Диссертация (1144862), страница 70
Текст из файла (страница 70)
С прил. документов. СПб.,1906Ипатьев В.Н. Жизнь одного химика. Воспоминания. Нью-Йорк, 1945. Т. 1. 1867–1917. С. 319–322.См. также: Соловьев Ю.И., Кипнис А.Я. Дмитрий Петрович Коновалов. М., 1964. С. 50–55.313Ректор — Управляющему С.-Петербургским учебным округом, 14 марта 1912 г., №1372 // ЦГИАСПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10600. Л. 5–5об.314См. об этом: Иванов А.Е. Мир российского студенчества… С. 244–245.312301ухудшил положение тех из задержанных студентов, которые почему либо необратились к [ректору] с заявлениями и данными о непричастности их ксходке 20 февраля», — в связи с чем ректор просил не предавать поступкуТивяшева «отягощающего характера»315.Университетский совет не скрывал своего негативного отношения куниверситетской инспекции, по существу считая справедливым взгляд студентов на ее деятельность как на «шпионство»316.
Действительно, одной изчерт, характеризующих корпоративную культуру университета, было нетерпимое отношение профессуры и администрации университета к «доносчикам» и «шпионам» в студенческой среде. В качестве иллюстрации приведемотрывок из «докладной записки» Совета Русской академической корпорациистудентов Санкт-Петербургского университета министру внутренних дел:«4 марта [1915 г.] снова состоялась летучая сходка, разбросаны были прокламации и толпас.-д.
и с.-р. стала с пением расхаживать по коридору. В этот момент в университет, наконец, былавведена полиция, и вся толпа демонстрантов обратилась в бегство. Студенты-академисты, видя,что виновники университетских беспорядков и на этот раз, как всегда, ускользают из рук власти,указали полиции нескольких участников демонстрации, кои и были задержаны. Поступая такимобразом студенты-академисты считали, что исполнили свой гражданский долг, передавая в рукивласти лиц, которых как государственных преступников, приглашается ныне задерживать каждыйверноподданный. Иначе взглянул на это дело г.
ректор. Он заявил представителям академическойкорпорации, что с одной точки зрения, студенты-академисты исполнили свой долг верноподданных граждан, но что “некорректное” с другой точки зрения, поведение академистов взволновало«некоторую» часть студентов, грозит неприятными последствиями университету, и что он советует академистам на время, во избежание эксцессов со стороны известной части студентов, не посещать университет. Общий тон заявлений г. ректора был таков, что он очень недоволен поведениемакадемистов, хотя сообщить свой личный взгляд на него г.
ректор категорически отказался. Малотого, с ведома и разрешения г. ректора в университете собираются подписи под заявлением на его315Ректор — Управляющему С.-Петербургским учебным округом, 14 марта 1912 г., №1372… Л. 5-5об.Доклад комиссии, назначенной советом Императорского С.-Петербургского университета для составления проекта ответов на вопросы, предложенные министром народного просвещения об изменении вуставе и правилах университетов, 5 июля 1901 г. // РГИА.
Ф. 1037. Оп. 1. Д. 2. Л. 40–41.316302имя с просьбой ходатайствовать об освобождении арестованных и предать академистов дисцип317линарному суду».Вряд ли для Русской академической корпорации такая позиция ректорабыла неожиданна, поскольку, по воспоминаниям современников, обычно даже «правые студенты разбирались по-своему с обструкционистами, но избегали указывать их фамилии полиции»318.
Иначе говоря, в этом случае академисты «перешли черту», за которой по общим представлениям им не быломесто в «университетской семье».Интересно, что в ходе обсуждения проектов преобразований университетской жизни в начале ХХ века профессорская корпорация достаточно активно поддержала предложение об организации товарищеских судов, избираемых студентами, в чью компетенцию должен был входить разбор поступков, противоречащих «достоинству» университета319. Несомненно, что любое«шпионство» или «провокаторство» относилось к их числу. Действительно,достаточно было подозрения в «провокаторстве», чтобы сделать пребываниечеловека в стенах университета небезопасным.
Типичное донесение Ректорапопечителю об «избиении» слушателя Психоневрологического институтаБрайловского:«В конце второго часа дня 25 января проректор университета проф. И.Д. Андреев долженбыл прекратить чтение начатой им лекции в виду того, что к нему пришли студенты и заявили, чтов конце классного коридора бьют провокатора. Действительно около Деканской комнаты былобольшое скопление до крайности возбужденных студентов.
Когда проректор с большим трудомпробился туда, то оказалось, что причиною этого страшного возбуждения толпы в несколько сотчеловек студентов оказался неизвестный молодой человек в тужурке, которого студенты обвинялив том, что он не будучи студентом университета появляется в университете в студенческой формеи подбивает товарищей к забастовке. Возбуждение было настолько велико, что проректору стоилогромадных усилий вывести его от угрожавшей ему толпы <…> этот молодой человек был опознан317Совет Русской академической корпорации — Министру внутренних дел, 7 марта 1915 г.
// ГАРФ.Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1915. Д. 59. Ч. 57. Л. 23–23об.318Райков Б.Е. На жизненном пути… С. 349.319Доклад комиссии, назначенной советом Императорского С.-Петербургского университета для составления проекта ответов на вопросы, предложенные министром народного просвещения об изменении вуставе и правилах университетов, 5 июля 1901 г.
// РГИА. Ф. 1037. Оп. 1. Д. 2. Л. 39–40.303двумя лично знавшими его студентами университета как слушатель Психоневрологического института Василий Васильевич Брайловский. <…> откуда приехал старший делопроизводитель Института г-н Красовский, который удостоверил личность этого молодого человека <…> в виду возможных осложнений при выходе Брайловского из университета было дано знать по телефону опроисшедшем г. приставу I-го участка Васильевской части, который, явившись в Канцеляриюуниверситета, попросил г. Брайловского последовать из университета за ним»320.В этой истории интересно, в частности, то, что после спасения действительного или, скорее, мнимого «провокатора», администрация университета демонстративно вызвала полицию для того, чтобы выставить его из университета под охраной, чем не только унизила его, но и лишний раз продемонстрировала свой взгляд на корпоративные ценности, по существу солидарный со студенческим.Весьма любопытен обширный документ под названием «Постановление профессорского дисциплинарного суда» от 23 ноября 1908 г.
по поводу«столкновения», а проще говоря, драки между сторонниками и противникамизабастовки, произошедшей 2 октября 1908 г., над которым под руководствомпредседателя суда М.Я. Пергамента трудилась группа профессоров (секретарь суда М.И. Ростовцев, члены: Н.И. Кареев, П.А. Лавров, В.В. Бартольд).В ходе расследования восстановлена такая картина событий: протестовавшиепротив забастовки вызывали все большее возмущение большинства студенчества, нараставшее с каждым днем, и только «благодаря вмешательствубывших старост» его удавалось сдерживать; устроители сходки для безопасности академистов и союзников создали цепь активистов, охраняющую отразгневанных студентов тот угол актового зала, который заняли антизабастовщики. Последние стояли в углу и плохо слышали, о чем говорили с кафедры, поэтому стали свистеть умеренному оратору Подшибкину, которыйговорил на деле против забастовки.
Этот «свист из среды союзников не могсодействовать успокоению страстей: к этому моменту свидетели приурочиРектор — Попечителю учебного округа, 25 января 1911 г. // ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 12598.Л. 13–13об.320304вают порывание к драке или, по крайней мере наступление в ту сторону, гдестояли союзники. По-видимому, этого движения для последних было достаточно, чтобы подать условный знак полиции» — разбить окно.
О том, что этобудет именно такой знак, знали все участники сходки. Началась свалка, многие студенты, главным образом, «антизабастовщики» были избиты. В видупротиворечивости показаний свидетелей ни одного виновного установить неудалось321. Логика «суда» очевидна: «антизабастовщики», посмевшие пригласить в университет полицию, сами виноваты в случившемся. По воспоминаниям Б.Е.
Райкова, разоблаченный «шпион» рисковал быть «убитым илиизувеченным» «товариществом»322.Между тем, в ряде случаев двойственную позицию профессуры по отношению к фрондирующему студенчеству можно объяснить и тем, что студенческое движение, по-видимому, вполне сознательно использовалось профессорской корпорацией в целях борьбы за университетскую автономию (см.главы 7–9). В этом контексте понятно и то, что, прощая студентам «товарищество» и политическую фронду, профессура была не столь снисходительнак проступкам другого рода — нарушениям нормативной и корпоративнойэтики, что демонстрируют материалы Профессорского дисциплинарного суда в отношении студентов, пойманных на хулиганстве или разного рода«подлогах» в ходе учебного процесса. Однако и в этом случае при условии«искреннего раскаяния» обвиняемые могли рассчитывать на снисхождение.Интересна тональность и мотивировка этих профессорских приговоров.
Например,относительностудентафизико-математическогофакультетаН.Н. Вараксина привлеченного к суду в ноябре 1912 г. за «безобразное поведение в ресторане “Яр”», суд, приняв во внимание его раскаяние и то, что«инкриминируемые Вараксину действия совершены им в состоянии сильногоопьянения и при том в первый раз», постановил перевести его на семестр вПостановление [профессорского дисциплинарного суда от 2 октября 1908 г.], копия // РГИА.Ф.
733. Оп. 154. Д. 309. Л. 5–8об., 9об.322Райков Б.Е. На жизненном пути… С. 351.321305разряд сторонних слушателей и объявить «нравственное порицание»323.Строже было наказание за другую провинность — в том же заседании судана год был уволен из университета «с воспрещением поступления в другиеучебные заведения» студент И.И. Сильвестрович, державший экзамен у профессора Л.А.
Чугаева под фамилией Хайкина. Причем столь мягкое наказание объяснялось судом как «искренним раскаянием Сильвестровича в совершенном им деянии», так и «крайне бедственным материальным положением обвиняемого, толкнувшим его на подобный поступок»324.В то же время следует подчеркнуть, что профессура не злоупотребляласвоим правом «суда» над студентами.
Достаточно сказать, что за 12 лет работы «суда», с 1902 (с момента возобновления — по уставу 1884 г. суд не былпредусмотрен)325 по 1916 г., суд провел всего 19 заседаний, на которых былорассмотрено 18 дел, по которым к ответственности было привлечено 208 человек, из них 51 человек был оправдан, а 157 «осуждено»326.Принятие на себя преподавателями патерналистских функций имеловесьма неприятные в психологическом плане последствия, связанные с болезненным ощущением личной ответственности за происходящее в университете. Например, профессора русской истории К.Н. Бестужева-Рюминатрудно отнести к «либеральному лагерю» российской интеллигенции.
Однако, как писал о нем один из его учеников, «при каждой студенческой истории, подавляемой грубыми, неловкими мерами, он страдал, так как будто еголично обвиняли в этой грубости»327. Одна из характерных особенностей эпохи — документы периодически фиксируют профессоров, плачущих в связи сПредседатель Профессорского дисциплинарного суда — Ректору СПб. университета, 19 ноября1912 г., №17709 // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
