Диссертация (1101905), страница 33
Текст из файла (страница 33)
По рекомендации Э. Паунда, Элиот изучал «Эмали и камеи» Т. Готье (1811 – 1872)639.В ранние годы, когда Элиот жил в Париже, он даже намеревался стать франкоязычнымпоэтом, французом, полностью интегрироваться в иную культурно-языковую среду, но быстропонял, что это было непосильной задачей640. В это время Элиот, как и ряд других егосовременников, не сомневался в том, что Париж был главным культурным центром Европы641,что английская поэзия, не говоря уже об американской, была провинциальна относительноФранции. По мнению Элиота, вся «имеющая значение» английская поэзия конца XIX – началаВ письме 1928 г.
Элиот признал влияние Лафорга, Корбьера и Бодлера, но подчеркнул, что А.Рембо стализучать намного позднее, и его влиянию не подвергся (L4. P. 129 – 130: 12 April 1928, To René Taupin). В«Озарениях» Рембо Элиот ценил «искренность», идущую «непосредственно и непроизвольно из сердцевинычеловеческого чувства» (Eliot, T.S. The Borderline of Prose // New Statesman. 1917. May 19. IX. 215. P. 157 – 159).634Soldo, J. J. T.S. Eliot and Jules LaForgue // American Literature. 1983. May.
Vol. 55, № 2. P. 137 – 150; Gray, Piers. T.S. Eliot's Intellectual and Poetic Development. Brighton: Harvester Press, 1982. P. 3 – 88; Romer, S. French Poetry // T.S.Eliot in Context. P. 211 – 220.635Eliot, T.S. Inventions of the March Hare. P. 399.636Ibid. P. 390.637Howarth, H. Notes on Some Figures behind T. S. Eliot. Boston, MA: Houghton Mifflin, 1964. P. 106.638Romer, S. French Poetry // T.S. Eliot in Context. P. 215.639Ibid.
P. 216.640Interview with T. S. Eliot // Writers at Work: The Paris Review Interviews, Second Series / Ed. G. Plimpton.Harmondsworth, Middlesex: Penguin Books, 1977. P. 94 – 95; Eliot, T.S. A Commentary // The Criterion. 1934. April.Vol. XIII, № 52. P. 451.641Ibid. P. 451 – 452.633123XX вв. была затронута влиянием Бодлера и «выросшими из него» поэтами642 – правда, самБодлер, как отмечал и Элиот643, немало позаимствовал из творчества американских (особенноЭ.А.
По) и английских авторов.Во французской поэзии конца XIX в. Элиот увидел глубокое сходство с английскимипоэтами-метафизиками. В эссе 1921 г. он отметил, что Корбьер (во многих своихпроизведениях) и Лафорг существенно ближе к «школе Донна», чем любой английский поэттого времени, а «более классический» Бодлер, как и они, «обладает той же незаменимойспособностью преобразовывать идеи в ощущения, а наблюдение – в душевное состояние»644.Строки Бодлера:Fourmillante cité, cité pleine de rêvesOù le spectre en plein jour raccroche le passant,645 –вызвали у Элиота следующее чувство: «Я знал, что это значило, потому что я пережил это дотого, как узнал, что и сам хотел превратить это в стихи»646.Но позднее в поэзии Лафорга Элиот увидел крайне высокую степень «распадавосприимчивости» и противопоставил его Дж.
Донну647: чувства Лафорга, «подразумеваемыеидеями»,и«идеи,подразумеваемыечувствами»,конфликтуютдругсдругом648.Примечательно, что поэт, дошедший до такой степени «распада», во многом определилсодержание ранней элиотовской поэзии – модернистская эстетика Элиота и сама отразила столькритикуемую им дезинтеграцию восприимчивости; вероятно, Элиот это осознавал; егопроизведения до «Пепельной среды» отражали описанный им разлад слова, мысли и чувства(который он время от времени пытался уменьшить), и лишь в «Четырёх квартетах» он сделалпопытку добиться их подлинного синтеза.Бодлера в эссе 1930 г. Элиот назвал «величайшим образцом всей современной поэзии, навсех языках», так как его идеи, язык и поэтика наиболее полно, с особой интенсивностью,Eliot, T.S.
Review of Baudelaire and the Symbolists: Five Essays // The Criterion. 1930. January. Vol. IX, № 35. P.357 – 359.643SE. P. 387: Baudelaire.644Ibid. P. 290: The Metaphysical Poets.645Перевод В. В. Левика:642Мир фантомов! Людской муравейник Парижа!Даже днём осаждают вас призраки тут…646Eliot, T.S. Inventions of the March Hare. P. 399.Lobb. Op. cit. P. 42.648Habib.
Op. cit. P. 64.647124отображали современное состояние цивилизации649. В стихах и прозе Бодлера Элиот нашёл,помимо прочего, созвучные его собственным идеям отрицание прогресса и представление оцивилизации как о «нивелировке следов Первородного греха»650. В то же время, признаваявеличие Бодлера как человека, Элиот отнюдь не считал его поэзию совершенной651. Местамиона была слишком риторична652, да и вообще проигрывала, с его точки зрения, Данте иШекспиру:онабыламеньшепомасштабу,ивнейбыломного«бренных»,«скоропортящихся» (perishable) образов, не выдерживающих проверку временем653 (прямоеоценочное сравнение Бодлера со столь далёкими во времени авторами снова напоминает о«вневременности», об антиисторическом начале в элиотовской эссеистике).
Элиот уподобляетБодлера «более позднему и более ограниченному Гёте» (они похожим образом отразили своюэпоху, отобразили изменения исторического сознания, обладали выдающимся критическимумом)654. В рецензии 1930 г. Элиот идёт ещё дальше: он считает, что Бодлер наиболее ценен некак художник; его основное достоинство – значение «прообраза нового опыта»,предвосхищение духовных проблем современного Элиоту человека; Бодлер обладалколоссальным чувством своей эпохи, неразрывно связанным с пониманием других периодов –например, творчества Ж.
Расина. В то же время, с точки зрения Элиота, Лафорг выразилспецифику своего времени ещё лучше, чем Бодлер655. Рассуждая о Бодлере, Элиот сноваотходит от своих наиболее частотных принципов: хотя он разделяет философскочеловеческое и сугубо поэтическое измерения в Бодлере, о первом он говорит с большей охотойи именно через первое объясняет значение Бодлера для поэзии. Хотя вопросы мировоззрениясильно влияли на элиотовскую оценку стихов (что видно и в случае романтиков), для Элиотабыло нехарактерно откровенное подчинение вопросов поэзии философско-психологическим.Элиот гораздо больше анализирует Бодлера как человека, а не как поэта (хотя онпризнаёт масштаб его языковых инноваций656) с его способностью притягивать страдания,разрушать то, что он имеет, быть неблагодарным по отношению к людям.
Как и в остальномсборнике «Ланселоту Эндрюсу», в котором вышло эссе о Бодлере, Элиот в это время«синтетически» сплавляет литературные и психологические оценки. С точки зрения Элиота, за«классической» внешней формой стихов Бодлера, как и у других поэтов-романтиков,скрывается «внутренний беспорядок», который становится особенно очевидным в его малых649SE. P. 388: Baudelaire.Ibid. P. 389, 392.651Ibid.
P. 382652Ibid. 37: ‘Rhetoric’ and Poetic Drama.653Ibid. P. 386: Baudelaire.654Ibid. P. 382.655Eliot, T.S. Review of Baudelaire and the Symbolists: Five Essays. P. 357 – 359.656SE. P. 388: Baudelaire.650125формах, уступающих более сбалансированному Готье. Элиот воспринимал Бодлера какромантика (избежать влияния романтизма, по мнению Элиота, он просто не мог, потому что немог не отображать своё время; «поэт в романтическую эпоху может лишь стремиться к«классичности») и как первого антиромантика, разрушающего романтические штампы,сосредоточенного на проблеме первородного греха и несовершенства человеческой природыи человеческих «грёз» (в элиотовской системе координат, это одна из важнейших черт«зрелости» и «классицизма»)657.В своих рассуждениях о французской поэзии середины и конца XIX в. Элиот веренсвоим основным принципам, но аспекты мировоззрения часто оттесняют сугубо литературныена второй план, и даже более – вытесняют их из рассуждения, что особенно очевидно и прямопостулируется в анализе Бодлера.
Как и в случае с Донном, Элиот очень существенно изменилсвоё мнение о Лафорге с точки зрения «распада восприимчивости».Рассуждая о поэтах прошлого, Элиот использует весь арсенал своих критериев оценкипоэзии, но, безусловно, на первый план выходит «распад восприимчивости» – ненаучная,«декадентская» художественно-философская идея, имеющая явные романтико-символистскиеистоки. Именно анализ с этой точки зрения, во взаимосвязи с элиотовской философией идругими принципами оценки поэзии, предопределяет отношение Элиота к поэтам-метафизиками романтикам. В элиотовской критике содержатся некоторые намёки на цикличность и/илинеоднозначность, неравномерность, разновекторность «распада»: его наличие в античности, трипика «восприимчивости» в истории христианства, как минимум один кратковременный рост«восприимчивости» английского слова во время длительного «разложения».
Но в приложении кистории английской литературы эта концепция, в основном, имела только одно направление:постояннаядеградация«единства».Насколькосостоятельнатеория«распадавосприимчивости»? Как уже говорилось во Введении (в том числе, на материале Ф. Кермоуда),вряд ли её можно считать научно обоснованной: во все эпохи можно обнаружить черты«распада» и «синтеза», которые в гораздо большей степени, чем считал Элиот, зависят отиндивидуальных авторов; в то же время, определённое снижение символических возможностейязыка – не столь линейное, тотальное и всеохватное, как у Элиота, – действительно имеломесто.
Часто критиковавший Элиота за неточности М. Прац, которого Элиот считал куда болеевыдающимся учёным, чем себя (собственно литературоведом и историком литературы Элиот657Ibid. P. 385 – 386.126себя и не осознавал), указывал ему на тенденциозность его подхода и отмечал, что пассаж изШелли, высмеянный Элиотом за «непонятность», был не так уж и плох, а Крэшо можно былоприжеланиипредъявитьпохожиепретензии658.Однаковслучаес«распадомвосприимчивости», в отличие от многих других критериев оценки поэзии, Элиот шёл «сверху»,накладывая свою концепцию на материал, а не выводя её из него.Релятивизм и подвижность элиотовской позиции как критика распространяются и на егоисследование поэтов прошлого: в основных теоретических принципах обнаруживаютсяисключения, анализ конкретного материала противоречит «теории», либо существенно еёвидоизменяет, рассуждение идёт то от конкретного материала «вверх», то от заранее готовыхобобщений – путём дедукции, «вниз», а результаты анализа не всегда хорошо согласуютсямежду собой.
При этом Элиот, по не до конца понятным причинам, остерегался «громить»устоявшиеся литературные «имена», что часто приводило к неожиданным противоречиям, –рельефнее всего это проявляется в его высказываниях о Суинберне.Как бы то ни было, Элиоту удалось создать сложную, многоплановую систему оценкипоэзии, повлиявшую и на его собственное творчество, показать очевидные слабости многих«классиков» романтизма и викторианской эпохи, сыграть существенную роль в возрожденииинтереса к поэтам-метафизикам.
«Арсенал» идей, выработанных Элиотом при анализеромантиков и викторианцев, во многом определил его отношение к своим современникам – втом числе, георгианцам и (в ранние годы) У.Б. Йейтсу, повлиял на отбор стихов для журнала«Крайтерион».Элиотовская концепция традиции была востребована в XX в., хотя её преломлениязачастую были очень далеки от мировоззрения Элиота. После анализа его деятельности какарбитра поэзии прошлого, нельзя не упомянуть знаменитую книгу Х. Блума «Западный канон»(1994). В ней было своеобразно развито элиотовское представление о том, что Данте и Шекспирзанимают центральное положение в западной культуре: они, как пишет Блум, – «центр канона,поскольку они превосходят всех других западных писателей в остроте познания, языковойэнергии и инновативной мощи»659.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
