Диссертация (1101942), страница 28
Текст из файла (страница 28)
В такомэкзистенциальном состоянии обращение к слову является единственнымсредством спасения, определяется волей претворить свое безосновное,разрушительноемироощущениевопределеннуюформу,преодолетьстихийность, которая открывается вследствие познания. Творчество, согласнопервой части «Ветер окраин», предстает как поиск адекватной формывоплощения своего опыта соприкосновения со стихией разрушения.Творчество Анны исходит из ощущения ее раздвоенности и невозможнобез обращения к «другому», невидимому, но как бы реально присутствующемусобеседнику.
Алеша возникает в первой части как творение Анны. Онанаделяет обычного юношу, медбрата, чертами своего духовного брата,зеркального двойника, выстраивает повествование, ориентируясь на егоидеальный образ, или первообраз. Тем не менее, в конце части «Ветер окраин»,как мы разбирали, Анна убеждается в том, что ее ви'дение в Алеше избранникаоказывается химерическим, призрачным: вечной и реальной остается толькосвязь с Димой/Дырдыбаем, ее теневым отражением.Кризисная ситуация, в которую попадает Алеша, становясь свидетелемвоплощения колдовского ритуала в жизнь (часть «Заикуша»), позволяет ему насвоем примере прочувствовать реальную основу историй Анны, он выходит за 140пределы видимого мира. Поверив Анне, герой попадает в ее символическоепространство, начинает мыслить синхронно с ней, неосознанно подражать, чтопроявляется в его жажде сказать «наоборот», образно воссоздать суть ипередать свое понимание «другому» (эпизод с «матерью» Димы, С.
118-119), взаимствованиях при описании своих состояний.В части «Слепые песни» перед героем начинают оживать картины изисторий Анны – он видит в кафе двадцать мужиков с ружьями и переживаетвстречу со своей идеальной возлюбленной в образе маленькой девочки. Егонахождение между двумя сферами, видимой жизни и жизни с изнаночнойстороны является указанием на его пограничное существование.В «Заикуше» и в «Слепых песнях» иллюстрируется, каким образом Алешаобретает черты избранника героини, воссоздается его духовный путь, которыйосмысляется автором как обратный – не через возрастание, но, напротив, черезразвоплощение, размежевание с миром и с собой «земным» посредствомразрушения всех видимых связей в сознании.
Это путь освобождения от жизни,переход в новое качественное состояние, поэтому перед Алешей «мелькает»мысль о том, что он уже умер, утратил себя как конкретного и определенногоиндивидуума: «Ты умер, ушел в меня весь. Ты – мой жених. Я тебя догнала»(С. 176). Алеша становится женихом Анны потому, что для него одинаковоистинными и реальными оказываются две несопоставимые сферы: жизни,отраженной в слове, и собственно жизни.
Алеша может пребывать и там, итам, на что указывает следующий фрагмент.– Нет! – оттолкнул он ее руки. – Где настоящее доказательство?Она согласилась. Покряхтывая, костями потрескивая, она стала гулять покомнате, вспоминая:– Сталинград… – сказала она неуверенно. – Медсестра я…– Волгоград, – поправил он ее. – Медбрат я. 141На один миг он вдруг понял, что недвижно лежит и над ним склоняются,горюют чьи-то любимые лица. И горько-горько плачут они над ним, но он неможет отозваться, потянуться навстречу им. Не может увидеть их лиц (С.
175).Когда Анна говорит о Сталинграде, Алеша в своем сознании переноситсяна поле сражения, у него возникает неотчетливый, но зримо-чувственныйобраз: через свое восприятие он погружается в атмосферу войны, горя,безутешности, чувствует себя причастным к ней, что открывает знаковуюприроду слова, его «кровную» связь с человеком. Отметим, что это не совсемосознанный процесс, поэтому его определяет свойство органики, целостности:Алеша видит, как над ним склоняются любимые лица не посредствоммысленного представления, но проживая слово, попадая в его атмосферу.Последняя история Буранкиной (сцена сражения) раскрывает перед героемсуть их отношений, убеждает его в наличии невидимого и происходящегоподспудно диалога между ними.Я подползала к раненым, тяжелых и мертвых я уже не брала, только тех, когоможно спасти, кто не совсем истек. Так я нашла тебя.
Ты лежал в гимнастерке,набухшей от крови, я тебе воротник расстегнула, ты улыбнулся за это (С. 176).Эти слова иносказательно указывают на то, что своей историей о рыси(часть«Ветерокраин»)АннаприоткрываетАлешевозможностьальтернативного восприятия жизни, являет ему нечто иное по сравнению смиром линейности, в котором он живет и задыхается, замкнутый в себе самом.ИсторияочаровываетАлешусвоей«сгущенностью»,пограничнойкрасотой, действует на него, прежде всего, эстетически.
Герой вовлекается вмировосприятие Анны еще и потому, что оно несет в себе предчувствиесвободы. В мире, населенном рысью, дояркой, мужиками-живодерами,отсутствуют правые и виноватые, рассказчица выносит за скобки оценочность 142– она сострадает рыси, говорит о мужиках больше с сочувствием, чем сосуждением.Восприятие Алеши после прохождения через пограничную, кризиснуюситуацию в части «Заикуша» истончается и одновременно становится болееглубоким, поэтому он обретает способность видеть, как в условной,иносказательной форме просвечивает иной смысл, связанный со страданием инеприкаянным скитанием человеческой души, – он чувствует в слове почву.Сцена сражения воссоздает суть отношений Алеши с Анной, поэтому длянего она представляет собой не просто слова, а нечто узнаваемое,переживаемое как истинное. Тем не менее, в этом финале сердечно «зрячий»Алеша не признает в героине свою невесту: «– Никогда же! Никогда же ты недогонишь меня, проклятая!» (С.
176).Отказ Алеши исполнен целостным зарядом отрицания и ненависти, и Аннапогибает. Алеша, в свою очередь, сдается дымнозеленым существам, чтообразно указывает на его окончательный разрыв с миром и уход внесуществующую жизнь, где все предстает искаженным, не соответствующимдействительности, имеет оболочку, но не содержит в себе реальногонаполнения, подлинного и живого чувства. Молоко, бывшее в груди героя(часть «Ветер окраин»), в финале романа «Сад» претворяется в белокипящийсад, что свидетельствует о его духовной силе, которая приходит через отказ отмира и через испытание пограничной ситуацией, о способности увидетьвзаимосвязь явлений.
С гибелью главных героев символически уничтожаетсявесь мир: «И сад груди его залил весь мир. И все в мире умерли» (С. 177). Вобразе ожившей рыси воплощается торжество дикой природы над человеком:«…рыскаю рыскаю в родимом лесу моем саду моем неоглядном никого нигденет я одна радость здесь умиление сама себе госпожа-государыня» (С. 177).Финал выступает как указание на то, что Анна и Алеша были единственными,кто придавал миру линейности второй, символический смысл, глубиннуюперспективу. 143Вопрос, почему Алеша отказывается признать очевидную для негоневидимую связь с Анной, может вызвать различные предположения. На нашвзгляд, оба героя воссоздают некий универсальный закон, своего рода правилоигры, на которое мы указывали в разборе пьесы «Поле»: поверив в Алешуединожды и символически вложив в его образ всю свою кровь (часть «Ветерокраин»), Анна не может поверить в него во второй раз с аналогичной силой.В отношениях Анны и Алеши, при всей их искренности, открытости иживости, присутствует слабо уловимое искажение, оттенок лукавства.
Анна,настаивая на своем твердом знании объективной истины (Алеша – ее жених ввечности), предполагает его отрицание, что образно воссоздается в следующемвысказывании: «Неносящий халат я шью, – шепнула старуха. – Вниз уйду» (С.171). Этими словами героиня выражает предчувствие скорой погибели, котораяпостигнет ее, как только Алеша скажет свое слово.Анна и Алеша (двойники-близнецы), таким образом, выступают в качестветех, кто может существовать только как зеркальное отражение одного в другом:предчувствуявозможностьпоследнегосоединения,онинесмогутосуществиться окончательно и обрести подлинное воплощение.2.
3. Образы смерти В романе «Сад» создается индивидуально-образная система, которая, какмы пытались показать, не объясняется внешними источниками. Роман как бысопротивляется навязываемым ему дополнительным смыслам и идеям, авторсоздаетсвоюсистемуусловныхзнаков,отсылающихкобластисверхчувственного.В этой части мы попробуем истолковать наиболее интересные иглубокие, на наш взгляд, образы из романа «Сад», которые воссоздают иконкретизируют состояние человека, остановившегося во времени своей жизни,что становится источником его глубинной раздвоенности.
144Эта образность не имеет отношения к физической смерти и не связана савторскими представлениями о загробном мире, но обращена к духовномусостоянию человека. Смерть ассоциативно связана в романе с состояниемвнутренней неподвижности и охлаждения человека к жизни в целом, сразрывом связей с внешним миром, с его отторгнутостью от коллектива людей.Герой, претерпевающий остановку во времени, становится знаком двоемирия:он подвергает сомнению жизнь в ее горизонтальной перспективе.Образы, которые мы хотим рассмотреть, – "перевернутый" сад, зеленаясеть и глаза-окна – с различных сторон раскрывают особенности бытийногоположения человека, который переживает чуждость самому себе, охладеваетвнутри своей личности, опустошается, что выводит его на другой уровеньвосприятия, дает ему качественно иную оптику."Перевернутый" садЭтот образ возникает в связи с финалом части «Заикуша».Кричал он.
"Уша… уша…" – доносилось ко мне.Тогда я закрыл глаза, чтоб хоть не видеть окаянного.И вот же, слышу я высоко-высоко, в самых широколиственных кронах густыхшумит сонный ветер. А далеко внизу кто-то маленький трогает битые стекла.Лето! Середина июля! – догадался я (С. 142).В приведенном фрагменте воссоздается образ сада, но только неприродного: время действия в части «Заикуша» – зима.