Диссертация (1168478), страница 62
Текст из файла (страница 62)
В центре рассказов – муки Иуды Искариота: вглубочайшей пропасти стремительно вращается колесо, к которому привязан бывший апостол. Стреском и грохотом оно проваливается в бездну преисподней, и все бесы и грешники начинают битьпредателя. Миниатюры последовательно отражают все ключевые сцены (немилостивый воин наогненном коне, блудник с блудницами, жестокий властелин, поджариваемый на вертеле, грешныеиноки и инокини, которых дубинками избивают бесы), вплоть до колеса с прикрученным Иудой,иногда дополняя изображения подписями337.
В той же рукописи из РГБ у сцены с Иудой на колесепомещена надпись: «Июда Искариотскии къ колесу прикованъ моучится въ преисподнем аде, ащебы тебя не было проклятаго, то бы и стуку во аде не было» [РГБ. Ф. 344. № 184: 63об.; ср.: БАН.21.11.9: 118; БАН. 1.1.40: 102; БАН. 19.2.26: 140; ИРЛИ. ОП. Оп. 24. № 13: 265].Генезис этого мотива уходит в раннюю визионерскую традицию: рассказ о мученияхИскариота на колесе включен в «Плавание св. Брендана» – цикл легенд, восходящих,336Миниатюры [РГБ.
Ф. 344. № 184 (XVIII в.): 57об.-62об.; РНБ. F. I. 733 (XVIII в.): Мин. 200–206,240–243; РНБ. Тихан. № 338 (XIX в.): 83об.–84, 90об. и далее (листы разрознены)]. Настенныелисты [ИРЛИ. ОП. Оп. 23. № 2815; Иткина 1992: 85; описание: 203].337См. публикации [Багдасаров 2010: 43–48; Антонов, Майзульс 2018: 204–205, 208]. См. также[БАН. 1.1.40: 102; БАН. 19.2.26: 131–140; БАН. 21.11.9: 168 (опис.: Бубнов, Братчикова, Подковырова2010: 157–165, 512–516); ИРЛИ.
ОП. Оп. 24. № 13: 265]; и др.226предположительно, ко второй половине VIII в. 338 Более история – о том, как Иуда с шумомнизвергается в глубины преисподней на огненном колесе – повторяется в видении цистерцианскогоновиция XII в., которое в XIII в. было воспроизведено в тексте «Великого Зерцала» Винцента изБове339.
Однако в старообрядческих рукописях этот сюжет мог быть переосмыслен в контекстеполемической традиции филипповского согласия. Сторонники гарей использовали тот же образадского колеса, доказывая, что отказавшимся от самосожжения людям уготована именно такая мука[Багдасаров 2010: 13–14].Иллюстрирование европейских визионерских историй привнесло в русскую миниатюрупринцип четкого соответствия грехов и мук, принимаемых от бесов. Эти визионерские истории иизобразительные циклы распространились в старообрядческой традиции.
Более того, настенныелисты перенесли сцены казней из рукописного в домовое пространство, резко увеличив количествопотенциальных зрителей. Каналы распространения таких образов (храмовая иконопись истенопись, миниатюра, печатные и рисованные листы) и социальная среда их функционирования(от церкви до жилого помещения) предельно расширилась.В иконографическом плане апогей развития визуальной темы демонов-мучителей – сериинезависимых изображений, которые визуально разрабатывали сцены, никак не подсказанныетекстами. Фигуры демонов появлялись в тех муках, которые раньше не предполагали их участия.Падшие ангелы становились, фактически, главными агентами мучений, визуально персонифицируяказни.
Иллюминаторы педалировали их роль ради создания максимального дидактическогоэффекта. Востребованность этой – периферийной до XVII в. темы – к концу XVII столетияоказалась максимальной. Тем интереснее, что в это время резкой критике подверглись неизображения, а тексты, упоминающие демонов-палачей.Учитывая, что образы адских пыток фигурировали на бесчисленном множестве изображений,те, кто не разделял представление о «палаческой» функции демонов, по сути, были вынужденыспорить с очевидным.
Однако предметом осуждения всякий раз становились не визуальные образы,а определенные пассажи в рамках переводных трактатов, которые рассматривались как зараженные«католической ересью». В рамках полемики русские книжники категорически отрицали, что бесыили другие адские создания могут пытать кого-либо в преисподней.338См. [Махов 2006: 40; Махов 2007а: 30]. Легенда о плавании св. Брендана была известна на Руси– в XVI в.
на нее ссылается инок Снетогорского монастыря Корнилий, упоминая о том, как св.Брендан увидел на дне океана сатану в облике змея [Серебрянский 1908: 528].339Speculum Historiale, XXIX, 9, по изданию [Vincent de Beauvais 1624 : 1188]. См. также[Покровский 1887а: 91].227Первый случай относится к критическому разбору популярного в Европе сборникаЛуцидариус, который был переведен с немецкого в XVI в. Автором комментариев выступилМаксим Грек. Он утверждал, что в Писании ничего не сказано ни об огненных драконах, ни обессмертных червях [Максим Грек 3: 187] («забыв», явно намеренно, евангельские слова о геенне,«идеже червь ихъ не оумирает» (Мк.
9: 48), положенные в основу иконографического образаадского червя).В 1627 г., при осуждении в Москве «Евангелия учительного» Кирилла ТранквиллионаСтавровецкого цензоры Илья и Иван Наседка кратко затронули его рассказ о гееннских муках ибесах-мучителях. Не упоминая демонов и приведя лишь слова Кирилла о том, что грешники в адубудут гореть в огне и видеть «различныя места мучения», критики заключили: «И все тосопротивно богословцеме пишете, глаголюще, яко ничтоже грешникоме около себе видети, нижечервя грызущаго непрестанно» [Опарина 1998: 374].
Таким образом, упомянутый в Евангелиичервь – единственный «обитатель» преисподней, но и он, по утверждению цензоров, остаетсяневидимым.Однако самый интересный прецедент случился в середине XVII в. (между 1649 и 1666), когдабыл составлен новый обличительный текст, посвященный «Евангелию учительному» – «Свитокукоризненный Кириллу Транквиллиону-Ставровецкому» [Опарина 1998: 394–396]. Автор этогосочинения пространно цитировал «еретический» трактат и осуждал все описания геенны. По словам«Евангелия учительного», в преисподней грешников ждет Вельзевул, «всякой твары страшнейший,брыдкий и лютейший», и Левиафан, «велио рыба» огненного моря, огромный как гора или кактысяча гор.
Левиафан изрыгает из пасти громы и огонь, из его ушей идет дым, а из ноздрейвырываются «сапаня», которые раздувают адский огонь (ср. близкие описания адского «мужа» из«Повести о видении Козьмы игумена»). Оба монстра, Вельзевул и Левиафан, умножают мукигрешников. Процитировав эти фрагменты, русский книжник саркастично «пожалел» их автора:«плача, бредил Кирил...» [Кирилл Транквиллион-Ставровецкий 1619: 24; Опарина 1998: 409, ср.:Himka 2009: 220]. В ироничной полемике автор «Свитка» утверждал, что демоны не могут бытьпалачами, так как сами являются узниками ада: «Како Кирил сатану во огни царствовати глаголет, ане мучитися … Лукавии само бо погибши и связани во ад и огню предании на вечное мучение.
Какодругим умножати будут муки и мучители грешником быти и геенною владети?»; «Божественное жеПисание сказует, яко огнъ вечныи искони уготован диаволу и аггелом его, и связан иматъ бытисатана со всеми бесы и предан вечному огню первее грешных. Рцы ми, треокаянне Кирилле, сынедиаволов, паче всякои твари страшнеишии отец твои сатана по твоему мудрованию, почто отбоящихся Бога побеждаем и попираем аспид злыи и василиск? Но и над свиньями не имый властъзмий злый, обманом губит, точию покаряющихся ему» и т.п.
Осуждения этих фрагментов«Евангелия учительного» занимают девять листов текста [Опарина 1998: 406–410].228Во всех трех случаях представление о бесах-мучителях осуждалось как что-то привозное,чуждое и еретическое. Однако такие рассказы во множестве встречались в описаниях другихавторов, в том числе и русских (например, в Волоколамском патерике) [Ольшевская, Травников1999: 97], а в иконографии действовали бесчисленные демоны-мучители и палачи. Критикизападных текстов не обратили на эту традицию никакого внимания.В свою очередь, создатели некоторых икон проигнорировали (скорее всего, просто не зная обих существовании) все обличительные пассажи ученых книжников. Как будто вступая в спор савтором «Свитка укоризненного», некоторые иконописцы не обошли вниманием те самые описания,которые были раскритикованы московскими богословами.
Это можно увидеть на иконе Страшногосуда конца XVII – начала XVIII в. из музея-заповедника «Александровская слобода», композициякоторой построена не по древнерусской модели, а стилистика приближена к европейскойживописи340. Здесь грешников пожирают и истязают десятки гибридных бесов и огромные монстры,а справа с поднятыми руками застыл огромный сатана, из живота которого по плечи торчитоскаленная фигура с хохлом и бородой (Иуда?) [Антонов, Майзульс 2018: 206–207]. Многиеэлементы композиции сопровождаются текстом. Так, среди прочих грешников представлен человек,которого хватают за руки три монстра, а снизу пытается заглотить зубастый «слон» с бараньимирогами. Надпись гласит: «Гордымъ надменным и возносящимся от тех лютех зверообразных бесовсвирепое влечение и жестокое биение».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
