Диссертация (1144862), страница 26
Текст из файла (страница 26)
207–224; Каледин Н.В. Общественная география в Санкт-Петербургском университете: истоки э этапыразвития // Вестник СПбГУ. Серия 7. 2015. №1. С. 58–74; Малинов А.В.: 1) 25 лет кафедре истории русскойфилософии Санкт-Петербургского государственного университета // Вестник СПбГУ. Серия 17. 2015.Вып. 4. С. 171–174; 2) Философскому факультету Санкт-Петербургского государственного университета —75! // Философские науки.
2016. №3. С. 150–153; 3) Петербургский текст и контекст русской философии //Соловьевские исследования. 2015. №2 (46). С. 6–8.386Скворцов Н.Г., Виноградов В.Д. Факультету социологии Санкт-Петербургского университета 20лет // Вестник СПбГУ. Серия 12. 2009.
Вып. 3. Ч. I. С. 3–5.387Сморгунов Л.В. Положение политических наук в Санкт-Петербургском университете в XIX веке //ПОЛИТЭКС. 2009. Т. 5. №4. С. 5–19.388Журавский Д.А. Университетское медицинское образование: история и современность // БюллетеньФедерального центра сердца, крови и эндокринологии им. В.А. Алмазова.
2013. Апрель. С. 106–110.38595Важным с точки зрения университетских штудий 2000-х гг. стали проекты и издания фонда «Знаменитые универсанты», возглавляемого профессором Н.Я. Олесич. Помимо очевидного популяризаторского значения, этипредприятия ценны и в научном отношении, прежде всего, в области биографики университета и введения в научный оборот широкого круга источниковличного происхождения389. Другим значимым явлением в научной жизни,давшим новый импульс историографии истории университета, стал организованный в 2004 г. в СПбГУ семинар по истории высшей школы, основныморганизатором и первым руководителем которого являлся профессорГ.А.
Тишкин390.В то же время нельзя не заметить, что отечественная историографиятемы в постсоветский период в основном придерживалась традиционногонабора сюжетов, сформировавшегося еще в текстах начала ХХ в. В этой связи для историографии актуальной остается задача расширения исследовательского поля в рамках university studies и обращение к зарубежному опыту.Впрочем, до 2000-х гг. и в зарубежной историографии истории университетов российским университетам, в том числе Петербургскому, уделялосьвесьма скромное внимание — прежде всего российские университеты рассматривались в контексте общественно-политического развития России, собственно внутриуниверситетское развитие как таковое не рассматривалось391.Такой ракурс связан с тем, что в университетской истории Запада российская тема периферийна и является преимущественно сферой внимания не историков университетов, а профессиональных славистов.
Отсюда и тематикабольшинства работ по истории российского образования, выходивших на ЗаЗнаменитые универсанты. Очерки о питомцах Санкт-Петербургского университета / Отв. ред.Н.Я. Олесич. СПб., 2002–2005. Т. I–III; Знаменитые универсанты в духовном мире России…; Универсанты вмире искусства: биографические очерки / [Редколл.: Н.Я. Олесич и др.]. СПб., 2008; Многонациональныймир Петербургского университета / Отв. ред. Н.Я.
Олесич. СПб., 2010; Университет Олимпийский: спортивный мир Петербургского университета: [сборник очерков]. СПб., 2013.390Ансберг О.Н., Костина Т.В. К десятилетию семинара по истории высшей школы // Клио. 2013.№10. С. 154–156.391См., напр.: Rüegg W. History of the University in Europe. Volume III: Universities in the Nineteenth andearly Twentieth Centuries (1800–1945). Cambridge, 1991. P. 332–334; Anderson R.D.
European Universities fromthe Enlightenment to 1914. Edinburgh, 2004.38996паде (на которые, в свою очередь, опираются составители общеевропейскихуниверситетских историй). В то же время сами по себе эти труды заслуживают внимания именно тем, что на их страницах проблема взаимоотношенийуниверситета и общества рассматривается с позиций, отличных от традиционного для советской историографии марксистского подхода. В качествепримера укажем на вышедшую в свет в 1975 г. монографию Дэвида Брауэра«Воспитание нигилистов: Образование и радикализм в царской России»392.По мнению исследователя, образовательные центры являлись колыбелью, вкоторой оппозиционные настроения русского общества формировались и начинали реализовываться в антиправительственной деятельности393.
В конце1980-х гг. вышла наиболее полная в зарубежной историографии работа, посвященная взаимоотношениям университетской корпорации и царского правительства — «Студенты, профессора и государство в царской России»(1989). Ее автор, профессор С.Д. Кассоу, не мог обойти вниманием роль столичного университета и его профессорско-преподавательского состава в социально-политических событиях эпохи. При этом он далек от всех принятыхв отечественной историографии трактовок этих событий.
Хотя С.Д. Кассоу ине рассматривает университеты как некие единые корпорации с общими целями и задачами, он отмечает, что Устав 1884 г. профессорской корпорациейбыл встречен в штыки: она противилась усилению контроля со стороны государства, ограничению университетской автономии, вмешательству в образовательный процесс394. Согласно выводам исследователя, соглашение профессуры с правительством так и не было достигнуто, что имело неблагоприятные последствия для отношений власти и высшей школы395, в волнениях1899 г. многие профессора (например, А.С.
Фаминцын и А.Н. Бекетов) под-Brower D. Training the Nihilists… См. также: Alston P.L. Education and the State in Tsarist Russia.Stanford, 1969; Johnson W.H.E. Russia’s Educational Нeritage. New York, 1969.393Brower D. Training the Nihilists… P. 98, 130, 132, 138.394Kassow S.D.
Students, Professors and the State in Tsarist Russia. Berkeley, 1989. Р. 37–38.395Ibidem. Р. 40.39297держали студентов, защищали их перед властью396. С.Д. Кассоу показывает,как университетские преподаватели в политических условиях начала ХХ векачасто превращались в известных общественно-политических деятелей, играющих значимую роль в общественно-политической жизни страны — однойиз задач профессорской корпорации было создание «свободных университетов», что, по ее мнению, являлось залогом развития высшего образования инауки в России. С.Д.
Кассоу полагает, что для русских ученых была характерна идеализация степени академической свободы в других европейскихстранах, а образ закабаленной науки был в большей степени придуман самимстуденчеством и профессорами397. В 1991 г. вышел сборник статей «Междуцарем и народом: Образовательное сообщество и гражданское самоопределение в позднеимперской России»398, который был посвящен различным аспектам истории России конца XIX – начала XX в. В частности, в статьеХ. Бальзера «Проблема профессионализации в императорской России»399 затрагивалась тема истории высшего университетского образования. Автор акцентирует внимание на том, что, несмотря на малочисленность городскогонаселения и, соответственно, центров высшего образования, в них концентрировались мощные интеллектуальные силы400. По его мнению, несмотря насвою немногочисленность, университетские корпорации, прежде всего посредством создания различных кружков, активно занимались обсуждениемполитического и научного развития России401.
В новейшей американской историографии тема взаимоотношений ученого сообщества и «общества» попрежнему популярна — среди работ, связанных с корпорацией Петербург-Ibidem. Р. 98–99.Ibidem. Р. 394–395.398Between Tzar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia /Ed. E.W. Clowes, S.D. Kassow, J.L. West. Princeton, 1991.399Balzer H. The problem of Professions in Imperial Russia // Between Tzar and People: Educated Society…Р.
183–198.400Ibidem. Р. 185.401Ibidem.39639798ского университета, можно особо отметить тексты Томаса Сандреса402 и Питера Конечного403.Таким образом, рассматривая историографическую ситуацию последних десятилетий ХХ в., нельзя не отметить проблему разделения историографии по национальным квартирам (вероятно, характерную для разных областей истории России), когда одни и те же сюжеты исследовались российскими и, например, американскими историками как бы параллельно — с минимальным количеством ссылок на работы, относящиеся к другой историографической традиции. В этом смысле показательно, например, невниманиеамериканских исследователей к фундаментальным работам российских историков, связанным с историей революционного движения в высшей школе, ароссийских ученых — к солидным изысканиям их западных коллег, посвященным политике государства по отношению к высшим учебным заведениями общественной активности российской профессуры.
Впрочем, в последниедесятилетия эта историографическая тенденция постепенно преодолевается собеих сторон. В книге немецкой исследовательницы Т. Маурер «Преподаватели высшей школы в Российской империи: к проблемам российской социальной истории и истории образования» (1998) на базе опыта немецкой историографии предпринята попытка наметить контуры подхода к созданию«коллективного портрета» профессоров российских университетов второйполовины XIX – начала ХХ века. Вместе с тем, автор обратился и к традиционным для российской историографии темам — например, теме участия университетов в политической борьбе 404.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
