Диссертация (1098095), страница 42
Текст из файла (страница 42)
В «Мемуарахбезумца» он обращается к иной метафоре, но и она выражает бесконечностьмысли и безмерность души, разрушающих несовершенную, конечную форму:«Как высоко уносилась моя восторженная мысль, она летела в неведомыепростым смертным края, где нет ни мира, ни планет, ни светил! Я зналбесконечность, более необъятную, если то возможно, чем бесконечность Божия,там, в атмосфере любви и восторга парила, распахнув крылья, поэзия. А посленадо было спускаться из этих возвышенных сфер к словам, но как выразить вречи ту гармонию, что рождается в сердце поэта, те мысли гиганта, под тяжестьюкоторых рушится фраза, точно рвется тесная перчатка на мощной и грубойруке?»792.Слово кажется автору далеким и слабым эхом мысли, в противостояниимысли и слова он видит неразрешимое противоречие.
Источником жепротиворечия оказывается сам субъект творчества, ведь и бесконечная мысль, иконечное слово принадлежат ему, и, осознавая свою телесную ограниченность,Флобер называет себя безумцем, а искусство Ŕ возвышенной гордыней793.Юный писатель ставит проблему дисгармонии мысли и слова в том самомключе, в каком будут рассматривать ее философы XX века.
«На знаке всегда790Flaubert G. Loys XI. P. 325.Флобер Г. Мемуары безумца. С. 68.792Там же.793Там же.791187лежит проклятие опосредования: он вынужден скрывать то, что хотел бы открыть.Так, звук языка хочет каким-либо образом выразить объективно или субъективнопроисходящее, мир "внешнего" и мир "внутреннего", однако то, что знаквыражает, есть не жизнь и не индивидуальная полнота существования, а мертваяаббревиатура.
Все "знание", на которое притязает звук, не может выйти запределы простого "указания"; по сравнению с конкретным многообразием иконкретной тотальностью действительного созерцания оно должно казатьсяскудным и пустым», Ŕ пишет Эрнст Кассирер794.От энтузиазма Ŕ священного безумия юного поэта Ŕ Флобер приходит ксомнению, и мотив сомнения, подобно мотиву безумия, становится лейтмотивом,организующим повествовательную ткань «Мемуаров».Флобер рассказывает о том, как, усомнившись в своих творческихвозможностях, попытался противопоставить искусству рациональный способпостижения истины.
«Оставив поэзию, я бросился в область размышлений», Ŕвспоминает он795. Однако и здесь он обнаруживает неразрешимый конфликтконечногоибесконечного,рациональногоииррациональногоначал,ограниченности рассудка и безграничности души:«Поначалу я был очарован этим внушительным занятием, Ŕ пишет Флобер офилософии, Ŕ цель его Ŕ объяснить человека, но сводится оно к препарированиюгипотез, обсуждению абстрактнейших понятий и геометрически точному порядкунаипустейших слов. <…> Человек, жаждущий понять несуществующее, и создатьнауку из небытия; человек, душа которого сотворена по подобию Господа Ŕ еговозвышенный гений останавливается перед ростком травы и не может разгадатьтайну пылинки»796.Мотив сомнения, наметившийся в первых главах, как сомнение в себе, всвоих творческих силах, достигает кульминации в ХIХ главе, где сам разумпредставляется автору одной из форм безумия:794Кассирер Э.
Язык и миф. К проблеме именования богов // Избранное: Индивид и космос. М.;СПб.: Университетская книга, 2000. С. 330.795Флобер Г. Мемуары безумца. С. 68.796Там же. С. 69.188«Безумие Ŕ сомнение в разуме.А может, это и есть разум.Кто знает?»797Сомнение в творчестве приводит к сомнению в бытии. Годом ранее, в«Агониях», Флобер размышлял: «Что такое слово? Ничто.
Оно, как и бытие, всеголишь простая длительность»798. Этот фрагмент Ŕ свидетельство логоцентризмаФлобера: «конечность» как свойство слова он распространяет на бытие, асвойствами Абсолюта, безграничностью и вечностью, наделяет небытие.Если творчество невозможно, то невозможно существование Творца, и мир,лишенный эстетического принципа, утративший сакральный центр, предстаетгигантским безумцем. Он кружится в «дурной» бесконечности небытия, «воет, ибрызжет слюною, и сам себя терзает»799.С этой идеей связаны и «апокалиптические» фрагменты «Мемуаров» ифрагменты, повествующие о ничтожестве человека, одержимого гордыней иглупостью Ŕ тягчайшими «формами безумия»800.Хаос, дисгармония Ŕ состояние безумного мира, и состояние души поэта,усомнившегося в себе Ŕ безумца.Мотив безумия приобретает здесь двойное значение.
Это безумие позжеМишель Фуко назовет «отсутствием творчества», «пустотой», и одновременно«смертоносной и властной стихией», что «заложена в творчестве как таковом»801.«В классическом опыте, Ŕ пишет Фуко, Ŕ творчество и безумие были связаны наином, более глубоком уровне: они парадоксально ограничивали друг друга. Ибосуществовала некая область, в которой безумие опровергало творчество,уничтожало его своей иронией. <…>802.
Однако, опровергая, они не уничтожалидруг друга: скорее <…> в их столкновении раскрывался тот центральный длятворчества момент неуверенности, в который рождается произведение. <…>797Флобер Г. Мемуары безумца. С. 124.Флобер Г. Агонии. С. 53.799Флобер Г. Мемуары безумца. С. 62.800Там же. С. 127.801Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997. С.
523.802Там же. С. 523.798189Сходясь лицом к лицу, безумие и творчество в своем противостоянии <…>обозначали тот промежуток между ними, в котором оказывалась под сомнениемсама истина произведения: что оно есть Ŕ безумие или творение? Полетвдохновениеилифантазм?Стихийноесловоизвержениеиличистыйпервоисточник языка? <…> безумие писателя было для всех остальныхвозможностью увидеть, как рождается, как возрождается вновь и вновь вотчаянии самоповторения и болезни истина произведения и творчества вцелом»803.Вариации мотива безумия в повести предвещают некоторые положениякниги Мишеля Фуко «История безумия в классическую эпоху». В частности, какзаметил Скотт Карпентер, в «Мемуарах безумца» возникает важная для Фукоидея: безумец и поэт существуют по ту сторону картезианства, за пределамирационального, в древнем пространстве аналогий804.2.3.
Любовь сакральная и любовь профаннаяМотивы безумия и сомнения возникают в первых главах повести (I Ŕ IX),где речь идет о детских впечатлениях и фантазиях, о грустной и одинокой жизнив коллеже, о мечтах и разочарованиях, жажде славы и дальних странствий.Особенно выразительно звучат они в последней части (гл. XVII Ŕ XX, XXIII). Нов композиционный центр повести Флобер поместил главы, объединенные инойтемой Ŕ темой любви.Первые девять глав «Мемуаров безумца» были написаны весной 1838 года.В них соединились вымысел и автобиографическое начало, как это свойственнобыло личному роману. Наступило лето, Гюстав вместе с семьей отправился кморю в Трувиль, работа была прервана.
Он вернулся к повести только через тринедели и, начиная десятую главу, заметил: «Здесь начинаются настоящие803Фуко М. История безумия в классическую эпоху. С. 522.Carpenter S.D. Discourses of Madness: A Study of Selected Texts in the Nineteen Century.Wisconsin-Madison, Ann Arbor: UMI, 1987. P. 31.804190Мемуары»805. Так личный роман превратился в автобиографию.
«Я писал, моичувства пронизали сюжет, пером водила душа и сломала его», Ŕ объяснял он этуперемену в посвящении806.Этим чувством была любовь к Элизе Шлезингер (1810 Ŕ 1888). Флобервстретил ее летом 1836 года в Трувиле (в «Мемуарах безумца» он названгородком в Пикардии). Ему было пятнадцать лет, госпоже Шлезингерисполнилось двадцать шесть. На морской курорт она приехала с мужем, МорисомШлезингером, и годовалой дочерью.«Она была необычайно красива, Ŕ вспоминал Максим Дю Кан, Ŕ Гладкопричесанные на прямой пробор иссиня-черные волосы окружали овал ее лица,подчеркивая матовость янтарно-смуглой кожи; на губах играла улыбка, но взглядоставался печальным; огромные и очень темные глаза контрастировали сослепительно белыми зубами, легкий пушок едва темнел над верхней губой <…>С ней всегда была огромная собака, ньюфаундленд по кличке Неро»807.Через десять лет после этой встречи, в 1846 году, Флобер назовет чувство кЭлизе единственной в его жизни настоящей страстью808. И много позже, 1872году, он напишет в ответ на ее письмо: «Старинная моя подруга, моя былаяНежность, я не могу без волнения смотреть на Вашу подпись! … Я так хотел быпринять Вас у себя, поместить Вас в комнате моей матери.
… Я теперь Старик.Будущее ничего не сулит мне. Но прошлое встает в памяти, окутанное золотойдымкой. Ŕ Из сияющей бездны милые тени протягивают ко мне руки, и одно лицосреди них сияет ярче всех Ŕ это Ваше лицо! Ŕ Да, Ваше»809.Черты Элизы будут вновь и вновь возникать в облике героинь Флобера ŔЭммы, Саламбо, госпожи Арну. Все они внешне похожи друг на друга и на ЭлизуШлезингер.805Флобер Г.
Мемуары безумца. С. 89.Там же. С. 18.807Du Camp M. Souvenir Littéraires: Paris: Aubier, 1994. P. 337-338.808Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде. Т. 1. С. 95. Луизе Коле. 8 октября1846.809Flaubert G. Correspondance. Vol. IV. Paris: Gallimatd, Bibliothèque de la Pléiade, 1997. Á ÉlisaSchlésinger, 8 octobre. Р.
170.806191Тогда, летом 1836 года, переживая первую любовь, Флобер не отдавал себяотчета в этом, а вернувшись в Трувиль в конце августа 1838 года, и не найдя тамгоспожи Шлезингер, понял, что любил ее, и воспоминания о встрече с неюпревратили начатую книгу в «настоящие Мемуары».В повести Флобер дает Элизе другое имя Ŕ Мария. Тема Марии развиваетсякак антитеза теме безумного мира и небытия. С ней связана идея гармонии,искусства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
