Диссертация (1098177), страница 56
Текст из файла (страница 56)
Этосостояние неподвижности, абсолютного покоя, отсутствие всяких изменений(«период полной тишины и абсолютного покоя» (38-39), «моя судьба установлена» (38), «я обрёл мир» (38)). Об этом состоянии Руссо говорит то как отолько желаемом, то как об уже достигнутом.Переход от бытия к небытию предполагает усилие: необходимо отрешиться от всего окружающего, перестать чувствовать, эмоционально откликаться на события, забыть печальный опыт, преодолев таким образом зависимость от заданных судьбой обстоятельств: «Устраним из моего сознаниявсе горестные объекты» (40).
Это активность сознания, стирающего память остраданиях, предполагает помощь письма. Письмо должно помочь Руссоостаться наедине с самим собой, устранить из сознания все волнующие, неприятные воспоминания. Письмо здесь – и обуздание пагубных страстей,чувственно-эмоциональная аскеза.
Письмо – спасительное избавление от суетности мира, от царящих в обществе пороков, это покаяние отшельника, вположение которого ставит себя Руссо.Определяя положение пишущего, можно сказать, что он находитсямежду адом и раем – в чистилище. Письмо как движение к свободе соответствует чистилищу как переходному состоянию, точнее говоря, оно и есть само «чистилище», предшествующее обретению рая: «Я буду забывать мои несчастья, моих преследователей, мои унижения, мечтая о воздаянии, котороезаслужило моё сердце» (41). С помощью письма человек освобождается отфетишизма толпы, авторитета чужого слова.
Письмо возвращает человека196 ему самому, очищает его природу от пагубных наслоений, письмо как чистилище есть искупление грехов («…моё сердце очистилось в горниле несчастья…» (39)). Порывая с окружающим миром, отказываясь от всех устойчивых представлений о земной жизни, пишущий вынужден снова искать истину. Письмо становится погружением в себя, последним, самым важным самоотчётом, а также способом контроля над эмоциональным состоянием. «Если в усилиях размышлять над моими внутренними движениями мне удастсярасположить их в лучшем порядке и исправить зло, которое может тамостаться, мои размышления не будут совсем бесполезны, и хотя я больше непринадлежу земле, я не совсем напрасно проведу последние дни» (41). Ситуация разрыва с окружающими становится отправной точкой в непрерывномпроцессе самопознания, усиленном поиске самоопределения: «Но я, отделённый от всех и всего, что есть я сам?» (35).И здесь Руссо как пишущий сталкивается с противоречием.
Будучи всостоянии перехода от бытия к небытию, пишущий «испытывает на прочность» человеческое сознание, оказавшееся перед смысловой пустотой, лишившееся устойчивых критериев определения – социальных, моральных, религиозных. Пишущий находится наедине с собой, вопрошает себя самого осебе самом. Он пытается определить себя в слове, не опираясь ни на какиеобразцы и авторитеты, отвергая все традиционные представления и все чужие суждения662. При этом пишущий старается преодолеть заданность самого слова – знака, опосредующего бытийную сущность знака, воспринимаемого через культуру, социальную среду, а значит, в какой-то степени препятствующего обретению самотождественности.
Слово несёт смыслы, заданныеусловием коммуникации, которую как раз и хочет упразднить Руссо. Что естьчеловек для самого себя, осознающий себя как уникальную данность, отрицающий всякий контакт с другими людьми («Но я, отделённый от всех и всего, что есть я сам?» (35))? При осуществлении авторской установки за этимвопросом должна последовать тишина, поскольку само слово есть признаниебытия в мире и связи с культурным сознанием человечества. Поэтому письмоне может быть абсолютным отказом, разрывом, уходом.
Через письмо происходит восстановление связи с земным бытием. Получается, что письмо явля 662Это также отличает Руссо от Монтеня, который признавал авторитет чужого слова. Руссо же,хотя и использует в «Мечтаниях» чужие изречения, отказывает им в истинности. Руссо используетцитату исключительно в качестве исходного пункта, чтобы оттолкнуться от неё в собственныхрассуждениях.
В результате, прилагаемая к конкретным жизненным ситуациям пишущего, обрастающая всякого рода поправками, добавлениями, цитата получает совсем иной смысл. Чужое слово оказывается дискредитированным, отвергнутым как ложное с позиции безапелляционно верного авторского суждения.197 ется двунаправленным движением – к небытию и жизни, отсутствию и присутствию.Сами фразы ставят под вопрос программу разрыва, язык исподволь разрушает её, сопротивляясь небытию.
В одной фразе сталкиваются взаимоисключающие смыслы: «…и вот я спокоен здесь, на самом дне пропасти, бедный несчастный смертный, но невозмутимый, как сам Бог» (40). Из этого высказывания нельзя понять местонахождения автора. С одной стороны, этообъяснимо непознаваемостью и неопределимостью небытия. Однако пишущий не перестаёт мыслить своё положение в пространственных категориях,при этом ориентиры оказываются спутаны: слова «на самом дне пропасти»предполагают абсолютный низ, сравнение с Богом предполагает абсолютныйверх.
Пишущий настаивает на своей бесстрастности («спокоен», «невозмутимый»), но выражение «бедный несчастный смертный» не только обнаруживает тяжело переносимые страдания, но предполагает сочувственный, сострадательный взгляд «другого». Парадоксально, но этим «другим» являетсясам пишущий, он смотрит на себя со стороны, из контекста очевидно, что онпытается встать на место Бога, который сочувственно смотрит на него –умершего страдальца Жан-Жака Руссо.
Так или иначе, описанное состояниедалеко не нейтральное.Цель, которую ставит перед собой автор, – отрешиться от всего окружающего, но сам текст свидетельствует о том, что эта цель не достигнута.«Если я что-то узнавал вокруг себя, это были вещи, приносящие в мой сердцепечаль и беспокойство, и я не могу бросить взгляда на то, что меня трогает именя окружает без того, чтобы не найти там чего-то презренного, что меняволнует, или чего-то горестного, что меня печалит» (40).
Это предложениенасыщено оценочной семантикой, которая обнаруживает чувствительностьнаблюдателя, которого буквально переполняют эмоции. Человек не можетполностью отрешиться от окружающего, не может упразднить в себе мысль ичувство, направленный на что-либо внутренний взгляд обязательно рождаетэмоции.Переход от других к себе не может быть завершён, это процесс длительный, требующий от пишущего постоянного духовного напряжения. Постепенно Руссо утверждает своё присутствие через волевое усилие, направленное на самоосознание: «Обязательно нужно, чтобы я двигался, для тогочтобы прийти от них к самому себе» (35).
Здесь Руссо использует два глаголадвижения: «Il faut nécessairement que je passe pour arriver d`eux à moi» (35).Письмо и становится способом самоидентификации – тем, благодаря чемупишущий обретает себя как личность и одновременно с этим утверждаетсвоё присутствие на земле. Парадоксально, но, настаивая на абсолютном по198 кое, неподвижности, Руссо отказывается от апатии, бездействия663.
Он ставитсебе определённую цель и идёт к ней, утверждая тем самым, что жизнь – этовсегда усилие, действие, движение.«Мечтания» – это разговор Руссо с самим собой, череда непринуждённых размышлений и вместе с тем напряжённейший поиск личностного бытия, непрерывное стремление к полному и окончательному самоопределению.
Руссо один из первых почувствовал ограниченность возможностей языка. Как определить в слове непосредственную эмоционально-чувственногоданность, ту немую природу, которая суть принадлежность человека вселенной. Почувствовав опасность невыразимого, несовпадение опыта и языка,Руссо всё же не отказывается от эксперимента со словом, находя в нём единственную экзистенциальную опору.Письмо и есть способ обретения действительности «я», призванныйостановить, зафиксировать ускользающее время жизни, сделать его доступным человеческому сознанию – активной силе, преображающей мир: «Одиндо конца моей жизни, так как я ни в чём, кроме себя самого, не нахожу утешения, надежды и покоя, я не должен, да и не хочу больше заниматься ничем, кроме себя» (40). Всё заключено в самом человеке, который заменяетсебе самому весь мир, является для себя самого целым миром. В самом «я»заключены начало и конец вселенной, правда о жизни и смерти.
Поэтому автор «Мечтаний» и убеждён во всемогуществе языка, в котором человек тво 663Р. Рикатт видит в этом принцип маятникового колебания: «От природы неустойчивый, живущий с постоянной угрозой распада, он должен каждый раз возвращаться к нулю, стремиться к событию реальному или воображаемому, благоприятному или губительному, чтобы снова приводитьв порядок "я" и устанавливать связь между моральным требованием и инстинктом самосохранения» (Ricatte R.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
