Диссертация (1144862), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Яркой монографией по социальной исСм., напр.: Sanders T. The Chechulin Affair or Politics and nauka in the History Profession of Late Imperial Russia // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 2001. Bd. 49. H. 1. S. 1–23.403См.: Konecny P. Builders and Deserters: Students, State and Community in Leningrad, 1917–1941.
Montreal, 1999.404Maurer T. Hochschullehrer im Zarenreich. Ein Beitrag zur Sozial- und Bildungsgeschichte. Köln;Weimar; Wien, 1998. См. резюме одного из ключевых разделов книги на русском языке: Маурер Т. Новыйподход к социальной истории университета: коллективная биография профессоров // Из истории русскойинтеллигенции: Сборник материалов и статей к 100-летию со дня рождения В.Р. Лейкиной-Свирской. СПб.,2003. С.
273–301 (последняя редакция: Маурер Т. «Барометры» или «маяки» общества? Избранные статьи… 20–47), а также рецензию Г. Хаусманна (Хаусманн Г. [Рец.:] Т. Маурер. Преподаватели высшей школы вцарской России. К изучению российской социальной истории и истории образования. Кельн, Веймар, Вена:«Белау», 1998. 959 с. // ОИ. 2000.
№6. С. 184–186).40299тории российского студенчества стала работа американского историка Сьюзен Морисси «Вестники революции: русские студенты и мифология радикализма» (1998)405; интересен взгляд на историю Петербургского университетав работе Дэвида Уортенвейлера, который рассматривает правительственнуюполитику в отношении высшей школы и изучает проблему взаимодействияакадемических корпораций с институтами гражданского общества406. Из российских текстов зримым отражением процесса сближения историографических традиций стала книга А.Р. Маркова «Что значит быть студентом»(2005), в которой автор задает нестандартные для отечественной историографии вопросы, связанные со «студенческом кодексом чести», «местом профессуры в корпоративном бытии студенчества», «элементарными формамижизни» студентов, «эволюцией студенческого языка»407.Важная тема, находящаяся в сфере внимания постсоветской историографии, — история российских университетов XIX – начала ХХ века в контекстеизучениямногонациональногосоставакакпрофессорско-преподавательских корпораций, так и студенчества408.
Не вдаваясь в подробности дискуссий, ведущихся в литературе, отметим, что, по нашему мнению,приблизительный характер предположений относительно численности представителей той или иной национальности в составе университетской корпорации связан не только с трудностями источникового характера, но и с проблемой правильной национальной идентификации, которая является ключе-405Morrissey S.K.
Heralds of Revolution. Russian Students and the Mythologies of Radicalism. Oxford; NewYork, 1998. См. также: Morrissey S.K. Politics and Patriotism. Petrograd Students during World War I // Kollegen – Kommilitonen – Kämpfer. Europäische Universitäten im Ersten Weltkrieg / Hrsg. von T. Maurer. Stuttgart,2006. S. 189–207.406Wartenweiler D. Civil Society and Academic Debate in Russia. 1905–1914.
Oxford, 1999.407Марков А.Р. Что значит быть студентом: Работы 1995–2002 годов. М., 2005. Из историографии, посвященной изучению структур столичного студенчества более раннего периода, отметим работуП.В. Гришунина: Гришунин П.В. Студенчество столичных университетов: структуры повседневной жизни:1820–1880-е гг.: Дисс.… канд. ист. наук. СПб., 2006.408См., напр.: Петров Ф.А. Немецкие профессора в Московском университете.
М., 1997; Польскиепрофессора и студенты в университетах России в конце XIX – начале XX века. Варшава, 1995; Многонациональный мир…; Шарифжанов И.И. Польские профессора и преподаватели в Императорском Казанскомуниверситете. Казань, 2005; Гатилова А.В. Научные династии польских профессоров и преподавателей вКазанском университете.
Автореф. дисс.… канд. ист. наук. Казань, 2012; Иванов А.Е. Еврейское студенчество в российской империи начала ХХ века. М., 2007 и др.100вой и одной наиболее дискуссионных в подобных исследованиях. Дело нетолько в том, что критерии отнесения к этнической группе могут быть разными: происхождение семьи, самоидентификация, идентификация современниками, идентификация в историографии и культурной традиции, язык, религиозная принадлежность, круг общения и т. п., — но и в том, что на протяжении жизни конкретного человека его национальная идентичность с точки зрения конкретного критерия (или их совокупности) может меняться, наконец, целый ряд персонажей может обладать в один момент времени двойной идентичностью (например, польско-русской, немецко-русской, еврейскорусской и т.
п.)409.Важной проблемной сферой, находящейся в центре внимания современной мировой историографии, мимо изучения которой нельзя пройти и внастоящем обзоре, является антропология науки и научного сообщества. Впоследние десятилетия появился целый ряд работ, в которых рассматривается антропологическая проблематика российской науки и высшей школы второй половины XIX – начала ХХ в.
В этом отношении программными можносчитать работы Д.А. Александрова, который, в частности, обозначил такиетемы исследований, как история отношений власти и подчинения в науке,ритуалов, научных кружков, «патронажа», «научных практик», «жизненныхмиров» ученых и т. п.410 Несомненно, интенсификации исследований в этойсфере относительно петербургского университета способствовало введение внаучный оборот широкого круга источников личного происхождения —На примере «польской группы» мы попытались рассмотреть эту проблематику в одной из статей.См.: Rostovtsev E.A.
The Poles in the Academic Corporation of Saint-Petersburg Imperial University // StudiaSlavica et Balcanica Petropolitana. Петербургские славянские и балканские исследования. 2014. №2. С. 194–204. См. также: Михайленко Т.М. «В библиотеке больше всего поляков…» // Многонациональный мир…С. 114–134; Пискорский Л. Поляки в Петербурге. Университет // Архив музея истории СПбГУ.
Ф. ИУ.Д. 611. Л. 1–14. Для более раннего времени для изучения этой темы особый интерес представляют диссертация Ф. Новинского (ski F. Polacy na Uniwersytecie Petersburskim w latach 1832–1884. Wrocław, 1986),тексты Ю.Д. Марголиса и Т.Н. Жуковской (см.: Марголис Ю.Д. Студенты-поляки Петербургского университета 40–60-х годов XIX в. // Польские профессора и студенты в университетах России в конце XIX – началеXX века. Варшава, 1995. С. 132–145; Жуковская Т.Н. Студенты-поляки в Петербургском университете в1830-х – начале 1860-х гг. // Финно-угры – славяне – тюрки: опыт взаимодействия (традиции и новации).
Сб.матер. Всероссийской научной конф. Ижевск, 2009. С. 192–199).410Александров Д.А. Историческая антропология науки в России // ВИЕТ. 1994. №4. С. 5–21.409101прежде всего, мемуарного и дневникового характера. Во второй половине1990-х – 2000-х гг. вышли в свет многочисленные исследования, в которых втой или иной форме рассматривалась данная проблематика. Примечательно,что в большинстве своем в этих работах речь шла об отношениях внутри научных корпораций гуманитарного направления411. Неслучайно, к этим работам по своему характеру примыкают многочисленные исследования схоларной проблематики в гуманитарных науках412. Удачным примером такого родаисследования можно считать работы Энди Бифорда, в которых рассматривается процесс научной инициации студентов российских университетов врамках системы семинаров, активно развивавшихся на рубеже XIX–XX вв.(прежде всего, на примере столичного университета)413.
К работамЭ. Бифорда примыкают, например, труды А.В. Свешникова, рассматривающего как «школообразующую практику» в столичном университете не только семинары414, но и профессорские экскурсии415. Другие интересные направления исследований — изучение «жизненного мира» петербургскихпрофессоров через призму «семейной истории» русской интеллектуальнойэлиты416, конфликты в профессорской среде417, «духовная жизнь студенчестСреди основных монографических работ подобного плана, в которых, в частности, рассматривается проблематика корпоративной жизни Петербургского университета, см.: Панеях В.М. Творчество и судьбаисторика…; Мягков Г.П.
Научное сообщество в исторической науке: Опыт «Русской исторической школы».Казань, 2000; Корзун В.П. Образы исторической науки на рубеже XIX–XX вв. (анализ отечественных историографических концепций). Екатеринбург; Омск, 2000; Брачев В.С., Дворниченко А.Ю. Кафедра русскойистории Санкт-Петербургского университета (1834–2004). СПб., 2004; Марков А.Р. Что значит быть студентом…; Малинов А.В. К.Н.
Бестужев-Рюмин: Очерк теоретико-исторических и философских взглядов. СПб.,2005; Брачев В.С. Крестный путь русского историка. Академик С.Ф. Платонов и его дело. СПб., 2005; Андреева Т.В., Соломонов В.А. Историк и власть: Сергей Николаевич Чернов. 1887–1941. Саратов, 2006 и др.412См.: Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле и петербургская школа историков. СПб., 1995; Погодин С.Н.
Русская школа историков: Н.И. Кареев, И.В. Лучицкий, М.М. Ковалевский. СПб., 1997; Брачев В.С. «Наша университетская школа русских историков» и ее судьба. СПб., 2001; Ростовцев Е.А.А.С. Лаппо-Данилевский и петербургская историческая школа. Рязань, 2004; Свешников А.В. Петербургскаяшкола медиевистов начала ХХ века. Попытка антропологического анализа. Омск, 2010 и др.413Byford A. Initiation to Scholarship: The University Seminar in Late Imperial Russia // Russian Review.2005.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
