Диссертация (1168478), страница 60
Текст из файла (страница 60)
на миниатюре XVIII в. [Азбелев 1992: Илл. 52; см. также: 594]. Примеры из старообрядческихвизионерских рассказов [Пигин 1997: 555].219чашей в руке; чашу наполняют «нечистые» звери-пороки [ГИМ. Муз. № 351: 203об., 204об., 205об.,206об.].Во многих Синодиках и сборниках XVII–XVIII вв. тема посмертных мук становятсялейтмотивом. В упомянутом сборник XVIII в. из собрания РГБ изображения адских мукпродолжаются с листа 145 до оборота листа 164 [РГБ. Ф. 344.
№ 181]. В Цветнике XVIII в. изсобрания БАН миниатюра со Смертью открывает цикл из 33 сцен адских казней, которыйпродолжается с листа 65 по лист 97, а затем переходит в серию миниатюр, на которых сатанавосседает в гееннском пламени (до листа 101) [БАН. Плюшк. № 42; описание рукописи: Бубнов,Братчикова, Подковырова 2010. № 73].Такие изображения по-разному соотносятся с текстом. Они могут сопровождать общиепоучения о грехах, где адские муки не описаны вообще или упомянуты односложно. Они могут бытьполностью оторваны от всякого текста и сопровождаться только лаконичными подписями («боюсягеенны», «боюся тартара», как в сборнике РГБ), либо выстраиваться в серии, целиком лишенныекомментария.
Так или иначе, текст оказывается вторичен. Миниатюры с «адскими сценами»превращаются в самостоятельный тип «эсхатологического чтения».Чаще всего грешники в аду обнажены – отсутствие одежды снимает все знаки былогосоциального различия, обезличивает и деперсонифицирует массу осужденных. Одежда появляетсятолько в сюжетах, на которых важно подчеркнуть, кем был при жизни тот или иной казнимый –правителем (богатые одежды, короны), монахом (иноческое облачение) и т.п.Фигуры грешников, выдвигаясь на первый план и укрупняясь, не только приобретаютэкспрессию, неизвестную предшествующей иконографии, но и начинают трансформироваться помоделям, работавшим в визуальной демонологии.
В Житии Василия Нового XVIII в., в циклеогромных (в лист) изображений, грешники в аду получают собачьи и звериные головы, вытянутыедо плеч уши или огромные ноздри на «коровьих» головах [РГБ. Ф. 344. № 182: 124–199; см.особенно: 127, 128, 134, 139]. Миксантропные фигуры отличаются от демонов в основномблагодаря контексту. В сборнике XVIII в., включающем «Поучение св. отцов о злой брани»сквернословцы с вытянутыми языками получают бесовские хохлы [БАН.
25.6.5: 53об.], а в другомсборнике XVIII в., помимо вздыбленных волос, еще и высунутые языки – частый (как будет виднов пятой главе) признак демонов в иконографии XVII–XVIII вв. (Ил. 10) [БАН. 26.5.2: 53об.; см.также: РГБ. Ф. 98. № 375: 181об.]. В старообрядческом Цветнике конца XVIII в. помещен «портрет»Иуды в аду: огромное, уродливое, разноцветное лицо с торчащими волосами едва умещается на листе[БАН. Плюшк. № 112: 447об.; ср.: 448об.; описание рукописи: Бубнов, Братчикова, Подковырова2010: № 74]. Дидактическое воздействие на читателя достигает предела.Волосатые тела и зооморфные элементы часто появляются на изображениях иудеев иеретиков. Интересный пример можно увидеть на 193-м листе в лицевом Житии Василия Нового,220хранящемся в РГБ.
Это сцена суда на грешниками из Видения Григория. На уступе стоят люди созвериными, похожими на собачьи, головами с пучками вздыбленных волос. Внизу, в огне,выстроились пять крупных человеческих голов – их волосы так же стоят дыбом и зрительноперекликаются с языками пламени, зубы оскалены, а у крайнего справа видно крыло [РГБ. Ф.
98. №375: 193об.]. Хохлатые «псоглавцы» – Арий и его «собор». Текст, помещенный на соседнем сминиатюрой 194–м листе, говорит о том, что еретики потеряли человеческий облик: «…быше жевидения ихъ сатанинъская, лица змиеобразна, от оустъ ихъ черви исхождаху». Таким образом,звериные головы указывают на «змиеобразие» их лиц (черви обозначены штрихами, вылетающимииз ртов). Ариане ввергнуты «в лютыя муки, идеже бе дияволъ съ бесы его», соответственно, фигурыс оскаленными зубами и вздыбленными волосами в огне – сатана и демоны. Практическиединственное, что отличает звероподобных грешников от бесов – не слишком акцентированное наминиатюре крыло [Антонов, Майзульс 2011: 265; Антонов, Майзульс 2018: 211].
На другихизображениях той же рукописи «гневливые и горделивые, завистники и злопомнители» свесили нагрудь языки; «жиды» с такими же огромными языками стоят на волосатых и кривых ногах (текст:«…языки ихъ вне висяху, яко бешеным псомъ, ноги искривлены имуще, в кожи ослиобличены…»); Диоклетиан в образе коронованного гиганта лежит, скованный, в адском пламени (ввидении Григория говорится, что он ревет как лев и скрежещет зубами), и т.п. Наконец,«отметницы, мучители и беззаконники» не просто падают в огонь – один из них превращается вбезголового блемма с лицом на груди [РГБ. Ф. 98. № 375: 209об.].Помимо миксантропного облика, обыгрываются и другие модели визуальной демонологии.
Вдругих рукописях XVIII в. те же «отметницы» стоят на облаке; за их плечами расправлены крылья,а на головах – прямоугольные дощечки с надписью «сатана». У стоящей впереди фигуры – бородаи свиток, подписанный «отвержение Христа». Эта композиция воспроизводит традиционнуюмодель, когда бородатого сатану или «бесовского князя» окружают безбородые бесы) [ГИМ. Муз.№ 322: 485об.; ср. бескрылых «отметниц» [БАН.
Вятск. № 919: 271об.].В конце XVII–XVIII в. и традиционные (антропозооморфность, вздыбленные волосы) и новые(недлинные красные языки, инверсия элементов – см. главу 5) маркеры демонического начинаютфункционировать в новом визуальном пространстве. Узкие границы, в которые были преждезаключены демонические сюжеты, резко раздвигаются, а это, в свою очередь, создает новыйконтекст. Здесь стало возможно использовать такие приемы, которые и не «умещались», и нетребовались в композициях прошлых столетий. Логика построений новых фигур повторяла логику,отработанную на фигурах сатаны и демонов.Помимо самих грешников, частным героями визуальных циклов становятся демоны-палачи.Их фигуры точно так же укрупняются, а действия, позы и функции становятся гораздоразнообразнее.2212.4. Демоны как палачиКонцепция «отсроченного наказания» бесов (после Страшного суда они должны статьвечными узниками геенны)323 и идея о посмертном суде позволяли считать, что демоны не толькоискушают людей, но и карают грешников в аду до Второго Пришествия.
Если в раннемСредневековье роль мучителей чаще принадлежала ангелам 324 , то спустя века в европейскихописаниях и изображениях акцент сместился на демонологию. О бесах как адских мучителяхговорят и апокрифические визионерские тексты, и жития325.
Иногда, как в «ЕвангелииВарфоломея», их облик и действия детально описаны. В «Повести о видении Козьмы игумена»,входившей в Пролог и Сводный патерик, рассказано о переправе грешных душ через реку326, надругой стороне которой ждет «великъ буянъ мужь, велми же взоромъ, страшен же лицемъ»,исторгающий огонь из уст, дым из ноздрей, «и языкъ ему висяше изо оустъ его лакоть единъ. И323В Новом Завете говорится и о том, что бесы связаны в аду до суда, где ждут будущего наказания(2 Петр. 2:4), и о том, как дьявол искушает Христа, а бесы мучают одержимых. Совмещение этихфункций – осужденные и искусители – переходит в христианскую литературу и по-разномуотображается в визуальных и письменных текстах.324Об ангелах, стерегущих и карающих души грешников в аду, говорится в ряде апокрифическихпамятников. См., например, «Хождение Богородицы по мукам» [Тихонравов 1863 II: 27, 32;Мильков 1999: 592]; «Видение апостола Павла» [Тихонравов 1863 II: 46, 50, 51, 53), и др.Немилостивые ангелы в аду упомянуты в «Слове святого Нила» из Пролога (Пролог 1643б: 827об.].325См.
о демонах в аду в «Видении апостола Павла» [Мильков 1999: 549], апокрифических«Вопросах Иоанна Богослова Аврааму о грешных душах» [Тихонравов 1863 II: 196] или в ЖитияЕвфимия Великого [Лённгрен III: 277]; миниатюру из лицевого Житии Нифонта КонстанцскогоXVI в., на которой душу грешного клирика бесы несут к «князьям тьмы» [Щепкин 1903: 38;Прилож.
Л. XL, мин. 220].326Это своеобразная реплика архаического мотива о переправе душ в иной мир через реку(пропасть) по мосту. В «Видении Козьмы» пройти на другой берег могут только праведники.Мотив часто встречается в фольклоре и в средневековых визионерских рассказах (в том числе в«Диалогах» Григория Великого), причем в русских источниках он мог сливаться с идеейпрохождения посмертных мытарств (как это происходит в Волоколамском патерике [Ольшевская,Травников 1999: 98]. Об этом мотиве в сочинениях Григория Турского [Гуревич 2007а: 155–156]; всочинениях европейских и византийских авторов [Живов 2010: 96–97]; в славянском фольклоре:[Славянские древности 3: 305; как о мифологическом мотиве в целом: Мифы народов мира 2: 176–177].222десная рука ему весма суха, подобна столъпу, и бяше нага зело и простерта.
Его же повинъныявосхищая, и во ону пропасть въметая» [Пролог 1641: 140об.–145об.].Л. Линк подчеркивает, что последней монументальной композицией Страшного суда, где вроли карателей выступают грозные ангелы, стала мозаика конца XI в. в церкви Санта-МарияАссунта в Торчелло. С XI в. функция карателей на абсолютном большинстве изображенийполностью перешла к демонам [Link 1995: 112–114]. При этом скованным в аду изображалсятолько сатана, одновременно мучимый и мучающий (пожирающий) грешников, в то время какдемоны оказывались главными акторами, ответственными за казни осужденных [Махов 2006: 195–196, 260–261].В русской иконографии Суда скованный дьявол так же совмещал две функции – узника(скованные ноги, иногда руки) и повелителя преисподней (восседает анфас или в три четверти назооморфном аде-престоле)327.
Демоны, вслед за византийскими образцами, изображались рядом ссегментами преисподней. Однако ангелы выполняли активную роль, ударяя осужденных ударамикопий и трезубцев. Эта сцена сохранилась и после рождения в XVI в. мотива «демоны ведутгрешников в геенну» – их копья, направленные в грешников, проходили теперь сквозь фигурыбесов (см. об этом в главе 1 второй части).В некоторых текстах образы ангелов и бесов-мучителей также совмещались. По одному израссказов Киево-Печерского патерика грешник был предан немилостивому ангелу и многимдемонам.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
