Диссертация (1101693), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Уже полученный опыт таких «вылазок» чрезвычайно полезен для того,чтобы решиться предпринять новую. Поэтому в следующем параграфе мыобратимся именно к уже наличествующему опыту исследований языковойтемпоральности.§2. Лингвистический дискурс о семантических изменениях в языке.Философия и эпистемология знания во второй половине ХХ века,казалось бы, сделали столь многое для того, чтобы развенчать культпозитивистской концепции научного познания, при которой «задача ученогосостоит [в том, чтобы] “искать истину”… “систематизировать наблюдения” или“улучшать предсказания”» [Фейерабенд 2002:160 ] - и показать, что «все этопобочные эффекты той деятельности, на которую и должно главным образомбыть направлено…внимание и которая состоит в том, чтобы “делать слабое42более сильным”…и благодаря этому поддерживать движение целого» [там же: ].При таком «накопительном» подходе к научному процессу роль концепцийпредыдущих эпох, предстающих на сегодняшний день «архаизмами», непозволяющими ни «накопить знание», ни «улучшить прогноз», сводится кминимуму.
Однако «ученый, заинтересованный в получении максимальногоэмпирического содержания и желающий понять как можно больше аспектовсвоей теории <…> будет сравнивать теории друг с другом, а не с “опытом”,“данными” или “фактами” [там же], а «альтернативы, нужные для поддержаниядискуссии, он вполне может заимствовать из прошлого» [там же]. Как былосказано в предыдущем параграфе, проблема языкового динамизма - исконная длянауки о языке, семантические (семасиологические) изменения – подраздел этойтемы языкового динамизма в широком смысле. Раздел, который, однако, неможет быть удовлетворительно изучен лишь как «часть целого», а требуетподхода как к цельному и самоценному явлению.Такие классические труды, как «Принципы истории языка» Г. Пауля(1880), «Об изменении значения и заменах существительного» А.А. Потебни(1899), «Семасиологические исследования в области древних языков» М.М.Покровского (1896), с одной стороны, поражают «злободневностью» не толькоподнимаемых вопросов, но и современным мыслительным аппаратом, стоящимзатакогородаисследованиями(требуетсялишь«перекодировать»терминологические ряды на принятый сегодня научный язык).
С другойстороны, нельзя не замечать некоей лакуны, образовавшейся между пониманиемисторизма в названных работах (не идентичного, но сопоставимого) идиахронического аспекта (описываемого с точки зрения факторной модели).Названныеработысодержатрядпроницательныхнаблюдений,подтвердившихся и разработанных впоследствии в научных исследованияхпоследующих периодов.
Для изложения каждой из этих концепций примемследующий алгоритм: 1. определить темы, касающиеся вопроса о языковыхизменениях и осуществить рубрикацию; 2. кратко представить те идеи, которые,43на наш взгляд, заключают в себе особый интерес для данного исследования; 3.сделать выводы о практической реализации этих идей на материале настоящегоисследования.В исследовании Г. Пауля нас особенно интересуют 2 раздела – первый,(«Общие замечания о сущности языкового развития»), посвященный проблемамисторического подхода к изучению языка (а) и четвертый («Изменения значенийслов»), посвященной семантическим процессам в лексике (б).(а).
Определение исторического подхода к языку дается Паулем в стольширокой перспективе раскрывающихся вопросов, что становится, в сущности,целостной концепцией языка. Отдавая дань эпохе, в которую создавался этоттруд, многочисленные «психологические воззрения младограмматическогоязыкознания» [Кацнельсон 2014: 5], мы будем прочитывать исходя из тогосмысла, который, на наш взгляд, является ключевым, и передавать его, исходяизсовременного понятийногоаппарата.Можно выделитьследующие«рубрики»:1. Определение специфики и задач исторического изучения;2. Когнитивный аспект языкового порождения;3.
Непрерывность языка во времени (дискурс);4. Узус (норма) и динамические процессы в языковой системе;5. Коммуникативное намерение и когнитивный потенциал.Специфику исторического подхода к изучению языка Пауль усматриваетв тесной связи такого подхода с описательной лингвистикой: «Историческаяграмматика произошла от описательной.
Сравнение, а не исследованиеизменений было изначально ее предметом» [Пауль 2014: 46]. В этом тезисепроявляется себя главная установка, являющаяся ключом к концепцииисторического подхода Пауля. Она заключается в следующем: вычленениеявлений, не тождественных самим себе в различные временные периоды иконстатация «изменения» - все это не имеет никакого отношения кисторическому подходу (принадлежит ведению описательной лингвистики).44Исследование историзма противопоставлено процедуре сравнения как не простопонятия, связанные отношением включения, а как находящиеся, фактически, вотношении непересечения.Пауль подчеркивает, что не сравнение, а исследование – цельисторического подхода. Что же это значит? Сравнение предполагает, какминимум, два объекта, в то время как исследование – это процесс, возможныйпри количестве объектов ≥ 1.
Речь, таким образом, идет о самоценностиотдельного языкового факта (например, слова, его лексико-семантическоговарианта), о чрезвычайной непродуктивности связывания двух явленийкаузальными связями, что заводит исследователя в тупик. Но что означает«избрать объектом исследования одно явление»? «Подлинным объектомязыкового исследования, - пишет Пауль, - является совокупность проявленийречевой деятельности всех относящихся к данной языковой общностииндивидов в их взаимодействии» [там же]. Как видим, речь идет не оизоляционном подходе, а как раз наоборот – об ансамбле отдельных(самоценных) явлений речевого действия, и больше – о том, что предметомисследования становится, в сущности, единичный и невоспроизводимыйречевой факт отдельного индивида.
Если остановиться на этом этапе, топредлагаемаяПаулемметодологиявыглядитабсурдной:исследоватьпредлагается то, что является неповторимым и не фиксируемым, а потому неподлежащим теоретическим обобщениям и научному познанию. Признавая, чтов историческом исследовании «не миновать описания состояний» [там же: 50],Пауль подчеркивает, что «необходимо, чтобы <описание> учитывало реальныеобъекты, то есть…психические организмы» [там же]. Под «психическиморганизмом» понимается, фактически, языковое сознание в общем смысле иязык как когнитивная способность – в частном. И далее утверждается:«…психические организмы являются подлинными носителями историческогоразвития. Речь сама по себе не развивается <…> как акустико-физиологическийпродукт слово бесследно погибает, как только пришедшие в данный момент в45движение тела возвращаются в состояние покоя <…> между одинаковымиартикуляцияминетникакойфизическойкаузальнойсвязи…Тольковпсихическом организме остаются следы того, что происходит…только в немзаложены предпосылки исторического развития» [там же 49-50].
Итак, историюязыка невозможно понимать, выстраивая ее как историю означающих (понимаяпод этим фонетический уровень – акустико-артикуляционное тождество слов,морфолого-этимологический аспект – ср. в этой связи категорический «протест»В.В. Виноградова против центральной роли этимологического анализа дляизложения истории слов [Виноградов 1999]). Это утверждение Пауля можнопринимать как своеобразную «презумпцию» исследователя, но самое интересноев ней как раз то, что, в отличие от отвергаемого ею подхода (историяозначающих), она содержит в себе объяснение самого явления языковогодинамизма:«Психический организм, образуемый всеми этими группамипредставлений, находится у каждого индивида в состоянии непрестанногоизменения <…> Возможность приобретения нового дана всегда, даже еслииндивид обладает богатым опытом, не говоря уже о сдвигах в употребленииязыковых форм или новых вариациях старых элементов <…> имеет местосмещение отношений между ассоциациями» [там же: 48-49].
Мы понимаем, что«отдельное явление», «индивид» являются объектами исследования в той мере,в какой именно в них наблюдается процесс и результат производства новогознания, которым и являются языковые формы, конструкции, шире – дискурсы.Нельзя не вспомнить в этой связи рассуждение Л.В. Щербы: «Все языковыевеличины, с которыми мы оперируем в словаре и грамматике, будучиконцептами, в непосредственном опыте (ни в психологическом, ни вфизиологическом) нам вовсе не даны, а могут выводиться нами лишь изпроцессов говорения и понимания, которые я называю в такой их функции“языковым материалом” <…> Под этим последним я понимаю, следовательно,не деятельность отдельных индивидов, а совокупность всего говоримого ипонимаемого в определенной конкретной обстановке в ту или другую эпоху»46[Щерба 2007: 26].
«Языковой материал», таким образом, это одновременно инечто совершенно конкретное, но постигаемое не эмпирически, а умозрительно,мыслительно (ср. получившее в конце ХХ века развитии «модульнойконцепции» языка–как одного измозговых модулей ментальногоотображения11). Целью исторического анализа, по мнению Пауля, должно стать«наглядное отображение внутренних взаимоотношений этих элементов» [Пауль2014: 50], которое призвано «раскрыть перед нами то, что составляет “чутьеязыка”» [там же]. При всей абстрактности подобных целеустановок нельзяотказать им в проницательности: сегодня, имея опыт «Объяснительногословаря», компонентного анализа и формальных семантик, мы можем спроситьсебя: насколько, например, разложение ливня на Magn. + дождь, отвечаетязыковой интуиции? Мы способны обнаружить логику в том или ином явлении,но значит ли это объяснить его? «Когда мы, сравнивая две эпохи, разделенныезначительным отрезком времени, говорим, что язык изменился в таких-то итаких-то пунктах, то мы тем самым еще не вскрываем реальной сути дела, продолжает Пауль, - Ближе к истине было бы сказать: язык сотворился вновь, иэто новообразование не во всем совпадает с тем, что было раньше и что ужеотмерло» [там же: 55].