Диссертация (1102223), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Подобное можно встретить в«Жизни Арсеньева». Художественное время в «Лете Господнем» Шмелеватакже представляет собой циклически замкнутый годовой круг православногокалендаря. А «утраченный рай» — это Россия праздников и радостей, гдеглавный герой живет в предвкушении каждого нового дня, который, по мнениюребенка, обязательно принесет с собой какую-то знакомую, давно ожидаемуюрадость481 (ср.: «Я знала, что, исполняя эти и другие движения, я держу вечнуюсвязь с ушедшими поколениями, я способствую бессмертию тех, кто давно478479480481Кононова К. К.
Указ. соч. С. 124.Вышеславцев Б. Указ. соч. С. 52.Там же. С. 53.См.: Полторацкая С. В. Указ. соч. С. 36.182закончил свой цикл на земле <…> Так проходит утро среди приятныхдомашних работ, посвященных памяти любимых существ, культу предков,воспоминаниям детства» 482 ). От указанной цикличности проистекает четкаяпредсказуемость художественного времени в событийном аспекте. Счастливоедетство, прошлое отождествляется со статичностью, неизменностью бытия,ритуальными встречами каждого нового дня, которые ежегодно повторяются.Конкретное, неповторимое и индивидуальное растворено в православных (уШмелева) или природных (у Бунина) архетипах в общем и едином бытиигодового круга. Неизменность и устойчивость жизни являются необходимымусловием душевного комфорта героя, сознание которого замкнуто наВечность483.По Бахтину, временно-пространственный мир, каким бы он ни былреалистичным и правдивым, никогда не может быть хронотопическитождественным с изображаемым реальным миром, где находится автор —творец этого изображения 484 .
Наиболее яркий пример тому можно видеть в«Воспоминаниях» А. А. Половцова, сына Государственного Секретаря приправлении Александра III. Будучи еще ребенком, он узнает от своего слуги обубийстве Александра II. И тут же, смешивая хронотоп событий, автор делаетэкскурс в происшествия и интриги Двора, предшествовавшие убийству, о чемон, разумеется, узнал уже в более зрелом возрасте. Но об этом не говорится.Переход между событиями моментальный. Раз уж он родился и рос в Царскомселе, а родители его были придворными и «родители уже ехали в ЗимнийДворец», а «Государь также проводил много месяцев в году в Царском и всезнали, что дети Ек.
Мих. [Долгорукой] были его детьми», то читатель должен482483484Шахатуни Н. Далекое-близкое: Тоска по Родине // Возрождение. 1963. № 140. С. 33-34.См.: Полторацкая С. В. Указ. соч. С. 36.См.: Бахтин М. М. Собрание сочинений. Том 3. Теория романа. М., 2012. С. 489.183безоговорочно верить всему сказанному 485 . Такая объективация в текстезачастую присутствует именно при описании своего детства, когда авторскоесвидетельствование в момент написания вступает в конфронтацию с его жепрошлым и автор пересматривает и реструктурирует прошлое в соответствии сидеологическими и эстетическими принципами его нынешнего опыта.
К томуже сюда подключается еще и исторический опыт (ср. у Дж. Харрис (Jane GaryHarris )486.Подобное описание «детскими глазами» можно встретить у многихавторов. Скажем, у такой эмигрантской писательницы, как Вера Наваль, естьописание усадьбы, в которой она (повествование ведется от первого лица)провела значительную часть своего детства. Разумеется, человеческая, а вособенности, ясная детская память способна запечатлеть многие детали,недоступные взрослому взгляду. Но дети все видят по-иному. У Веги — этовзглядмистический,опосредованный,остраненный,когдапредметыпредставляются не тем, чем они являются в действительности, для чегопредназначены. У героини Веги у каждого из них есть особая миссия. Это игра,но для ребенка – его настоящее, реальная, не выдуманная жизнь.
У Наваль жеусадьба дана с такими подробностями, с таким немыслимым для детскогознания включением архитектурной и искусствоведческой терминологии(портик, фасад, рондель), что невольно понимаешь — ребенок запомнить стольмелкие композиционные детали в его возрасте никак не мог, не стал бызапоминать, до того ли ему было?487 Очевидно, что описание усадьбы сделаноавтором позднее по сохранившимся картинам и по архитектурным описаниям.485Половцов А. А. Воспоминания // Возрождение. 1949.
№ 2. С. 128-141.См.: Autobiographical statements in twentieth-century Russian literature / edited by Jane Gary Harris. Princeton:Princeton University Press, 1990. P. 15.487См.: Наваль В. Картинки из жизни Верочки Морской. Харбин: изд-во М.В. Зайцева, 1938. С. 63-64.486184Хороший путеводитель к тому для любого писателя – известный “журналкрасивой жизни” «Столица и усадьба»488 В.
П. Крымова.Такие же сложные взаимоотношения у авторов могут быть с категориейвремени. По мнению М. А. Хатямовой, название автобиографической книгиОсоргина «Времена» указывает на особую авторскую интенцию в осмысленииэтой категории. Закономерно предположить, что именно такая концепциявремени автора определяет своеобразие, неповторимость его воспоминаний489.Так что, как видим, монтирование в один фрагмент текста разных временныхпластов не вызывает разрыва, столкновения прошлого и настоящего; времядискретно, но и слитно, ибо это время человеческого сознания490. У Веги этопроисходит в переплетении городов, жизненного опыта, обозначенногомегаполисами — «Петербург, Москва и снова Петербург были тремя долгимипериодами, в течение которых одни люди увядали, другие разрушались, третьиросли, как трава среди развалин, но Мусины сны так переплетались с жизныо,настолько доминировали над реальностью, что годы эаменялись для нее словом“вчера”, и над ним не властно было летящее время» (Вега, БА, 91: 79).Таким образом, очевидно, что литература русского зарубежья втворчестве М.
Н. Веги пыталась нащупать координаты собственной судьбы,обнаружить преемственность в своем настоящем положении и пребывании.Историко-биографическаябеллетристика,к которой можно отнестииуказанные романы Веги, с ее функцией синтетического саморазвития и диалогаэпох и культур позволила вписать такие поиски в жанровые формы, которыеуже сами по себе несли память о непрекращающейся и позитивной истории488489490«Столица и усадьба» — петербургский (петроградский) «журнал красивой жизни», как отмечалось впрограммной статье, посвящённый «светской жизни наших столиц, спорту, охоте, коллекционерству, и,особенно, жизни русской усадьбы в её прошлом и настоящем». Журнал издавал Владимир ПименовичКрымов (1878—1968), журналист и литератор. Издание выходило в 1913-1917 гг.Хатямова М.
А. Концепция времени в автобиографическом повествовании М.А. Осоргина «Времена»(«Детство») // Вестник ТПГУ. 2010. Вып. 8 (98). С. 107.Там же. С. 108.185русской литературы491. И Вега, как писательница, в отличие от документалистаили историка, пыталась решить встающие перед ней вопросы не только спомощью имеющихся знаний или документов, писем или публикаций, но и припомощи интуиции, образно-метафорического видения жизни. Поэтическоеосязание мира помогло ей в этом. Документальная основа явилась лишь местомразвития сюжета, по сути своей вымышленного и беллетризованного.491Глушаков П.
С. Указ. соч. С. 61-75.186ЗаключениеТакимобразом,каквидим,провестичеткуюграньмеждухудожественным и документальным в мемуаристике, а в особенности, вбеллетризованных воспоминаниях, автобиографии и биографии, довольнозатруднительно.Причинойтомунетолькожанровыепереходы,присутствующие в любом из указанных направлений эго-документалистики, нои зачастую пересечения на уровне синтеза, вбирающие в себя оба качества —художественное легко переходит в документальное, а факты перемежаютсявымыслом и домыслом.
Общеизвестно, что четкая жанровая иерархиянаблюдалась лишь на заре античного искусства и в период классицизма.Нестабильность жанровой системы, известная подвижность ее границ —нормальное состояние процесса жанрообразования на протяжении всейистории развития литературы492. Но в мемуаристике добавляется человеческийфактор, напрямую увязанный со свойствами памяти, и автор в этом случае неволен заставить текст быть фактографическим или беллетристическим. Ковсему прочему сочинения, созданные в зарубежье, еще и несут на себедополнительную нагрузку оторванности памяти автора от среды, котораязачастую «помогает» вспоминающему восстанавливать те факты, которыеосуществлялись именно такими, какими были, и там, где это реально было.Обстановка, люди, среда, страна — все это изменилось.
И память, в попыткезацепиться хоть за какие-то отголоски прошлого, вынуждена достраивать то,чего не было, и убеждать автора и читателей, что так и было на самом деле, что,несомненно, рождает миф. Таким образом, творческая мифологема напрямуюувязана с синтезом художественного и документального, опирающегося наненадежные механизмы человеческой памяти.492Калганникова И. Ю. Жанровый синтез в биографической и автобиографической прозе Б.К. Зайцева. Дисс.
...канд. филол. наук. М., 2011. С. 16.187Однако, следует признать, что вместе с тем русская эмиграцияцеленаправленно сторонилась взаимообогащения с культурой и литературойзападной. Русская литературная элита, будучи европейской по характеру своегоразвития в метрополии, очутившись в изгнании повела себя обособленно. Обэтом пишет Н. Струве, напоминая, что основное задание эмиграции состояло втом, чтобы «сохранить свою особость ради воссоздания будущей России, радивосстановления связи времен, отчего Запад считался скорее местом временногопребывания, чем полем действия» 493 .