Диссертация (1102223), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Длямногих из них — это, прежде всего, дорогое и ушедшее детство. Так, первая458459460Кононова К. К. Этнопедагогические основы воспитания и развития личности ребенка: На примереавтобиографической прозы русского зарубежья первой половины ХХ века. Дисс. ...
канд. пед. наук.Ставрополь, 2002. С. 99.Там же.Полторацкая С .В. Указ. соч. С. 47.171часть воспоминаний поэтессы О. Софоновой — взрослое повествование одетстве, давно минувшем, прошедшем так же, как и у Веги, в Петербурге: «О,золотые дни детства! Вы оттиснены в сердце вечной печатью! — Стоит толькооживить вас в памяти, и встаете вы живо, ярко, отчетливо»461. Подобное мывидим и у И. Астрау, которая уточняет: «В Москве была я совсем крошкой, неберусь писать о жизни нашей семьи там мемуары, или хотя бы наброски, но вот— несколько ярких пятен на экране памяти…»462.В то же время отдельного изучения заслуживают автобиографическиепроизведения авторов, признанных большей частью в качестве поэтов.
Внекоторых исследованиях уже возникали отдельные аспекты этой темы. Так,предметом исследования О. В. Калининой463является образная системаавтобиографической прозы М. И. Цветаевой о своём детстве, отражающаяпроцесс формирования творческой личности поэта: «прорастание заложенногоБогом “поэтического зерна” – пробуждение лирического строя души и путь ксобственному поэтическому Слову, само-миропознание, мифотворчество вслове и через слово». Поэтическое же сознание «прорастает, не порывая связи,из младенческого, мифологического мироощущения, которое переводитсятворческим даром и глубиной тоски выхода из детства-мифа, через разрывмечты и действительности, на его словесно-образное воссоздание».Совершенно справедливо отнести к воспоминаниям Веги замечание,сделанное Цветаевой по отношению к собственной прозе: «Проза поэта, —писала Цветаева В.
В. Рудневу в 1933 году, — другая работа, чем прозапрозаика, в ней единица усилия (усердия) не фраза, а слово, и даже часто слог<...>. Не могу разбивать художественного и живого единства, как не могла бы,461Софонова О. Пути неведомые. Мюнхен, 1980. С. 24.Астрау И. Подарок памяти // Возрождение. 1965. № 168. С. 26.463Калинина О. В. Формирование творческой личности в автобиографической прозе М. И.
Цветаевой о детствепоэта. Дисс. ... канд. филол. наук. Саратов, 2003. 249 c.462172из внешних соображений, приписать по окончании, ни одной лишней строки»464.Выше, в разделе 3.1. настоящего исследования мы уже касались анализалирически-окрашенной прозы Веги, характерной для прозы поэтов.
Здесь жесосредоточимся на том, как Веге удается показать мир формирующейсяличности будущего художника во второй части ее дилогии.С первой же страницы романа она вспоминает свою мать как нечтонеземное, совершенное — «все чудеса были просты и естественны, когдасовершались ее руками» (Вега, БА, 82: 32). Но в то же время «не было ничего вМусиной жизни более ускользающего и неверного, чем эта странная мать, накороткий срок ставшая явью, перед тем, чтобы кануть в пустоту и ночь» (Вега,БА, 82: 32). С ее вынужденным отъездом Мусю охватывает «страшная тоска ипервое представление о разлуке» (Вега, БА, 82: 33).
А когда мать вновьприезжает на короткое время, соскучившийся ребенок во что бы то ни стало,разумеется, хочет ее удержать: «Муся, конечно, давно поняла, что мать уедет.Ей можно было этого не говорить; недаром она не снимала шляпы. Но всепоправимо, если они увидятся в последнюю минуту. Муся придумала как ееудержать, запереть, даже позвать «господина» городового, в шапке с кокардой.Надо только сидеть очень, очень тихо… Надо терпеть, ждать, верить,молчать…» (Вега, БА, 84: 49). Эта безропотная готовность на все радиприсутствия матери постепенно перерастает в отчужденность. Вновь и вновь настраницахроманаэмоциональныйизбудетвозникатьеевсехвоспоминанийнеуловимыйМуси.образ,Доводясебянаиболеевэтихвоспоминаниях и мечтах о встрече с матерью до «головокружительныхмоментов», Муся, «забиваясь в угол дивана, по-взрослому прижимала ладонь ксердцу, где больно колотилось какое-то скрытое крыло, и беспомощнораскрывала рот, чувствуя, что ей не хватало воздуха» (Вега, БА, 83: 48).
И даже464Цветаева М. Повесть о Сонечке: Сборник. СПб.: Азбука, 2000. С. 148-149. Цит. по: Калинина О. В. Указ.соч. С. 9.173про как будто присутствующего в ее жизни отца она пишет вскользь: «Как-тораз промелькнул папа, между двумя поездами и, успев улучить минуту вечером,посадил Мусю к себе на колени. Возможно, что он долго оставался вПетербурге, — кто его знает! — ведь для Муси существовали только приезд,вечер, отданный ей, и отъезд, а все другое она забыла» (Вега, БА, 82: 44). Геройромана сосредоточен на своих чувствах и мыслях гораздо больше, чем наокружающих ее людях. Все родственники на одно лицо — «усы-бороды,сюртуки-мундиры», пахнут пудрой, кошкой, сладкой булкой, чемоданом,холодной пепельницей, мылом. И всех их нужно любить и по вечерам «за всехних молиться».
А они «имеют отвратительную привычку целовать Мусю взасоси прижимать к своим корсетам <…> Они всегда неприятно ахают, некстатиумиляются и хотят видеть Мусю голой» (Вега, БА, 82: 41).Постепенно складывается понимание, что чувства и впечатления — вотглавный «герой» лирического повествования Веги. В этом он соотносится с«Жизнью Арсеньева» Бунина.
Впечатлительность — по Бунину — ценнейшийдар, который дается природой натурам художественным. Мальчику Алеше навсю жизнь запоминается таинственная и печальная звезда, которую он видел,лежа в кроватке, и которая натолкнула его на размышления: «Что надо было ейот меня? Что она мне без слов говорила, куда звала, о чем напоминала?»465 Этотрепетное воспоминание дается одновременно в восприятии Арсеньева-ребенкаи Арсеньева-рассказчика, умудренного художника, прожившего долгую жизнь.Героя романа природа наделила тонким чувством красоты и живымвоображением466.Сходным образом главное в романе Веги — не факты из жизни Муси и ееродных, не события, а то, как они отпечатались в сознании и эмоциях тонкочувствующего ребенка и как предстают в памяти взрослого повествователя:465466Бунин И.
А. Жизнь Арсеньева: Юность. Нью-Йорк: изд-во им. Чехова, 1952. С. 12.См.: Бочаева Н. Г. Указ. соч. С. 128.174«Муся никуда не спешит. Она совсем одинокий ребенок, не перестающийнаблюдать за ходом будничного дня, за каждым предметом в доме. И если она,наподобие других детей, построила свою непроницаемую крепость, то это длятого, чтобы сидя в ней, разглядывать и прощупывать свой серенький, бесшумноползущий день, полный огромных значений» (Вега, БА, 83: 60-61).Со второй главы начинаются описания детских игр Муси. Игра входит вжизнь героя неотъемлемой частью, как в жизнь любого ребенка. Для ребенкаигра — жизнь, а жизнь проходит в игре.
Так и у Муси жизнь делится на двечасти — «одна идет себе, идет, бежит себе, бежит. Вторую можноостанавливать, уводить назад, выпускать далеко вперед и снова задерживать»(Вега, БА, 82: 44). Первая «трудно приручается», так как проходит средиреальных событий. «Вторая подчиняется Мусе» безоговорочно, и, «конечно, ей,второй, а не первой, главное место в этой книге» (Вега, БА, 82: 44).
В игредевочка находит утешение и радость, когда даже наказание становится частьюигры: «в углу стоять интереснее, чем жить по расписанию» (Вега, БА, 82: 48).Впечатление Муси от общения со звездами у Веги вновь совпадает свосприятием Алеши в «Жизни Арсеньева», когда в памяти героя «Бродячегоангела» остается взгляд какой-то далекой тихой звезды, от которой льется вокно «синяя-синяя музыка». Похожие «звездные» мотивы можно увидеть и вомногих других воспоминаниях о детстве авторов русского зарубежья.
Скажем,у Е. Гагарина звезды, и в частности, Большая Медведица — это то, чтонеизменно и потому напоминает о прежнем: «…какая-то невероятная дальотделяет меня от тех дней, а посмотришь на небо, найдешь ту заветную звезду,и оживет и встанет все, как будто было вчера…»467.
А у Б. Вышеславцева то,что он видит, — это «”звездное небо надо мною”, которому удивлялся Кант,небо философов и ученых… страшные шары, несущиеся неизвестно куда во467Гагарин Е. Поездка на Святки / Гагарин Е. Возвращение корнета. Поездка на Святки. Нью-Йорк: изд-во им.Чехова, 1953. С. 100.175мраке и безмолвии бесконечных пространств. Но первая звезда раннего детства— ее можно увидеть только из отчего дома, из темноты родного двора…»468.Философски-созерцательноеипоэтически-образноевосприятиеокружающего быта героиней Веги наталкивает ее на размышление обесконечности Вселенной, о тайнах звездных миров, о сущности бытия, озагадках будущего. В целом же Мусю формирует все то, что формирует любогонового, родившегося человека: семья, быт, культура, история страны.
Онавстречает в жизни все то, что обычно присуще человеку как человеку вообще,независимо от места его рождения. Притягательность и художественнаязначимость произведения заключаются именно в том, что автор показывает, какв процессе «общей» жизни человек ощущает и осознает в себе «особенное», вданном случае художественную восприимчивость и одаренность. Отсюдалюбовь Муси к перфекционизму — «или уж такое прекрасное, чтобы не к чемубыло придраться, или ярко противное, без единого слабого пятнышка» (Вега,БА, 83: 59).Но в отличие от героев Бунина («Жизнь Арсеньева»), Шмелева («ЛетоГосподне»), Корсака («Юра») национально обозначенная природа оказывает нанее незначительное влияние. Причина, очевидно.
в том, что Муся редко бываетвне городского пейзажа. Раннее детство в Сибири проходило в городе Иркутске,затем — Петербург, Москва, на короткое время — Поварово, и снова Петербург:«В этой коротенькой детской жизни только и делали, что в ускоренном темпеменяли декорации под аккомпанемент колес, бежавших по рельсам» (Вега, БА,87: 62). Жизнь высшего света, театральные кулисы, интриги взрослых — воттот мир, в котором она растет: «Тянулись те незначительные дни, которыесотнями серых бус нанизываются на нитъ времени. Дни цвета пыли, городскойкопоти, дождя пополам со снегом, под вечер вспыхивающие печальными468Вышеславцев Б.
Тайна детства // Возрождение. 1955. № 46. С. 59.176глазками огней. Если ребенок окружен другими детьми, он живет в особоммире, где все озарено придуманным светом, разукрашено вымыслом,подчинено неписанному закону и настолько отдаляет реальный серый день отсобственной, непрерывной сказки, что он служит лишь скромным фоном, ипотому, со временем, глубоко забывается» (Вега, БА, 83: 59-60). Этоутверждение Веги подтверждается мнением Ф. М. Достоевского, которыйписал: «Один ученый немец сказал, что всякий ребенок, достигая первых трехлет своей жизни, уже приобретает треть всех идей и познаний, с которымиляжет стариком в могилу»469.Диалектика души ребенка заметна по тому, как изменяется его отношениек повседневности.