Диссертация (1101905), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Их диада лежит в основе блумовского Канона; в то жевремя, центром канона и, по сути, величайшим писателем всех времён автору однозначновидится Шекспир: «его восприимчивость превосходила любого другого писателя, егомышление было глубже и оригинальнее, чем у кого бы то ни было ещё, и он, практически неприлагая усилий, во владении языком намного превосходил всех, включая Данте»660; «В своём658L4. P. 488.Bloom, H.
The Western Canon: The Books and School of the Ages. P. 46.660Ibid. P. 56.659127разнообразии Шекспир стоит выше Данте и Чосера661». С точки зрения Блума, Дантеоказывается вторым по масштабу автором в истории, но по ряду критериев сопоставимым сШекспиром. Подобно Элиоту, Блум противопоставляет Данте и Шекспира как величайшие вистории выражения противоположностей: «элитарного универсализма» и изображенияпостоянства человеческого сознания у Данте и «внеклассового универсализма» и масштабнойкартины изменчивости души у Шекспира662.
Но, в сугубо поэтической области, Блум отдаёт«пальму первенства» итальянскому поэту: «Уникальной ролью Данте было центрированиеКанона для других поэтов»663. В этом Блум сходится с Элиотом. Однако понимание величия влитературе – в том числе, и дантовского – у Блума было почти во всём противоположноэлиотовскому. Подобно англо-американскому поэту, он говорил о том, что предшественники«выбирают» «сильных писателей», а не наоборот, но в остальном Х. Блум отходит отэлиотовскойконцепции.«Сильныеписатели»,поегомнению,преобразуютсвоихпредшественников в «многосоставные и потому виртуальные сущности»664. Эта идея(творческое переосмысление прошлого и обратное влияние на него настоящего) была заложенав «Традиции и индивидуальном таланте» и других эссе Элиота, но никогда не высказывалась стаким радикализмом.
Оригинальность видится Блуму не как «простое развитие», а какпереработка традиции вплоть до разрыва с ней (схема, похожая на элиотовское представление отворческом процессе, но перенесённая в другую сферу), как индивидуальность, делающаяпредшественников «маленькими» (в случае Данте, по мнению Блума, даже Вергилия)665.Оригинальность, с точки зрения Х. Блума, имеет универсальный, «вневременной» характер; онасвязана со «странностью» и «эксцентричностью», «произвольностью» и «персональностью», аДанте называется самым «нахальным, агрессивным, гордым и бесстрашным» поэтом в истории,«самым неповторимым и диким»666. Но, при этом, как заявляет Х. Блум, «любая подлиннаялитературная оригинальность становится канонической»667 и часто перестаёт восприниматьсякак таковая, «ассимилируя нас» (Шекспир), но может и не ассимилироваться вовсе (Данте)668.Несомненно, Х. Блум испытал, как он и сам признавал, существенное влияние идей Т.С.Элиота, но, при сохранении некоторых точек соприкосновения, они были «перевёрнуты» врадикально-индивидуалистическом, романтическом и эстетском ключе.661Ibid.
P. 53.Ibid. P. 52, 48.663Ibid. P. 75.664Ibid. P. 80, 11.665Ibid. P. 81666Ibid. P. 83 – 84, 80.667Ibid. P. 25.668Ibid. P. 3 – 4.662128ГЛАВА 3. Т. С. ЭЛИОТ КАК АРБИТР ПОЭЗИИ СОВРЕМЕННИКОВНе будучи полностью свободным от пиетета перед устоявшимися репутациями поэтовпрошлого, Элиот мог по-настоящему широко раскрыться как арбитр поэзии только наматериале современных ему авторов, хотя и в их оценке он отличался осторожностью и, какправило, избегал категоричных оценок и «рейтингов».В Главе 1 приводилось немало цитат, свидетельствующих о релятивизме Элиота, неверившего в возможность объективной оценки стихов – в том числе, и его времени.Анализировавшийся материал следует дополнить рядом других характерных высказываний.Элиот писал о том, что ему «крайне сложно судить о современной поэзии: она всегда либотрадиционнее, либо радикальнее моей, и я трачу много времени, пытаясь избавиться от моихпредрассудков, как в одну сторону, так и в другую»669, и что он «очень не любил всесовременные антологии»670.
Серьёзным аналитиком Элиот себя и не считал. Об этомсвидетельствует высказывание из переписки: «Моя единственная теория эстетики – это теорияразличия между эстетикой и литературной критикой, и моя теория подразумевает, что я знаючто-то о литературной критике, но ничего – об эстетике»671 – в этом высказывании Элиот нетолько отрицает, что понимает что-то в эстетике, но и попутно игриво преуменьшает своюкомпетенцию в критике – типичное для него ироническое самоуничижение.
Полностью в руслесобственного мировоззрения, Элиот заявил: «Я определённо сомневаюсь, что критика – «длясоздания ценностей». Я не могу сказать, что ценности были созданы мыслью, хотя мысль,конечно, связана с созданием ценности (здесь Элиот снова сомневается в собственномутверждении о независимости ценностей от познания). Занимаясь ценностями, нужнопредполагать(assume)(сноваповторяетсяслово«предполагать»,«допускать»,свидетельствующее о неуверенности Элиота), что они уже существуют и что мысль их простооткрывает». Во второй половине 1920-х гг.
он не был готов точно ответить на вопрос, «длячего» предназначены литературная критика, поэзия и философия672. Парадоксальным образом,Элиот, фактически выступая как один из крупнейших арбитров поэзии в истории английскойлитературы, сомневался в своей компетенции, не мог ответить на вопрос, какова цель егодеятельности, не был уверен, создаёт он ценности или открывает.Элиотовское отношение к издательскому миру также отличалось скептицизмом иироничностью.
В одном из писем Элиот отговаривал корреспондента от его планов заняться669L4. P. 633: 11 October 1929, To Walter de la Mare.L4. P. 658: 24 October 1929 To Ursula Millett.671L3. P. 121: 1 April 1926, To Sydney E. Hooper.672L3. P.
384: 19 January 1927, To P.M. Jack.670129издательским делом: «Оно менее прибыльно, чем большинство других, но это – такой жебизнес. Печально известно, что каждый отговаривает людей заниматься своим делом… <…> Вэтом бизнесе – постоянная борьба между собственными идеалами и необходимостью успеха нарынке; большинство книг, которые приходится публиковать, лишены всякой интеллектуальнойи моральной ценности … <…> … и незаметно становится всё сложнее читать какую бы то нибыло книгу для собственной пользы или развлечения, или судить о книге не с коммерческойточки зрения. Приходится работать так же усердно, и с такой же ориентацией на коммерцию,как и в любом другом бизнесе; но так уж получается, что этот бизнес связан с твоимиинтеллектуальными интересами совершенно отвратительным образом: оскверняя их»673.
Хотяэтот пассаж нельзя назвать оригинальным, он с предельной прямотой, характерной для многихмест элиотовской переписки, демонстрирует отношение Элиота к бизнесу, в котором онработал более половины своей жизни.О порядках литературно-издательского мира Элиот отзывается с афористическимскепсисом (если угодно – даже цинизмом): «В возрасте девятнадцати лет можно писать поэзию,достойную публикации, но не нужно ожидать, что её опубликуют.
В возрасте девятнадцати, янаписал ряд стихов, достойных публикации, но никто не напечатал их до тех пор, пока мне неисполнилось двадцать восемь»674. Можно ли говорить о какой-то объективности в«литературном процессе» и о том, что «время рассудит», если, по мнению Элиота, достойныепубликации стихи должны годами писаться «в стол», а издательский бизнес по определениюантиинтеллектуален? Элиот хорошо понимал, насколько глубоко влияют на издательский мир –даже на журналы – факторы коммерции, «раскрученности» имени, возрастных и прочихстереотипов.
В отличие от многих авторов и редакторов, Элиот не стеснялся об этом говорить,как и не стеснялся рассказывать о сложностях публикации собственных текстов. Так, сосвойственной ему игривой прямотой, он заявлял, что в более ранние годы «Литтл Ревью» «былединственным журналом в Америке, публиковавшим мои тексты, и единственным журналом вАмерике, публикация в котором имела для меня значение»675.Как бы то ни было, Элиот, серьёзно сомневавшийся и в возможностях оценкисовременных стихов, и в справедливости литературно-издательского мира, стал одним из самыхвлиятельных арбитров поэзии, превзошедшим по масштабу воздействия на вкусы ииздательский мир Э.
Паунда, Т. Хьюма и У.Б. Йейтса. Его деятельность в журнале«Крайтерион» и издательстве «Фейбер энд Фейбер» самым непосредственным образомповлияла на историю английской литературы: была открыта дорога новым авторам, а самому673L4. P. 640: 15 October 1929, To J.S. Barnes.L4. P. 619: 18 September 1929, To A.H. Cooke.675L4. P. 55: 21 February 1928, To Jane Heap.674130Элиоту и окружавшим его людям было под силу решать, кого «пускать», а кого «не пускать» в«литературный процесс».
Конечно, Элиот не был единственным законодателем моды в поэзии,добиться известности молодой поэт мог и без него, но благосклонность Элиота упрощаламногое и становилась отправной точкой для новых литературных карьер.Цель этой главы – проанализировать его деятельность как арбитра современной емупоэзии.Главнымобразом,дляэтогобудутиспользоватьсяматериалыжурнала«Крайтерион», поскольку о современных ему поэтах (за исключением георгианцев в раннийпериод, Йейтса, Паунда, Киплинга, и некоторых других) Элиот почти не писал – такие тексты вего наследии крайне малочисленны и не выстраиваются в какую бы то ни было систему;основное внимание Элиота было приковано к поэзии прошлого.
В основной части главы будетговориться не столько о литературно-критических суждениях Элиота, сколько о той поэзии,которую он выбирал для своего журнала. Деятельность Элиота как редактора и издателя«Фейбер энд Фейбер» будет анализироваться в меньшей степени: в издательском деле Элиот,что он и сам постоянно признавал, не мог не считаться с коммерческими обстоятельствами –поэтому отбор им авторов для книжных публикаций всё же был вынужден отталкиватьсядалеко не только от литературных соображений, несмотря на смелость Элиота, нередкопытавшегося противостоять требованиям коммерции. Не был полностью свободен отнекоторых коммерческих факторов даже малотиражный интеллектуальный «Крайтерион», но, влюбом случае, его материалы позволяют намного лучше судить о принципах отбора стиховЭлиотом. Кроме того, их проще исследовать на материале отдельных коротких поэтическихтекстов, а не целых книг, которые могли включать достаточно разнородный материал.
Вотличие от поэтов прошлого, об отношении к которым Элиота можно судить лишь из егособственных текстов, в случае с поэтами-современниками будет намного интереснее ипродуктивнее изучить стихи, публиковавшиеся в «Крайтерионе», с точки зрения ихсоответствия выделенным в первой и второй главах принципам. Конечно, многие изэлиотовских критериев оценки поэзии достаточно абстрактны, и приложить их к конкретномуматериалу, не имея на руках мнения самого Элиота, зачастую будет сложно, однако внекоторых своих принципах – таких как точность и «объективированность» формулировок –критик и редактор был очень последователен. В главе будут использоваться и материалы изэлиотовской переписки, львиная доля которой посвящена его журналу: из неё можно узнать рядинтересных суждений Элиота о поэзии 1920-х гг.; в ней можно ознакомиться с отказами,которые редактор отправлял на не удовлетворявшие его стихи.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
