Диссертация (1168478), страница 59
Текст из файла (страница 59)
фрагмент изХерувимской песни: «всякое ныне житейское отложим попечение»). Естественно, чтобы убедиться,работала ли эта понятийная связка, надо найти тексты (что пока не удалось), но на уровневизуальной переклички и общего значения позы в иконографии, нетрудно предположить, что такаяаналогия могли возникать не раз.Жесты, маркирующие смерть, играли множество ролей, визуализируя метафорические оборотыи представления о переходных состояниях (умерщвление страстей, умерщвление плоти, умираниедля земной жизни как рождение для жизни вечной и т.п.). В результате текстовая метафора «вечнойсмерти» грешников конвертировалась в тот же знак и дала рождение одному из самых типичныхжестов в иконографии загробного мира. Наравне с изображением стихий ада (огня, холода, тьмы) иинфернальных мучителей (демонов, змей, жаб, неспящего червя) жестовый язык грешников говорит313Как на дверях иконостаса последней четверти XVI в.
[Иконы ЦМиАР 2007: № 105] или наминиатюре Синодика второй половины XVII в. [РГБ. Ф. 98. № 1186: 96, 97, 97об., ср.: 111].216о преисподней как пространстве страдания. Фигуры и знаки играют здесь одну роль, выстраиваятекст о посмертном воздаянии.2.3. Грех и наказание: визуальные параллелиНа миниатюре из Хлудовской псалтири IX в. ангел вырывает щипцами язык грешнику [ГИМ.Греч.
№ 129д: 10об.; опубл.: Щепкина 1977]. На русских сценах преисподней это делают ужебесы 314 (которым во множестве визионерских сочинений Средневековья были делегированыфункции, в ранней христианской литературе принадлежавшие ангелам; см. ниже). Среди всегоразнообразия мук устойчивая связь визуального образа с текстом прослеживается, чаще всего, водном случае – при изображении кар, уготованных за словесные грехи. Празднословцы, гневливые,клеветники, хулители, любители матерной брани и т.п. представляют в аду с огромнымивысунутыми языками. Высунутый язык становится одним самых частотных символов посмертнойказни, независимо от контекста: грешник, демонстрирующий свой язык; подвешение за язык; бес,вырывающий язык и др.
315 . Иногда мотив используется и вне иконографии преисподней: наминиатюре Киевской псалтири 1397 г. людские фигуры с высунутыми до земли огромнымиязыками иллюстрируют фрагмент 72-го псалма (Пс. 72:9), где сказано, что гордые нечестивцыклевещут и издеваются, а «язык их прейде по земли» («язык их расхаживает по земле») 316[Вздорнов 1978: 98об.].Мотив высунутого языка встречаются на русинских иконах Страшного суда с XV в.317, а нарусских иконах распространяются с XVI в. Здесь работал принцип зеркального подобия греха и314См., к примеру, беса мытарств, который вырывает клещами язык у души сквернословца в ЖитииВасилия Нового конца XVII – начала XVIII в. [БАН.
П. I. А. 60: 23].315См. череду разных кар с изображением грешников, высунувших язык, в Цветниках XVIII в. [БАН.Плюшк. № 112: 215об., 295об., 326об.; БАН. Плюшк. № 42: 65, 66, 73, 75, 78] и в Синодиках [ГИМ.Барс. № 977: 48об.; РГБ. Ф. 344. № 240: 28; РНБ. Q. I. 1149: 34; Синодик 1877: 40].316См. также лгунов с длинными языками из Годуновской псалтири 1594 г.
[РНБ. Кир.-Бел. 7/12: 275; cр.:Корогодина 2006: 173]. Об этом мотиве см. [Розов 1966: 70].317О карпатских иконах см. [Berezhnaya 2004: 17; Himka 2009: 66, Ill. 2.41, 2.42; 104]. См. чередуклейм русской иконы «Страшный суд» конца XVI – начала XVII в.: «ябедник» и «разбойник»подвешены за ноги, «блудник» – за живот, «завистник» – прикреплен цепью за руки и за ноги к«блуднику», «клеветник» и «хульник» подвешены за языки, нацепленные на крюк [ГИМ. Инв. №НДМ-3312].217кары, известный в русской книжности благодаря переводным визионерским текстам, начиная с«Видения апостола Павла» или «Хождения Богородицы по мукам»318.
В «Видении Павла», средипрочего, говорится о грешном чтеце в аду, которому ангел-мучитель вырезал язык огненной бритвой[Мильков 1999: 549]. В «Хождении Богородицы по мукам» за языки на железном древе подвешеныклеветники, возбудители ссор и те, кто разлучил брата с братом или мужа с женой [Мильков 1999: 590].Похожая история повторится в «Великом зерцале», где рассказано о клеветнике, который после смертибыл осужден «язык свой ясти» – язык выростал до земли, и он был осужден бесконечно жевать иоткусывать его, «Понеже в житии сем удом проклятым – языком своим многое зло и беды человекомприношах, сего ради зла моего, яко же видиши, тако во веки мучитися осужден есмь» [Державина1965: 241].
Из «Великого зерцала» этот рассказ перекочевал во множество русских Синодиков[Петухов 1895: 179; Berezhnaya 2004: 17], где, вслед за текстом, распространились фигуры«злоязычных» с гигантским языком319 [Антонов, Майзульс 2018: 174, 180–181, 214; БАН. 25.2.14: 44;Синодик 1877: 40].Тот же мотив распространился в старообрядческих видениях. К примеру, в выговском«Сказании о чуде воскресения мертвого некоего человека именем Михаила» (рубеж XVII–XVIIIвв.) с вытянутыми языками в аду мучается «полк» сквернословцев и матерщинников [Пигин 2006:259; ср.: 268–269].Другие грехи не так часто, но тоже связывались с карой на визуальном уровне, иногдаотражая логику видений. В популярном «Слове о Втором пришествии и Страшном суде» ПалладияМниха многие кары четко увязаны с грехом, иногда отражая его по зеркальному принципу:кипящая смола уготована пьяницам, огонь – блудникам, «плясцам», гусельникам и смехотворцам –плач, страх – татям, червь неусыпающий – сребролюбцам, мороз – немилостивым, смрад и змеи –чародеям и т.п.
[Покровский 1887а: 92]. Эти описания часто отображали буквально: в адскихклеймах икон и на миниатюрах бесы льют смолу в рот пьяницам (либо те кипят в котле), чародеиоплетены змеями. Те же змеи сосут груди женщин, совершивших грех, связанный с блудом идетьми (убийство младенца во чреве, бездетность)320 [Антонов, Майзульс 2018: 174–182, 184–186].Однако часто разные муки распределены между разными категориями грешников без видимойлогики.
В этом – отличие русских изображений от западных, где принцип символического318[Мильков 1999: 547–553; 588–593]. Тот же принцип работает в фольклоре; см. примеры[Веселовский 1889: 160–166].319«Осуждающие друг друга» с высунутыми языками длиной в полруки и лжец, подвешенный заязык, в старообрядческом сборнике XIX в. [Пигин 2006: 384–385].320См., к примеру [Синодик 1877: 41]. Ср. изображения «грешной матери», восходящие к одномуиз «примеров» «Великого зерцала» [Державина 1965: 376–378].218соответствия греха и наказания проводился более последовательно (прелюбодеям отрезаютгениталии, фальшивомонетчикам заливают в горло расплавленный свинец, обжоры и пьяницывынуждены есть и пить без остановки и т.д.)321.
На Руси такие сюжеты встречаются редко: онираспространяются только в XVIII в., преимущественно в старообрядческой традиции.У староверов принцип «зеркального подобия» прижизненного греха и посмертной карывстречается и в видениях, и в лицевых рукописях (любителя бани демоны парят вениками в адскомогне, и т.п.)322. В сборнике первой половины XVIII в. из собрания РГБ весь цикл адских муквыстроен по этому принципу. Каждое изображение разделено на две части: в верхней представленчеловек, творящий грех при жизни, в нижней он же принимает муку в аду. Женщина, наказанная за«пространное питание», в верхней части миниатюры ест яблоко, а внизу ее обнаженное тело жарятнад огнем три беса, причем зажариваемая фигура испражняется, извергая все, съеденное прижизни.
Пьяницам бесы льют в глотку какую-то жидкость. Охотник в верхней части миниатюрыскачет на коне по лесу, а внизу оказывается на том же коне внутри зубастой пасти ада, и т.п. [РГБ.Ф. 344. № 181: 155–168; опубл.: Антонов, Майзульс 2018: 183]. Более поздний пример – сборникXIX в., где образы казней представляют наглядную связь между грехом и наказанием: у язычниковбесы вытягивают языки огненными клещами сквозь темя, плевавшим в лицо – дают пить плевки вкубке, немилосердному вонзают в сердце огненный жезл и т.д. [РНБ. Тихан. № 338: 185–190,пагинация арабскими цифрами]. В Цветнике XVIII в.
из собрания ГИМ грешники изображеныпоследовательно, каждый занимает целый лист, развернут анфас и окружен персонификациямигрехов. На листе 205об. стоит мужчина в зеленом кафтане, «вся собра, и всемъ страстемъработаемъ» – он держит в руках зверей, а на уровне его ног помещены люди и предметы, причемкаждая изображенная фигура подписана и обозначает порок: «сребролюбие», «прелюбодеяние»,«тщеславие» и т.п. На обороте предыдущего листа изображен христианин, из груди котороготянутся нити – каждая ведет к какому-либо зверю («аспид», «ехидна», «скорпия» и др.) или к бесу.На обороте следующего листа на семиглавом звере сидит вавилонская блудница с гигантской321О семиотике мук ада в западной иконографии см. [Mills 2005: 83–105; Гуревич 2007а: 154;Гуревич 2007в: 382].
См., к примеру, описание адских казней, последовательно выстроенных попринципу инверсии земных благ и удовольствий, у доминиканца XIV в. Джона Бромиарда (JohnBromyard) [Valk 2001: 77]. Тот же принцип действовал в «Евангелии учительном» КириллаТранквиллиона-Ставровецкого, которое испытало влияние католической традиции и было в 1620-хгг. осуждено украинской, а затем московской православной Церковью [Himka 2009: 219–221].322См.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
