Диссертация (1101693), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Вне проблематики факторной модели известное78См., например [Сеше 2010], [Карцевский URL].См. [Тезисы 1967].32утверждение Ф. де Соссюра о том, что язык синхронен по своей природе,очевидно, принимается как релевантное.«Одна из наиболее опасных для лингвистики ошибок, - писал в связи сэтим Э. Косериу, - состоит в стремлении свести теоретические (логические)проблемы к «общим» проблемам. В случае языкового изменения эта ошибкасостоит в допущении, будто проблема изменчивости языков может быть решена,если мы найдем «причину» или все предполагаемые «причины» многих частныхизменений» [Косериу 1963: 183].Э. Косериу настаиваетна полномэлиминировании дихотомии синхрония-диахрония, ввиду бесперспективноститакого взгляда на язык.
Действительно, едва ли целесообразно спорить ссоссюровским наблюдением о том, что возможны два подхода к анализу языка:подход, сравнивающий одни и те же явления в два различных временныхмомента (диахрония) и подход, рассматривающий разные явления в данныймомент времени (синхрония). Но на это возможно ответить словами Э.Бенвениста: «Это верно. Это – не более чем чересчур верно – и поэтому такбесполезно. Действительная проблема располагается на ином уровне глубины[Benveniste 1966: 51].
Этот «иной уровень глубины», как представляется,элиминируетсамунеобходимость«диахронным» анализом,авыборапозволяетмеждуувидетьязык«синхронным»какименяющеесяпостоянство.«Любопытно, что указанные проблемы, - продолжает Э. Косериу, встают только в лингвистике, как будто языки – единственные системныеобъекты или единственные исторические объекты.
В науке о государстве,например, также можно различать теорию государства, историю государств иописание данного государства в определенный момент. И никому не приходит вголову, что государство синхронно по своей “природе”» [Косериу 1963: 155].Отметим, что как раз открытию того, что «государство не синхронно по своейприроде»,историко-политическиенаукиобязанытакназываемому«лингвистическому повороту» в гуманитарных науках второй половины ХХ33века, который на сегодняшний день имеет особо явные последствия в бурноразвивающемся направлении истории понятий - Begriffsgeschichte (см.
об этомГл. 2). Иными словами, в апории «синхрония-диахрония» лингвистикаоказывается перед той же проблемой, с которой сталкивается историческаянаука.Вопрос о содержании и причинах языковых изменений является исконноприсущим науке о языке: «Изменчивость языка выступает всегда как егонеоспоримое и весьма очевидное свойство.
Его природа, однако, далеко неочевидна» [Кубрякова 1970: 197]. Здесь происходит сближение с проблематикойисторической науки: лингвистическая событийность9 (языковая динамика)ставит перед лингвистом вопросы, аналогичные тем, какими задается историк:что такое событие (в данном случае событие лингвистическое), как происходитдвижение от прошлого к будущему и в какой степени оно прогнозируемо. «Язык,― писал Э.
Сепир, ― движется во времени по своему собственному течению[выделено мной – Г.Д.]. Язык дрейфует. Если бы даже не было распадения языкана диалекты, если бы каждый язык продолжал существовать как прочноесамодовлеющее целое, он все же постоянно удалялся бы от какой-тоопределенной нормы… и постепенно превращаясь в язык, столь отличный отсвоей первоначальной сущности, что становился бы в действительности новымязыком» [Сепир 1993: 140]. Изменения, происходящие в языке на уровнечастных,индивидуальныхотклоненийотнормы,имеющихместовповседневной языковой практике, ― явление неоспоримое, значимостькоторого, однако, не следует преувеличивать.
Из понимания роли этих частныхсдвигов «нисколько не следует, будто дрейф языка в целом может быть понят врезультате исчерпывающего научного описания одних лишь индивидуальныхвариаций речи, которые сами по себе ― явления случайные <…> У языковогодрейфа есть свое направление <…> Направление это может быть… выведено изпрошлой истории языка» [там же: 144].9Ср. понятие «événément linguistique» (лингвистическое событие) Ж. Гийому.
См.: [Гийому 2010].34Рассуждения на тему пересечения лингвистической и исторической наукв вопросе о темпоральности можно множить, однако вопрос в том, есть ли в этомпересечении нечто позитивное, то есть способствующее продвижению?Возможное направление было предложено О.Г. Ревзиной: «Среди важнейшихвопросов, поставленных Р. Козеллеком [признанным основателем направленияBegriffsgeschichte] перед исторической наукой, был вопрос о собственноисторическом времени. Изучение эволюции исторических концептов быловажно для Р.
Козеллека не само по себе (в конце концов тот факт, что понятиегосударства не совпадает в разные исторические эпохи и в разных странах,достаточно самоочевидно), а именно с точки зрения истории и ее времени. Здесьключевым является вывод Р. Козеллека о том, что основные историкосоциальные понятия – это не только «индикаторы», но и факторы историческихизменений. Эти два положения Р. Козеллека могут, быть распространены наизучение языка» [Ревзина 2013: 190].Итак, альтернативой факторной модели языковых изменений может бытьразмышление о языке в присущей ему категории времени, и более специфичнымобразом – о времени собственно-языковом. Традиционно выделяемые вопросы,касающиеся языковых изменений, не теряют свой актуальности, но требуютосвещения с определенной точки зрения.
Можно выделять следующие рубрики:«вклад индивида», «язык – источник собственных изменений», «речеваядеятельность и эволюция языка», «определение языкового изменения».Рассмотрим последовательно эти пункты, предлагая точку зрения на каждый изних.Вклад индивида. Э. Косериу афористически определил язык как«субстантивированное наречие», подразумевая под этим, что язык как сущность(substation) определяем наречным вопросом об образе действия, иначе говоря,что язык – это всегда не «что», а «как».
Эмпирическому наблюдению языкдоступен лишь в речи индивидов и, в сущности, является его единственнойформой существования. В том, как говорят отдельные индивиды, и заключается35одновременно и стабильность, и динамизм языковой системы. «В виде общейнормы, - писал Е.Д. Поливанов, - мы встречаемся с коллективным намерениемподражать представителям копируемой языковой системы, а не видоизменятьее» [Поливанов 1968: 75]. Так, например, «когда учимся говорить, простонапросто заучиваем тот язык, на котором говорят наши родители <…> Нашейзадачей в нашем детстве, как и задачей наших родителей и их предков в ихпериод обучения языку, было научиться говорить именно так, как говорятвзрослые, а отнюдь не переиначивать их слова» [там же].
Отсюда наблюдение,что «языковые новшества помимовольны и незаметны для тех, кто фактическиосуществляет их» [там же: 78]. Понятие «помимовольности» изменений задаетдо некоторой степени фаталистический взгляд, подразумевающий, чтоизменения происходят «сами по себе», тогда как носители языка являются лишьпассивными исполнителями лингвистической «высшей воли», сами того неосознавая. В сущности, же речь здесь идет скорее о скорости/длительностиизменения.«Помимовольные»сдвигифонетического,морфолого-синтаксического характера, производимые носителями языка, - это процессы«долгой длительности» (longue durée). Скорость изменения (лингвистическогособытия) возрастает, когда оно распространяется изначально на «короткуюдлительность» (courte durée).
Это происходит в случае сознательно проводимого«языковогоэксперимента»иметаязыковыхразмышленийносителей:словотворчество, переосмысление внутренней формы и «народная этимология»,субъективное толкование значения лексем, возведение отдельных слов втерминологический статус, «достраивание парадигмы» (ср. столь характерныедля М. Цветаевой формы мн.ч. сиротства, одиночества, братства). Такиеизменения как раз являются манифестацией воли, выражающей внутренниеинтенции говорящего, выполняющей определенную коммуникативную цель.Скорость и длительность – единицы измерения времени, и собственноязыковое время проявляет себя именно в индивидуально-волевых изменениях иновшествах, тогда как периоды «долгих длительностей» мы вынуждены36отмерять сообразно разметкам времени хронологического («русский языкпериода до падения редуцированных» и т.д.).Принимая во внимание определяющую роль индивида, нельзя несогласиться с Э.
Косериу в том, что «в действительности все…факторы вкачестве условий речи являются «внутренними». Так называемые «внешниефакторы» (например, смешение народностей, роль культурных центров и т.д.) –это факторы второстепенные, непосредственно не определяющие языковуюдеятельность <…> Обстоятельство, с которым сталкивается языковая свобода, это не смешение населения, а состояние межиндивидуальных языковыхнавыков» [Косериу 1963: 218].Язык – источник собственных изменений.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
