Диссертация (1102223), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Н. Шиповым, что нами исделано в разделе 2.1.1.Очерки М. Боброва — это беллетризованные воспоминания, гдехудожественное начало довлеет над документальным. Вымысел все — начинаяот имени автора и героя (их имена — разные) и заканчивая хронотопомпроисходящего. Установить точное место и время сюжета можно лишьопосредованно по мелким примечаниям героев и повествователя (как-то отменапродразверстки и введение продналога, бои в Гражданскую войну в Даурии ипр.). Обращение к теме Гражданской войны в России после Октября 1917 г.506См.: Autobiographical statements in twentieth-century Russian literature / edited by Jane Gary Harris. Princeton:Princeton University Press, 1990.
P. 10.192ставит Боброва в один ряд с такими писателями, как Б. А. Пильняк,А. А. Фадеев, А. С. Серафимович, И. Э. Бабель. Параллели, прослеживаемые в«Конармии» Бабеля и анализируемом тексте Боброва, позволяют такжеотметить«схожий»жанровыйсинтезмеждудокументальнымихудожественным у обоих авторов.Воспоминания баронессы С. К.
Буксгевден, очерки И. Степанова изаметки Г. Гроссена — художественная мемуаристика, биографический роман,«сказка-быль», т. к. заведомо лишены исторической документальности, а лишьпризваныкмифологизацииРомановых.Вэтомонисовпадаютсмногочисленными мемуарами русской «придворной» эмиграции. Достаточноназвать таких авторов как З. Н. Гиппиус, М. Э. Клейнмихель, В. П.
СеменовТян-Шанский, М. И. Романова.Инаконец,романМ. Н. Веги—синтезхудожественногоидокументального в наиболее показательном его варианте. Романизированнаябиография, в которую включена ее личная беллетризованная автобиография, сзаданной целью поэтизации воспоминаний. Как указывает Калганникова, триобраза времени (биографическое, лирическое и времени рассказчика) служатпреодолению самого временного принципа, его обязательности в любомдокументальном повествовании507. Они создают ситуацию надысторическую —биографияактрисыАлександрыБрошельстановится,такимобразом,достоянием не только легендарного прошлого, не только памятью культуры, нои ее настоящим, непреходящим символом. В данном случае при чтении«Бронзовых часов» возникают очевидные параллели с художественнымметодом мемуарной прозы Бунина, в частности, с его приемом «мифическогоаристона» (поопределениюЮ.
Мальцева).Сутьметодавтом,чтосинтезируемый образ прошлого прорывается конкретным воспоминанием507Калганникова И. Ю. Указ. соч. С. 36.193(впечатлением),ноэтаконкретностьмоментаскореечувственно-воспринимаемая: «она — зрительная, слуховая, осязаемая и т.д., но не только ине столько временная. Кажется, что она создана вне реального времени» 508 .Именно так Муся (образ автора в детстве) воспринимает, к примеру,краткосрочные внезапные долгожданные приезды своей матери или процессвыздоровления после скарлатины, когда пишет: «Самые яркие пятна, которыевыступают на поверхности быстротекущей реки книги времени и всплываютнадскарлатиннымбредом,иличными,сложнымигорестями,надпетербургским, недужным туманом, над войной, — всплывают в маленькой,белой, больничной комнате, изолированной от палат, кишащих детьми извсевозможных учебных заведений, это — те отрывки из прошлого, которыеособенно поразили ее воображение»509.Рассматривая проблему жанрового синтеза в анализируемых текстах,необходимо отметить взаимосвязь жанра и пространственно-временныххарактеристик.
Созданный со слов и услышанных в детстве рассказов другихродственников, роман-мемуар Веги «Бронзовые часы» охватывает формальножизнь одного поколения — поколения ее бабушки Александры Брошель.Начинаясь как биография, он постепенно переходит в семейную сагу,семейную хронику. Исключительная сосредоточенность писателя на структуресемейного быта и межличностных связей в этой сфере известна давно (ср.«Дафнис и Хлоя»). Но как только появляется образ частного человека с егоиндивидуальной судьбой, сопрягаемой с судьбами близких ему людей, влитературе появляется понимание семейного романа. В большой степени этому,конечно, способствовала та мемуарная литература, которая имела частный«интимный» характер.
В XVIII веке такое влияние оказал семейный роман,508509Калганникова И. Ю. Указ. соч. С. 37.Вега М. Бродячий ангел // Возрождение. 1959. № 91. С. 90. Далее указ. номер журнала и стр. в тексте вскобках — (Вега, БА, 91: 90).194испытавший воздействие разных жанров (ср. «Мадам Леско» А. Прево). Вдальнейшем, по мере вхождения частной жизни в общественную, жанрсемейного романа приобрел разнообразные модификации и утратил четкиеграницы 510 . Затем семейная хроника у Веги переходит в автобиографию«Бродячий ангел», где она ведет повествование о своем детстве. Даже самоназвание говорит о присутствии элементов романа-путешествия, описаниянеприкаянности судьбы.
Бродячий – потому как неприкаянный, не имеющийпостоянного пристанища, дома, переезжающий, точнее передающийся из рук вруки между родственниками ребенок. Ангел — оттого, что ребенок. В то жевремя мраморный бродячий ангел — фигура из Сергиевского склепа нанадгробии бабушки Александры, актрисы Клодель (Брошель). Это и ее путь —путь «бродячего ангела». Но жизненный путь героя-ребенка (Муси) дан вконтексте пути всего мира, пути сложного, парадоксального и трагического.Первая мировая война, революция, хаос, и вместе с близкими людьми «умерлосамое дорогое на свете — ни с чем не сравнимое, единственное в мире,петербургское Мусино детство» (Вега, БА, 92: 63).
И этот же мистическийангел на носу большого корабля, на котором Муся «навсегда покидала Россию»(Вега, БА, 92: 70), как эсхатологический выход для героя и для его родины.Таково жанровое смешение и взаимопроникновение, наблюдаемое у Веги. Авместе с ней и у многих других авторов русского зарубежья.Ведь, литература русского зарубежья — это, прежде всего обращение кбудущему с мыслями о прошлом. Исходя из этого, она черпала своевдохновение, целеполагание и парадигму. Она являлась отражением прошлогоопыта и намеревалась стать продолжателем той культурной установки, котораябыла заложена реализмом XIX столетия и литературой рубежа веков. В то жевремя литература русской эмиграции – это не только рефлексия.
Эмиграция тех510См.: Васильева Т. В. Жанровый синтез в русской классической прозе конца XIX - начала XX вв. Дисс. ...канд. филол. наук. М., 2011. С. 35-39.195лет целенаправленно стремилась осмыслить духовный опыт нации и, осмысливего, передать потомству, будущему. Живое слово многих тысяч людейнаходило свое выражение в документально-художественном творчестве,постепенно сложившимся в мемуарный свод эмиграции. Как было ранееотмечено, так как воспоминания писали все слои общества – актеры,музыканты, художники, философы, ученые, политики, военные, членыимператорской семьи, писатели и вполне рядовые люди — в них представленаширочайшая панорама дореволюционной жизни (устами «первой волны») ипервых лет советской России (глазами «второй волны»).
Быт, нравы, мысли,чувства, семейные, сословные и клановые взаимоотношения — все этонаходило свое место в произведениях авторов зарубежья. В том и состоитисключительное значение мемуаров — в них прозвучал голос каждогоотдельного «я», большого и малого. Вместе взятые, где в унисон, где вкакофонии, но они образуют огромное многоголосое пространство народа,нации. При этом хотя и неизбежны надуманные мифологемы, псевдо-мемуары,а то и тексты, переполненные заведомой ложью, — все же это общеемногоголосие, явившееся наиболее точным воплощением бытийственнопсихологического национального феномена вне метрополии.Как ранее было отмечено, два важнейших фактора применимы кэмиграции — фактор идеализации и фактор деидеализации. И то, и другоепродуцируют мифологический субстрат в историко-реальных построениях, гдеутраченная дореволюционная Россия возводится в миф «позитивный»,поскольку она – родина, а эмиграция, заграница, остальной мир – в мифнегативный, поскольку она – чужбина.
И это срабатывает независимо отстепенисложностиассимиляции.жизнивэмиграции,отдостатка,устроенности,196Как заметил современный исследователь Ф. П. Федоров, эго-словесныйавтор, будь он профессиональный писатель или далекий от искусствамемуарист-любитель, всецело находится в кентаврическом пространствеправдолжи 511 . Данный термин как нельзя лучше описывает положение, вкоторомоказываетсяавтордокументально-художественноготекста,вособенности пишущий вне метрополии, и картина мира в мемуарном тексте –это воплощенная картина мира мемуариста во время мемуаротворения.Разумеется, проблема правдивости мемуаров, как и всего эго-словесногопространства – серьезная и в высшей степени важная проблема.
Прежде всего,потому, что мемуары всегда делают заявку на изображение реальных событий иреальныхлюдей,вовлеченныхвэтисобытия.Такаянарочитаябезыскусственность, а вместе с тем желание и потребность высказаться,породили столь огромный пласт мемуарной литературы, публиковавшейсянепрерывно на протяжении как минимум 60 лет (1917-1970-е гг.) в видеотдельных книг, а также в многочисленной периодике русского зарубежья. Этабезыскусственность особенно ярко заметна на фоне «искусственности»литературы рубежа веков. Но не только безыскусственность эмиграцииосознаваема через «искусственность» Серебряного века — внутри эмиграцииисторическая рефлексия осознаваема сквозь призму мифотворчества.