Диссертация (1144862), страница 69
Текст из файла (страница 69)
40610. Л. 17–19, 28). Ср.:Савельева В.Г. Дмитрий Захарович Мануильский… С. 165–166.302См., напр.: Щербакова А.А. Андрей Николаевич Бекетов. Выдающийся русский ботаник и общественный деятель. М., 1958. С. 37–38; Бляхер Л.Я. Константин Николаевич Давыдов. М., 1963. С. 36–37; Груздева Е.Н.
«Прежде всего труженик…». Н.Е. Введенский // Знаменитые универсанты. Очерки о питомцахСанкт-Петербургского университета… Т. III. C. 55; Ревякин А.И. Краткий очерк научно-исследовательской,педагогической и общественной деятельности // Николай Кирьякович Пиксанов. М., 1968. С. 9.300297При этом следует принимать во внимание и еще один важный дискурс,существовавший в общественном сознании и нашедший отражение в многочисленных публицистических текстах эпохи, — студенчество воспринималось как своеобразный передовой отряд общества, выражающий его надеждыи чаяния. Например, В.И.
Сергеевич, в целом довольно скептически настроенный по отношению к «освободительному движению» в стенах университета, призывал в 1906 г. к тому, чтобы зафиксировать историю студенческойфронды в эпоху революции, поскольку студенчество «является чувствительным барометром общественных настроений» и «было бы крайне прискорбным упущением, если бы показания этого барометра не были точно зарегистрированы»303. Интересно, что, будучи несколько лет до этого ректором университета, В.И. Сергеевич от этого «барометра» и пострадал, когда вступил вконфликт с Советом университета, заявившим, что ему следует подать в отставку, так как «студенты его не любят» (см. главу 7).Действительно, оборотной стороной студенческой принципиальности ипрофессорской толерантности к фрондерам была студенческая нетерпимостьк инакомыслящим и уверенность в праве регламентировать поведение самихпрофессоров.
Как вспоминал один из представителей «прогрессивного студенчества», «достаточно было популярному профессору в чем-нибудь не согласиться с поступками студенческой демократии как его немедленно “приковывали к позорному столбу” как выражался студенческий бюллетень»304. Впериод революционных обострений бывали и обструкции, устраиваемыепрофессорам, которых по каким-либо причинам студенты записывали в ретрограды.
Так, на сходке 19 сентября 1905 г. таковыми были объявленыД.П. Коновалов,А.М. Жданов,А.И. Введенский,П.И. Георгиевский,И.Я. Фойницкий, приват-доценты Б.В. Никольский и М.М. Боровитинов305.Протокол заседания Совета СПб. университета. 30 января 1906 г. // Протоколы заседаний СоветаИмператорского С.-Петербургского университета за 1906 г. №62. СПб., 1907. С. 12.304Райков Б.Е.
На жизненном пути… С. 346.305Студенческие дела. В С.-Петербургском университете // Биржевые ведомости. 1905. 28 сентября(11 октября). С. 2–3.303298Вот как, например, вполне отстраненно описывает обструкцию, устроеннуюпрофессору П.И. Георгиевскому, «Петербургский листок» на следующийдень — 21 сентября: «Вчера, 20-го сентября, в С.-Петербургском университете на лекции профессора Георгиевского разыгрался следующий инцидент.Когда профессор явился в аудиторию и вышел на кафедру раздались возгласы собравшихся студентов: “Бойкот! Бойкот! Бойкот!” Профессор стал объясняться, указывая, что он не понят студентами, что он никогда не был противником прогрессивных веяний и т. д. Тем не менее ввиду решительногопротеста со стороны студентов, профессор покинул аудиторию»306.
Приведемтакже описание истории с профессором А.И. Введенским, изложенной в«Новом времени»: «12 октября в Петербургском университете начал чтениелекции по психологии проф. А.И. Введенский. Первый час лекции профессору удалось прочитать; несколько свистков, раздавшихся со стороны приверженцев бойкота, вопреки постановлению общей студенческой сходки, былизаглушены единодушными аплодисментами наполнивших аудиторию слушателей. Во время перерыва лекции перед шестой аудиторией по приглашениюнекоторых их членов бывшего коалиционного совета собралась громаднаятолпа студентов и посторонних лиц. При появлении профессора раздалисьсвистки, крики: “Долой бывшего профессора!”, другая часть собравшихсяаплодировала.
Под этот гам проф. Введенский вошел в аудиторию, но читатьлекцию было невозможно. Еле удалось восстановить тишину на минуту ипрофессор спросил, правда ли, что есть желающее его слушать, как ему обэтом говорили. Гром рукоплесканий и возгласы “правда!” ответили ему ипрофессор решил остаться. Свистки и гам продолжались, тогда профессор,ввиду невозможности быть услышанным, — видно было лишь, что губы егошевелятся, но даже в пяти шагах ничего нельзя было разобрать, — написална доске, что требует предъявления к нему формальных обвинений; доскуопрокинули. Сдавливаемый массой публики, среди толчков, профессор полу306Случай в университете // Петербургский листок.
1905. 21 сентября (4 октября). №250. С. 3.299задушенный едва выбрался из аудитории. Свистки и крики проводили еговдоль всего коридора»307.Вскоре в печати начинается публикация писем профессоров, пожелавших «оправдаться». Так, «Биржевые ведомости» помещают патетическийтекст подвергнутого обструкции А.И. Введенского: «Я имею неоспоримоенравственное право требовать от президиума, под руководством которогопроисходила сходка, чтобы он по крайней мере представил посредством печати на суд общественного мнения те нравственные преступления, которымия в глазах сходки заслужил такое постановление. Я говорю об одной лишьнравственной стороне моей деятельности, ибо очевидно, что на сходке немогло быть никакой речи о научной стороне: этому явно противоречило бы ичисло слушателей в моих аудиториях, и постоянное избрание меня в председатели философского общества и тому подобных.
Остается только вопрос онравственной стороне. Газеты, сообщая о постановлении сходки, мотивировали его моей принадлежностью к реакционерам. Но я решительнейшим образом протестую и против такого мнения обо мне, хотя ни за кем не признаюправа контролировать чужие убеждения и преследовать за них, и я удивляюсь, как ввиду всей моей академической и литературной деятельности могливозникнуть такие представления обо мне. Президиум и тот, кто на сходкесделал предложение обо мне, как честные люди, должны считать своимнравственным долгом немедленно ответить мне и напечатать обвинительныйакт против меня в том виде, как он был формулирован на сходке»308. Аналогичные обращения другого «реакционера» П.И.
Георгиевского публикуют«Слово» и «Русские ведомости»309. Публикуется и требование «третейскогосуда» со стороны профессоров, попавших в проскрипционные списки310.Хроника // Новое время. 1905. 13 (26) октября. №10636. С. 4.Письма в редакцию. Профессор Александр Введенский // Биржевые ведомости. 1905.
22 сентября(5 октября). С. 4.309Телеграфные известия // Русские ведомости. 1905. 22 сентября. С. 2.310Университетские вести // Свет. 1905. 24 сентября. №249. С. 2. Ср.: Дмитриев А. Во главе Центрального статистического комитета и Статистического совета: Павел Иванович Георгиевский // Вопросыстатистики. 1997. №10. С. 94.307308300Наибольший резонанс вызвала т. н. «коноваловская история», связанная собвинениями радикальных студентов как университета, так и Горного института в адрес знаменитого профессора химии Д.П. Коновалова, бывшего одновременно директором этого учебного заведения311.
Интересно, что несмотря на сочувствие к коллеге физико-математический факультет предпочел невступать в конфликт со «студенчеством» и пригласил других преподавателейчитать лекции профессора-«изгоя», в результате профессору ничего не оставалось, как покинуть университет312.Отметим, что профессура вполне понимала и разделяла своеобразныйстуденческий кодекс чести, связанный со стремлением следовать принципамтоварищества. В качестве примера приведем казус студента юридическогофакультета Григория Тивяшева, который был задержан полицией во времянезаконной студенческой сходки в феврале 1912 г. Особое возмущение властей вызвало то обстоятельство, что, когда его в числе прочих было решено«не подвергать административному взысканию», он обратился к градоначальнику с заявлением, что «все вообще студенты, задержанные 20 февраля вуниверситете, напрасно подвергались задержанию и что поэтому он, Тивяшев, просит подвергнуть его аресту раз таковому подвергались и другие лица»313.
Действительно, одной из основных студенческих фобий была боязньпрослыть «шпионом» охранки и подвергнуться остракизму со стороны «товарищества»314. Ректора, который об этой фобии прекрасно знал, вполнеудовлетворили объяснения студента о том, что он действовал таким образом«в виду возможности возникновения против него среди мало знающих еголюдей подозрения, что он как бы забежал к начальству для избавления себялично от возможных неприятных последствий задержания и тем самым311См.: Из истории студенческих волнений (Коноваловский конфликт).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
