Диссертация (1144862), страница 71
Текст из файла (страница 71)
Д. 10600. Л. 13.324Председатель Профессорского дисциплинарного суда — Ректору, 19 ноября 1912 г., №17708 // Тамже. Л. 14.325Об университетских судах см., напр.: Еремина Т.И. О порядке делопроизводства в университетских судах в отношении студентов (на примере Санкт-Петербургского и Казанского университетов) // Историко-правовые проблемы: Новый ракурс. 2014. №9–1. С.
57–64.326Справка о деятельности профессорского дисциплинарного суда при Императорском Петроградском университете за время с 1902 года по 8-е Октября 1916 г // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 11163. Л. 5.327Шмурло Е.Ф. Очерк жизни и научной деятельности Константина Николаевича Бестужева-Рюмина.1829–1897. Юрьев, 1899.
С. 317.323306невозможностьюнайтиобщийязыксостудентами, —плачетД.И. Менделеев328, плачет П.И. Георгиевский329, плачут оба брата Гримма330,впадает в истерику Н.Я. Марр331, падает в обморок А.А. Жижиленко332 и пр.Причиной всех этих профессорских треволнений было то, что им периодически приходилось оказываться в странной роли объекта то правительственных, то студенческих политических игр, в которой им, в частности, приходилось разнимать враждующие политические партии, иногда в физическомсмысле.
Приведем один из характерных примеров — во время студенческойзабастовки (см. главу 8) конца января 1911 г.: «После второй лекции профессора Брауна около аудитории оказалась большая толпа студентов, человек100–150, окружившая профессора Брауна при выходе из аудитории. Ближайшие к нему аплодировали, а задние ряды свистели, шикали и кричали итаким способом проводили его по всему коридору, при чем самому профессору Ф.А. Брауну пришлось разнять происшедшее на этой почве около негостолкновение между студентами»333. В другой раз, когда во время забастовкипрофессор Ф.А.
Браун пытался покинуть аудиторию, он столкнулся с физическим противодействием «студентов-союзников», один из которых, схвативпрофессора за руку, заявил «Вы не уйдете»334.Как и всякая другая социальная группа, студенчество ощущало своюсилу, только когда действовало массово. В этом случае оно было способно налюбые насильственные действия — на бунт как против власти, так и противпреподавателей. В делах университета и департамента полиции, связанных смассовыми беспорядками, периодически констатируется: «Толпа <…> сняла[Статковский П.С.] Краткий очерк о волнениях и беспорядках, происходивших в столичныхвысших учебных заведениях… Л. 4.329Дневник Ал.
Блока. 1917–1921 / Под ред. П.Н. Медведева. Л., 1928. С. 124–125.330Протокол экстренного заседания Совета СПб. университета. 1 февраля 1911 г. // Протоколы заседаний Совета Императорского С.-Петербургского университета за 1911 г. №67. СПб., 1913. С. 59–60; Ввысших учебных заведениях. В Петербурге // Речь. 1911.
4 февраля. №34. С. 4.331Протокол экстренного заседания Совета СПб. университета. 1 февраля 1911 г…. С. 59.332Там же.333Ректор — Попечителю С.-Петербургского учебного округа, 1 февраля 1911 г., №459. // ЦГИА СПб.Ф. 139. Оп. 1. Д. 12598. Л. 45–45об.334См.: Брачев В.С. Студенческие беспорядки, профессорская корпорация и власть. СанктПетербургский университет в 1907–1911 гг. СПб., 2014.
С. 60.328307с петель ворота вокруг Биржевой площади»335, «отбросила охранявших калитку»336, «вскрыла дверь в актовый зал»337, «забаррикадировала дверь»338. Вдругом случае, собравшись в коридоре толпой 200 человек, чтобы с начальной целью устроить обструкцию «назначенному» профессору, студенты стали «шуметь», свистеть и «бросать в проходивших различные предметы»339.Оказавшись в толпе, вполне благовоспитанные юноши могли действоватькак заправские бунтовщики. Так, во время массовых годичных актов студенты «по традиции» неоднократно превращали годичные акты в праздники непослушания.
Например, 8 февраля 1899 г., согласно сведениям департаментаполиции, студенты сорвали акт самым грубым образом — с появлением ректора, профессора В.И. Сергеевича, на кафедре «в зале моментально началисьнеистовые крики: “вон, подлец, негодяй, кровопийца” и т. п. и т. п. Крики этисопровождались собачьим воем, кошачьим мяуканьем, стуком ног и т. д.»340.Больше всего доставалось нижним чинам инспекции, к которым возбужденная толпа нередко применяла и физическое насилие, выдворяя их из местпроведения сходок341.Многочисленные отчеты о студенческих волнениях фиксируют одну иту же схему «возбуждения» студенчества. Вот, например, «хроника» ноября – декабря 1904 г.:«15 ноября <…> после лекции приват-доцента Тарле оставшаяся в актовом зале университета толпа студентов, численностью около 1000 человек, образовала сходку, во время которой доносилось пение “вечной памяти”, а затем аплодисменты, по-видимому послужившие ответом напроизнесенную речь.
Минут через двадцать собравшиеся стали густой толпой выходить из зала спением марсельезы и с криками “бить педелей” <…> 22 ноября <…> остались в актовом зале поРектор С.-Петербургского университета — Управляющему С.Петербургским учебным округом, 22декабря 1912 г., №5234 // ЦГИА СПб. Ф.
14. Оп. 1. Д. 10475. Л. 2.336Там же. Л. 2об.337Там же.338Там же. Л. 4.339Сведения о проявлении движения среди учащейся молодежи высших учебных заведений // ГАРФ.Ф. 102. ДП ОО. Оп. 253 (1915). Д. 154. Л. 1.340[Статковский П.С.] Краткий очерк о волнениях и беспорядках, происходивших в столичныхвысших учебных заведениях… Л. 7.341Рапорт инспектора студентов — Ректору императорского С.-Петербургского университета, 20 ноября 1903 г. // ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д.
9594. Л. 37–38.335308сле лекции студенты, в числе около 1200 человек <…> [были] произнесены речи, при чем раздавались аплодисменты и свистки и стоял большой шум. В 2 часа 45 минут собравшиеся вышли из зала с криками “шпионы”, “бить” и с пением марсельезы <…> 4-го текущего декабря <…> толпастудентов не менее 600 человек устроила “собрание в честь осужденных товарищей Сазонова иСикорского” в актовом зале университета в который она проникла силою. В зале было темно, а накафедре кто-то держал зажженную восковую свечу или фонарь <…> после сильных аплодисментов студенты, идя толпою с криками: “к черту педелей!”, “бить педелей!” и с пением “вперед” разошлись из университета в разные стороны.
Настроение студентов во время сходки было настолько возбужденным, что чинам полиции не давали близко подходить к залу»342.Интересно, что менее многочисленные сходки проходили менее агрессивно, оказавшись же в большой толпе, молодые «интеллигенты» утрачиваликонтроль над своими действиями.В качестве примера более позднего времени приведем отрывок ходатайства профессора консерватории А.М. Миклашевского за своего брата, исключенного из университета за участие в беспорядках в феврале 1911 г.:«Брат мой Владимир Миклашевский был арестован в здании университета7февраля сего 1911 г.
за то, что попав в университет без всякой предвзятойдурной цели и подпав под влияние возбужденного настроения студентов вэтот день — свистал при выходе из аудитории одного из профессоров <…>Хорошо зная своего брата, его крайне скромный образ жизни, зная его необычайное увлечение религией, постоянное посещение духовных бесед, знаявполне определенно его полную непричастность к каким бы то ни было партиям и организациям и принимая во внимание полную, искреннюю его раскаянность в столь необдуманном поступке, я как его попечитель и по его доверенности и просьбе ходатайствую об обратном приеме моего брата в числостудентов С.-Петербургского университета» 343. Когда фактор массовости утрачивался, таяла и протестная энергия.
Например, в одном из писем в министерство, связанных со студенческими беспорядками ректор повествует оО беспорядках среди учащихся высших учебных заведений ведомства Министерства народногопросвещения [1904] // РГИА. Ф. 151. Д. 462. Л. 98–99.343А.М. Миклашевский — Министру народного просвещения. Прошение. 5 мая 1911 г. // ЦГИА СПб.Ф. 139.
Оп. 1. Д. 12600. Л. 118.342309прекращении одной из сходок «Юристов (основной по численности «протестный контингент» — Е.Р.) удалось со сходки отвлечь. Тогда остальные, подавляемые своей малочисленностью, ушли из зала»344.Таким образом, мы можем говорить о странном и своеобразном процессе «взаимного воспитания»: нормы поведения профессоров, их самооценка, и даже положение в корпорации в не меньшей степени зависели от студенческого мнения, нежели студенческая масса от высказываний и оценоксвоих наставников. В основе такой ситуации был миф о «единой университетской семье», который активно поддерживался не только преподавательским сообществом, но и властью.
Иначе говоря, профессора оказывались заложниками своей патерналистской позиции по отношению к студенчеству,которая, как не парадоксально, всячески укреплялась в рамках официальногодискурса.3.3. Общественный бумМногочисленные источники личного происхождения дают красочныезарисовки университетской атмосферы рубежа веков. Пожалуй, наиболее яркие и эмоционально насыщенные характеристики содержатся в мемуарахБ.Е. Райкова. С некоторой горечью бывший активист студенческого движения начала ХХ в., создававший свои воспоминания на рубеже 1930–1940х гг.345, пишет:«Современной молодежи, которой спорить собственно не о чем, трудно даже представитьсебе, какие продолжительные и жаркие дискуссии велись в студенческой среде по всевозможнымпринципиальным вопросам; в перерывах между лекциями в университете, в студенческой столовой, вечером за чайным столом в клубах табачного дыма, во всевозможных кружках, землячествах, на вечеринках не умолкали возбужденные молодые голоса, отстаивавшие те или иные принципиальные позиции против столь же разгоряченных противников.
Эта атмосфера постоянногоРектор — управляющему С. Петербургским учебным округом, 22 декабря 1912г., №5234 // ЦГИАСПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10475. Л. 2об.345Копанева Н.П., Самокиш А.В. Рукописное наследие Бориса Евгеньевича Райкова и его автобиографические очерки // Райков Б.Е. На жизненном пути… С. 43–44.344310идейного брожения быстро втягивала в себя новичков. Остаться без “убеждений” было также невозможно, как пойти в университет без штанов <…> Пробой выработанных убеждений и вообщегражданского мужества были студенческие волнения, участие в которых грозило увольнением изуниверситета, а в серьезных случаях отсидкой и высылкой из столицы.
Это была практическаяшкола общественности, через которую проходила почти вся прогрессивная молодежь. Все этовместе и создавало особую повышенную атмосферу, упоительную своей эмоциональной красочностью. К сожалению, должен сказать, что лекции и экзамены в этой обстановке часто оказывались на заднем плане. Редко кто оканчивал высшее учебное заведение в положенный срок»346.Действительно, на первый взгляд в отдельные моменты университетской жизни казалось, что университет является, прежде всего, центром разных форм общественной, а не научно-образовательной деятельности молодого поколения российской интеллигенции. Разумеется, повышенная «пассионарность» пореформенной молодежи создавала условия не только для «негативных», но и для позитивных проявлений студенческой активности.