Диссертация (1101693), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Врезультате этих процедур можно прийти к конечному набору «значенийопределенных типов» [там же].6«С ономасиологической точки зрения… многозначное слово предстает некак набор значений, связанных отношением семантической деривации, а как рядотносительно автономных номинаций разных реалий (объектов, ситуаций,отношений и т.д.) с помощью одного языкового знака» [Толстая 2008: 21].Поэтому главное при ономасиологическом подходе «объяснить причину (мотив)использования данного языкового знака для обозначения данного денотата изатем восстановить логику применения одного и того же знака к разнымденотатам» [там же].Категорическое принятие лишь одной из обозначенных точек зренияведет к упрощению и не позволяет ответить на вопросы, встающие передисследователем, как-то: почему одни слова развивают полисемию, а другие нет?почему одни слова проживают богатый «жизненный цикл» (А.А.
Поликарпов) –подвергаются забвению, уходят из «основного словарного фонда» (В.В.Виноградов), но затем возвращаются, измененными, а другие, на первый взгляд,остаются неизменными в течение столетий и т.д. Иначе говоря, что являетсяусловием смысловой продуктивности и жизнеспособности слова, какоесвойство, которым обладают одни слова и не обладают другие, задает егодинамику в истории?Во второй половине ХХ века такая постановка вопроса привела к тому,что сегодня принято называть «лингвистическим поворотом» в историческойнауке1. Речь идет о концепции исторического времени, предложенной Р.Козеллеком и получившей развитие в работах представителей Билефельдсокйисториографической школы и направлении Begriffsgeschichte, или историипонятий.«Непосредственный предмет истории понятий, - поясняет Н.Е.
Копосов,- формирование понятийного аппарата социально-исторических теорий. Но еепретензии простираются гораздо дальше, ибо она исходит из мысли, чтоисследование исторических понятий – кратчайший путь к постижению истории»1См. Копосов Н.Е. Как думают историки. М., 2001. С.
284-294.7[Копосов2005:55].КлючевойидеейBegriffsgeschichteявляетсянепосредственная связь между семантической структурой историческогопонятия и формой умополагания и проживания собственно исторического (а некалендарного) времени. Это означает, фактически, что понятия (и называющиеих слова) выступают не только как индикаторы, но и как факторы историческихизменений (см. Бедекер 2010). Доступ к этому собственно-историческомувремени, или «исторической темпоральности» открывают историческиепонятия, обладающие «темпоральной структурой». С точки зрения Р.
Козеллека,«семантическая структура исторических понятий определяется…напряжением,возникающим между их по-разному ориентированными во времени элементами,которые он называет соответственно “областью опыта” и “горизонтоможидания”, иными словами, между обобщенным в понятии наличным бытием ипроектом будущего, который оно пытается навязать как естественный порядоквещей» [Копосов 2005: 55], история «не столько создает язык, сколько создаетсяязыком» [там же: 56].В классическом для этого направления труде – «Словаре основныхисторических понятий» – Р. Козеллек раскрывает смысл этой терминологии наследующем примере: «Слово “республика”, некогда бывшее собирательнымпонятием для всех форм государственного устройства…претендует на то, чтобыобозначать единственно легитимное государственное устройство.
Из родовогопонятия, существовавшего в теоретической систематике, это слово превратилосьв историческое понятие, описывающее цель и заключающее в себе ожидание.Понятие, таким образом, подверглось темпорализации…оно более не описываетналичной реальности, но содержит важный элемент – ожидание; это понятиеотсылает к будущему, превращаясь из понятия в проект будущего» [Козеллек2014: 28].Но все ли слова имеют «горизонт ожидания», то есть обладают«темпоральной структурой»? Нет, речь идет о так называемых «основныхисторических понятиях».
Это наиболее уязвимый аспект концепции Козеллека,8уязвимый более всего с точки зрения лингвистики, для которой едва липриемлемы разграничения, проводимые Козеллеком между «основнымиисторическими понятиями» и «простыми словами»2. Однако именно этот аспекти представляет наибольший интерес для ответа на вопрос, поставленный выше –почему одни слова проживают богатую семантическую историю, а другие нет. Впредисловии к названному словарю Козеллек пишет об основных историческихпонятиях как об «имевших важнейшее значение в ходе того историческогопроцесса, который составляет предмет исследования историков» [Козеллек 2014:24], причем «весь язык источников изучаемого периода представляет собой однубольшую метафору той истории, которую хочет познать историк» [там же]. Всловаре описана история таких понятий, как история, современность, политика,революция, общество, гражданин и др.
Очевидно, что в первую очередь авторовсловаря интересуют базовые термины, в которых описывается история, идея жебазовых терминов для лингвистики чуждой отнюдь не является.Теория естественной категоризации, разработанная когнитивистами(прежде всего, Э. Рош и Дж. Лакоффом) показала, что «категории…организованы таким образом, что базовые с когнитивной точки зрения категориинаходятся “в середине” иерархии общего — конкретного [Лакофф 2004: 29], приэтом «категории базового уровня функционально и эпистемологическипервичны в отношении следующих факторов: целостно-образное (гештальтное)восприятие,формированиеобразов…организациязнаний,легкостькогнитивногооперирования (изучения, узнавания, запоминания и т. д.) илегкость языкового выражения» [там же].
Однако если концепция естественнойкатегоризации является, в сущности, статичной, теоретическая мощь концепцииКозеллека в том, что «идея логического своеобразия основных исторических2Ср. комментарий историка Д.В. Тимофеева: «Принципиальное отличие понятия от слова выражается в еготеоретической, концептуальной «нагруженности». С помощью понятий индивиды обозначают не конкретныеобъекты, а выражают свои представления о прошлом и настоящем окружающей их социальной реаль-ности, атакже перспективах общественного развития». Тимофеев Д.В. Методология «история понятий» в контекстеистории дореволюционной России: перспективы и принципы применения // Диалог со временем.
Альманахинтеллектуальной истории. Вып. 50. М.: ИВИ РАН, 2015. С. 116–138.9понятий включена в динамическую картину исторического становлениясовременного разума» [Копосов 2005: 58]. Это делает историю понятий стольувлекательной для ансамбля гуманитарных наук. В предисловии к первомуроссийскому сборнику по истории понятий, В.М. Живов заметил, что«ширящийся интерес к Begriffsgeschichte в международных гуманитарныхисследованиях связан с центральностью для них исторической (а не синхроннодескриптивной) проблематики, с постструктуралистским преимущественнымвниманием к конструированию процессов, а не состояний» [Живов 2009: 7].Показательно, однако, то, что многочисленные анализы, посвящаемыесегодняисториисоциально-политическойтерминологииразличныхевропейских языков, проводятся, сущности, сообразно с логикой, словно бы незнавшей идей самого Р.
Козеллека. Так, например, мы без труда найдемисториографическое описание того, что, скажем, понимал под словом обществоА.Н. Радищев, а после него, например, П.И. Пестель, или лексикографию,фиксирующую линейную последовательность значений слова гражданин отперевода книги Пуфендорфа«О должности человека и гражданина»(выполненного по заказу Петра I) до декабристских проектов и так далее. Но ведь– повторим – теоретическая мощь концепции Козеллека состоит в том, что в нейзаключаетсянечтопозволяющееобъединитьономасиологическийисемасиологический подходы, представляющие собой своеобразную апориютеоретической семантики.Тем острее в настоящее время встает вопрос об идеях и методахсобственнолингвистическойисторическойсемантики.Чтобыпродемонстрировать различие ономасиологического и семасиологическогоподходов к истории слова, достаточно ограничиться одним примером: если придвижении от понятия к слову в центре внимания - эволюция понятия, нашедшеговоплощение в слове общество в русском литературном языке второй половиныXVIII - первой трети XIX в., то при анализе от слова к понятию центральным10становится вопрос о том, почему именно слово общество стало носителемсоциально-политического значения и стало историческим концептом.Но вопрос следует задать на следующем уровне глубины: почему словообщество имеет столь богатую семантическую историю, вырабатывая вовремени то, что станет социально-политическим значением, и как именно (покаким правилам, если они есть) происходит вырабатывание этого значение? Мыимеем дело с множеством значений этого слова, то есть, в сущности, сполисемией, помещенной в исторический план.
Необходимо отдавать себе отчетв том, что «структура многозначного слова может быть результатом действияразных языковых механизмов – как семантических, развивающих потенциалисходного значения…так и номинационных (когнитивных)» [Толстая 2008: 23].Итак, слово общество на протяжении своей истории проживает этапысемантической деривации и одновременно оно обладает каким-то свойством,которое позволяет именно ему стать номинацией нового денотата – понятия осоциальном. Это свойство бесконечной нестабильности и неопределимостисемантики делает возможным реализацию различных смысловых потенций вовремени. Развивая мысль Козеллека, уместно поставить вопрос о темпоральнойсемантике слова.§2. Семантические истории слов гражданин и общество в русскомязыке второй половины – первой трети XIX в.Как бы ни определялось названное свойство семантическойнестабильности и что бы ни понималось под «темпоральной семантикой»,главнымкритериемэффективностианализаявляетсястепеньегообъяснительной силы.
Как уже отмечалось выше, истории слов и понятийгражданин и общество в русском языке посвящены если не многочисленные, товнушительные по объему работы и, однако же, главнейшие вопросы в историизначений этих слов остаются, как представляется, нерешенными.Так, в работах Д.В. Тимофеева – в частности, в монографии «Европейскиеидеивсоциально-политическомлексиконеобразованногороссийского11подданного первой четверти XIX века» (2011 г.) детальнейшим образомпроанализирован колоссальный по объему корпус текстов, в которыхупотребляется слово гражданин. Мы узнаем, что «во второй половине XVIII в.понятие“гражданин”имелополитическинейтральноесодержаниеиупотреблялось, прежде всего, для обозначения городских жителей» [Тимофеев2011: 75], что употребление этого слова «для обозначения общности местапроживания не имело надындивидуального характера» [там же], а «к началу XIXв. в неофициальных текстах понятие “гражданин” активно использовалось и всечаще обозначало не только жителя города, но и любого подданного» [там же:77].
«В большинстве исследуемых текстов, - подытоживает Д.В. Тимофеев, слова“гражданин”понятиями…обозначалии“подданный”жителяРоссии,быливзаимозаменяемымикоторыйдолженбылисполнять…государственные обязанности» [там же: 103]. И – неожиданныйповорот – «в сочинениях наиболее образованных и высокопоставленныхпредставителей дворянской элиты понятие “гражданин”… предполагалоналичие у человека…прав и обязанностей» [там же]. Действительно, знаменитаяцитата из проекта Н.И.
Панина является нехарактерной на общем фонесловоупотребления: «Где же произвол одного есть закон верховный, тамо…естьподданные, но нет граждан» [там же].При всей «гладкости» картины она представляет больше вопросов,нежели ответов. Но вопросы, которые здесь открываются, чрезвычайно важны:каковы отношения между лексемами горожанин и гражданин? Почему именнонеофициальные тексты делают возможным эволюцию понятия гражданин какправового субъекта? И самый главный вопрос: почему, расподобляясь,синонимы подданный и гражданин оказались терминами «старого» и «нового»политического вокабуляра соответственно? Речь идет не о принятии«европейских принципов свободы личности, неприкосновенности частнойсобственности, верховенства закона, равенства гражданских прав» [там же: 17]и т.д.