Диссертация (1168478), страница 69
Текст из файла (страница 69)
66:24; Мк. 9:44–48). Казалось бы, даже на текстуальномуровне это несколько другой персонаж (причем текст о «черве» в виде подписи часто был включен визображение). Однако дьявол называется в Библии червем точно так же, как и змеем (Ис. 46:24; Мк.9:44, 46, 48). В древнерусском искусстве у червя одна базовая функция – он мучает грешников,выступая в роли карающего агента преисподней наравне со змеями и бесами. Визуальное сходствотут не случайно: фигуры с удлиненным телом, от крылатого дракона до червя, фактически относятсяк одному типу персонажей, с общими функциями и смысловыми коннотациями.Важнейший для средневекового искусства визуальный прием, который помогал создать фигурубесаилидемоническогомонстра–комбинаторикачеловеческихизвериныхчерт,антропозооморфный облик – за редкими исключениями не применялся к драконам. Даже в техредких случаях, когда речь в иллюстрируемом тексте шла о демоне, который принял облик змея, мыобычно не увидим на фигуре рептилии каких-либо маркеров демонического.
Это скорее исключениеиз общего ряда: как уже говорилось, фигура беса в образе человека или ангела практически всегдаотмечена знаками, которые объясняют зрителю происходящее, разоблачая бесовскую иллюзию.Однако змей настолько прочно ассоциировался в христианской культуре с сатаной, что «визуальныйкомментарий» чаще всего был излишним.Тем не менее, исключения существовали. На иконе Никифора Савина «Чудо св. ФедораТирона о змие» первой четверти XVII в. в сцене святой Федор отсекает крылатому драконучеловеческую головусбородойиторчащимивверхволосами.Хохлатаяголова–принадлежность демона (вздыбленные волосы в христианской иконографии – маркер падшихангелов и грешников), а антропозооморфная фигура напрямую соотносит побежденного драконас бесом [ГРМ.
Инв. № ДРЖ-2146; опубл.: Образы 2008: 217, № 190]. В редчайших случаях390К примеру, на иконе «Чудо св. Георгия о змие» конца XVII – начала XVIII в. из Тихвина (НГОМЗ)или в Апокалипсисе третьей четверти XVIII в. [ИРЛИ. Оп. 23. № 264: 143об., 155об., 237об.] и др.Звероподобные ящеры часто изображались в XVII–XIX вв., в период расцвета визуальнойдемонологии и в разрабатывавшей ее старообрядческой миниатюре, В редких случаях такие драконывовсе лишались удлиненного тела, а их родство со змеями подчеркивали другие маркеры – крыльянетопыря, змеиная голова или чешуя.252гибридные фигуры семиглавого Змея-дьявола с несколькими человеческими головами появлялисьв лицевых апокалипсисах391.Помимо таких казусов, в поздней русской иконографии регулярно изображалась только однагибридная рептилия, с женским лицом или торсом – полузмея-полудева, искушающаяпрародителей в Эдемском саду.
Однако генезис и семантика фигуры были совсем другими.3.4. Серпентоморфная дева в Эдеме: европейские источники образаВ Книге Бытия змей-искуситель описан как животное, которое обмануло Еву и принялонаказание от Бога (Быт. 3:1–15). Христианские авторы утверждали, что актором был не сам змей,а дьявол: он либо вошел в змею, либо принял ее форму (см. в Повести временных лет: «видевъ жедиаволъ, яко почести Бог человека, позавидевъ ему, преобразися въ змию…» [БЛДР 1: 136]; те жетрактовки распространились в раввинистической литературе [Murison 1905: 14]).
Как и вевропейском искусстве, в русской иконографии рептилия, обвившая дерево или протягивающаяЕве яблоко, часто выглядит как обычная змея392. Интересно, что читатели могли затирать ееголову на изображениях точно так же, как лица демонов и грешников-агрессоров393 (об этойвизуальной стратегии см. главу 2 третьей части). Но, как и на Западе, здесь встречаются образы,которые демонстрируют зрителю вместо змеиной безбородую женскую голову, иногда сдлинными распущенными волосами.
Фигура антропоморфного дракона была заимствована изевропейской традиции, к которой и нужно обратиться в первую очередь.На западном материале образы змея с женским лицом описаны достаточно хорошо, начинаяс вышедшей в 1917 г. статьи Джона К. Боннелла [Bonnell 1917] и до последней из известных мнеработы Ф. Гуссенховен [Gussenhoven 2000]. Подробная статья об искусителе в Эдемском садубыла написана в 1972 г. Хенри Келли [Kelly 1972], а самое обширное исследование предприняла391См. в рукописях XVI в. [РГБ.
Ф. 98. № 1591: 107, 110, 112об. и далее] и XVII в. [РГБ. Ф. 299. №460: 96, 124об., 141].392См., например, сюжет искушения на дверях в жертвенник последней трети XVI в.: ВГИАХМЗ.Инв. № 13974; Инв. № 6101; опубл. [Иконы Вологды 2007: № 112, 121] или второй половины XVIIв. из частного собрания М.
Де Буара (Елизаветина), опубл. [Комашко, Преображенский, Смирнова2009: № 59]; на миниатюре из Евангелия апраксос 1693 г.: БАН. Арх. ком. 339: 837; опубл. [РусскаяБиблия 7] и др.393См. на миниатюре синодика 1670-80-х гг. [ГТГ 2010: 420].253Нона Флоренс, посвятив свою диссертацию 1981 г. образам женоголовой рептилии в европейскомискусстве и литературе 1300–1700 гг. [Flores 1981].Изначально в эдемском саду изображали либо змея и сатану отдельными фигурами, либотолько змея. Эта визуальная модель: рептилия, обвившая дерево, и две фигуры (Адам и Ева) посторонам, восходит к античным образцам – прежде всего, к сцене с Гераклом, пришедшимпохитить золотые яблоки в саду Гесперид, перед деревом, которое обвивает дракон, охраняязапретные плоды; похожим образом изображали Афину и Посейдона [Flores 1981: 1–2; Trapp1968: 229–230]).
Интересное решение этой сцены, наглядную эстафету греха, можно найти ванглийской Псалтири святого Альбана (не позже 1123): сидящий на дереве сатана выпускает изорта змею, а змея держит во рту яблоко, которое берет у нее Ева [Kelly 1972: 303–304].Вслед за Исидором Севильским некоторые авторы повторяли, что дьявол выбрал дляискушения людей прямоходящую змею фарею, которая могла стоять вертикально на своемхвосте. Идея о том, что змей до грехопадения имел ноги, повторялась в иудейской литературе, вКниге Юбилеев [Flores 1981: 3–4]. В европейских миниатюрах змея-искусителя иногда наделялиногами, крыльями и собачьей головой, как и других фантастических рептилий средневековогобестиария [Kelly 1972: 304, 306].
В иудейских текстах с IX в. возникает мысль, что змея,искусившая прародителей, была похожа на верблюда, а когда Бог проклял ее, утратилаконечности и стала ползать на брюхе. Похожим образом описывал искусителя Василий Великий,а в византийских рукописях XII в. змей до искушения в самом деле похож на верблюда [Kelly1972: 303; Flores 1981: 4]. Однако уже в XII в.
рождается новое представление – оставаясьгибридом, эдемская рептилия обретает женские черты.О том, что эдемский змей, которого выбрал дьявол, не только ходил прямо, но имел «лицодевы» впервые написал в XII в. парижский богослов Петр Коместор, ссылаясь при этом на БедуДостопочтенного, хотя в текстах Беды ничего не говорится о женской голове [Bonnell 1917: 257,fn. 3; Kelly 1972: 307–309]. По словам Коместора, змей принял такую форму чтобы навернякаискусить Еву, потому что «подобное привлекает подобное». Точное происхождение этой идеи доконца не известно, но легко указать на ее возможные источники. Аналогичная версия – дьяволвошел в змея и принял облик Евы, чтобы та увидела себя как в зеркале и не испугалась –обнаруживается в сирийском сочинении «Пещера сокровищ», которую датируют IV–VI вв.
н.э.:тут рассказано, что сатана действовал как человек, который хочет научить попугая разговаривать– хозяин прячется за зеркалом и начинает говорить, попугай думает, что с ним общается другаяптица и с удовольствием повторяет слова; точно также поступил с Евой дьявол [Kelly 1972: 310,Flores 1981: 15–16]. Этот рассказ перекликается с массой средневековых изображениях, накоторых лицо и волосы искусителя зеркально повторяют лицо и прическу Евы.
Нона Флоресуказывает также на апокрифические Апокалипсисы Моисея и Авраама, где сближаются образы254змея и серафима (Люцифера), а рептилия обретает в результате хоть и не женскую голову, ночеловеческие конечности. При этом она подчеркивает, что Петр Коместор вряд ли использовалтекст «Пещеры сокровищ», который был распространена на христианском Востоке, а не Западе и,как и «Апокалипсис Авраама», ассоциировался с гностической традицией [Flores 1981: 14–17].У идеи Коместора явно имелись визуальные истоки. Фигуры полуженщины-полузмеи былихорошо известны в античности (к примеру, так изображали иногда линейскую Гидру), женскимилицами наделяли скорпионов (на это повлиял, среди прочего394, образ чудовищной саранчи изАпокалипсиса: Откр.
9:3–10). В различных изображениях, в том числе в каменной резьбе XII в.часто встречаются сирены в образе полуптиц, а с VIII в. полурыб с женской головой, причем ихчешуйчатый рыбий хвост иногда напоминает змеиный. Не только визуальные ассоциация сдьяволом (антропозооморфная фигура, змеиный мотив), но и сами функции сирены – искушать игубить людей – явно роднят этих фантастических созданий со змеем-искусителем в Эдеме,поэтому легко предположить, что их образ повлиял на иконографию грехопадения. Христианскиебогословы видели в сиренах символ дьявола, губительной страсти и т.п. – неудивительно, что наодной французской мраморной статуи начала XIV в. под ногами Богородицы вместо змеипоявляется сирена с рыбьим хвостом, а на средневековых миниатюрах сцены искушения Христа впустыне встраиваются в визуальную параллель и с искушением Евы, и, как в Псалтири королевыМарии, с поющими морскими сиренами (проповедники отождествляли Улисса с Христом, асирен – с чувственными прельщениями мира) [Flores 1981: 29–30].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
