму, туннели сугробов и синий воздух Сибири; помнившуюдевять суток в поезде <…> вошла придуманная девочка и заковыляла накривых ногах <…> Значит, какой-то Муси больше нет» (Вега, БА, 82: 46).Через игру происходит ее познание мира. Тем более, что она сама осознает себяребенком, а значит способна играть и игрой замещать мир вокруг: «Маленькойона будет, наверное, всегда.
Говорят, у нее есть “полудвоюродные” братья и469Достоевский Ф. М. Дневник писателя. М., 2010. С. 225.177сестры, им по восемь и по десять лет, и про них все еще говорят “маленькие”»(Вега, БА, 83: 64).Но реальный мир преподносит свои недетские уроки. Обмен крестами сновой подружкой, кузиной Ирой, «потряс ее своим простым великолепием<…> Она бросилась в открытую перед ней дружбу, как бросаются в море страмплина, взмахнув руками, летя головой вперед».
Новые слова «Навсегда» и«Все пополам», сказанные при клятве в дружбе, «стали для нее символом веры»(Вега, БА, 86: 38). Но тут же через несколько дней происходит первая встреча сизменой. Хотя не только детские размолвки ранят ее сердце. Взрослые такжеспособны на это: «У нее, еще с зимы, был припрятан хвостик от горностая, откоторого слабо пахло мандарином. Московская тетя Лиза жила в том хвостике,а от новой, той, которая отвернулась и все забыла, ей ничего не хотелось иметьни на память, ни в памяти» (Вега, БА, 87: 60).Любопытно восприятие героиней Веги Москвы и Петербурга. Выше, впредыдущей главе данного исследования, уже отмечалось влияние, оказанноена Вегу ее родным городом на Неве.
Для нее Петербург — промозглый,изжелта-сивый, печальный. Москва же, хотя и зимняя, но радостная: «О жизньмосковская, дни московские, морозно-розовые, с ярким солнцем, как непохожи вы на петербургские, прокатившиеся серыми бусами в пустоту» (Вега,БА, 85: 58). Однако «несмотря на всю свою прелесть и праздничность, Москваи московская жизнь были ненастоящими.
Пестрые веселые лоскутья, многосинего, розового, ярко-зеленого, сахарно-белого <…> как бы ни было хорошо вМоскве, но это был праздник, елка, именины» (Вега, БА, 86: 37-38). Повозвращении домой в Петербург Мусю «охватил тот ужас разлуки и почти чтопотери, которого она не ощутила, покидая Петербург для Москвы» (Вега, БА,87: 62).178Несомненно, что в те не столь уж далекие времена, когда не былосовременных технологий, интернета, телевидения и кинематографа, оченьчасто первым художественным потрясением являлась сцена, театр.
Адомашний театр в собственной постановке являлся квинтэссенцией творческихустремлений одаренного ребенка470. Но быть может лишь поэтически-одаренного? Либо виной тому близость к театральным подмосткам, что наводятгероиню Веги на мысль о таком театре? «Надо сочинять самой», и Мусястарательно выводит: «Евгения. Пьеса Марии Николаевны Ясинцевой», но витоге все переходит в «те два слова, которые послужат разрешением всех задач<…> “Камедия Делярте”», в полную и неопределенную импровизацию (Вега,БА, 85: 64-66). Вспоминая собственное детство, будущий солист Большоготеатра Д. Смирнов уточняет с определенной долей сарказма, что он не проявлялособых устремлений к музыкальной карьере: «В мемуарах — музыкантов,художников, артистов — мне не раз приходилось читать, что свои таланты ониначали проявлять чуть ли не с пеленок. Художники еще в младенческомвозрасте чертили какие-то необычайные каракули, ярко отличающиеся откаракулей других детей; будущие музыканты, еще сидя на руках у няни, в чемто уже выражали свою музыкальность и т.
д. Ничего похожего со мной небыло»471. А театральный мир в глазах героя книги Газданов — взрослый, яркий,чужой и даже чуждый: «Далекое детство вспомнилось ему <…> Так в давние,безвозвратные времена он слышал из детской, как мать возвращалась из театра,из такого чужого и блестящего мира бархатных лож и люстр, неузнаваемая ввечернем платье, нарядная и почти чужая женщина, непохожая на всегдашнююмаму»472.470471472Ср.: Вега М. Бродячий ангел // Возрождение.
1959. № 85. С. 66-70; Наваль В. Картинки из жизни ВерочкиМорской. Харбин: изд-во М.В. Зайцева, 1938. С. 51-52; Прегель С. Мое детство. Том II. 1973. С. 9.Смирнов Д. Воспоминания // Возрождение. 1952. № 20. С. 77.Газданов Г. История одного путешествия. Париж: Дом Книги, 1938. С. 110.179Но все же писательское призвание, его неизбежность, очевидны («Я хочубыть совсем одна и думать…» (Вега, БА, 87: 57))473.
У Муси это выглядит еще икак страстное желание иметь свой собственный письменный стол: «А потом,потом, когда вырастет!.. Сама напишет тысячи книг, и выдумает свои города,свои сады, и тогда уже совсем не надо никого <…> Хорошо бы еще иписьменный стол… Чтобы сесть перед ним, грызя конец карандаша, зажечьлампу и писать… Был бы такой стол, она сразу знала бы, что выдумать набумаге… Писатель должен иметь письменный стол, иначе как же ему быть?»(Вега, БА, 88: 36). Стол появился, а чуть позднее появились и стихи: «Стол и тапытка поэтических потуг, на которые он ее обрек, входили тесными звеньями встрашный вечер первого приезда матери, это и было главным пятном света нациферблате времени» (Вега, БА, 91: 80).
Желание стать писателем прочновходит в сознание героини, и когда в сказочном пруду она видит Ведьму,которой можно загадать свои сокровенные желания, то Муся готовапожертвовать для этого единственным кольцом: «Ведьма, пожалуйста, милаяведьма, послушайте! У меня есть бабушка, — она карлик, и волшебное кольцо!Вот я пришла, чтобы два желанья <…> Вот, пожалуйста, я загадываю: чтобымоя мама за мною приехала, это — раз. И чтобы я очень хорошо писала книги.Это — два» (Вега, БА, 88: 42) 474 . Интересную трактовку детских «видений»предлагает Б.
Вышеславцев. «Страшилки», которые видятся детям (Баба-Яга,лешие, ведьмы), по Вышеславцеву, разбуженные няньками образы, «дремавшиев душе, в народной душе с незапамятных времен. И эти образы космическогобессознательного связаны с родной землей, с родными лесами, болотами,оврагами, омутами… Только в русском доме может появиться “домовой”.
Впарижской квартире это непонятно»475.473474475Ср.: Врангель Л. Воспоминания детства // Возрождение. 1953. № 26. С. 52-64.Ср.: Там же.Вышеславцев Б. Тайна детства // Возрождение. 1955. № 46. С. 60.180По мнению К. К. Кононовой, главный вопрос «детских» глав, на которыйпытаютсяответитьсучетомсвоейтворческойиндивидуальностиавтобиографы-эмигранты, это вопрос формирования национального образамира в детском сознании. Она особенным образом подчеркивает, что образРоссии — центральный в автобиографической прозе русского зарубежья. Так, втворчестве Зайцева, Шмелева, Осоргина и др.
он имеет синтетическуюструктуру — «Россия показана глазами ребенка, глазами взрослеющегочеловека, и, в конце концов, ее образ рождается в сознании эмигранта,изгнанника, лишившегося Родины навсегда. В этом плане “детские” главыиграют главную роль, детские впечатления во многом определяет концепциюличности, представление о личности, реализующееся в автобиографическихповествованиях первой половины XX века»476.
О том же сообщаетЕ. И. Силаева, по мнению которой «тема детства, воспоминание о немнеразрывно связаны с ощущением связи с родной стороной»477. У Веги такойобраз, безусловно, связан с образом родного города. И когда в революциюпроисходит непоправимое — «Петербурга больше нет и никогда не будет»(Вега, БА, 92: 59) — ее героиня взрослеет. Умирает самое дорогое на свете —умирает «ни с чем не сравнимое, единственное в мире, петербургское Мусинодетство» (Вега, БА, 92: 63). По времени это совпадает с 18-летием автора, чтоконечно указывает на совпадение судеб героя и повествователя.Разумеется,герой-ребеноквроманеВеги,какивовсякойхудожественной автобиографии, является лишь компонентом, частью образаавтобиографическогокомментируютсягероя.Егоповедение,автором-повествователем,егокоторыймыслидаетимечтысвоюверсиюпроисходившего в легендарные детские годы.
Конечно, как полагает Кононова,476477Кононова К. К. Указ. соч. С. 104.Силаева Е. И. Автобиографизм литературы русского зарубежья (о воспоминаниях М. А. Осоргина) // Россияи современный мир. 2007. № 4. С. 200.181излагаемые им факты преподносятся вполне субъективно, но ведь нет ничегоболее субъективного, чем документальное повествование. А в особенности,когда речь идет о детстве, которое переживается впоследствии мемуаристомстоль же эмоционально, как эмоционально переживается, например, чувствородины. «Парадокс постижения детства состоит в том, что взрослый человек,да и общество в целом, не может познать себя, не поняв закономерностейсвоего детства (или своего прошлого); в то же время детство (или прошлое) неможет быть понято без знания свойств и характеристик черт культуры своеговремени.
Чем дальше отчуждается детство (личности или человечества), тембезудержнеекнемустремление»478.Однако«рассказыодетскихвоспоминаниях часто невыносимо скучны. Рассказывается о строгости отца, окрасоте матери, о елках, подарках, о ссорах с братьями и наказаниях. Все этоникому не интересно, потому что не интересно самому себе»479 . По мнениюВышеславцева, мир детства лучше всего изобразить импрессионистическимимазками. Еле улавливаемыми, но навевающими что-то знакомое и близкое480.Еще один значительный момент, на который обращают вниманиенекоторые исследователи (Бочаева, Хатямова) — природная цикличностьвремен года подобная циклам жизни человека.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
