Диссертация (1101905), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Приведённое высказывание позволяетпредположить (хотя это нельзя утверждать наверняка), что свою систему взглядов поэт невоспринимал как что-то неизбежное – в том смысле, что, возможно, она могла бы бытьсовершенно другой, если бы у юного Элиота был иной круг чтения. В этом высказывании такжепросматривается релятивистский характер, намёк на то, какими подвижными были взглядыпоэта. Впрочем, искренность и правдивость Элиота в его письме – под большим вопросом:SE. P. 324 – 327: Swinburne as Poet.Ibid. P.
323 – 324.618L2. P. 557: 22 December 1924, To Ezra Pound.616617119позднее он заявлял о том, что в детстве был знаком с творчеством Суинберна и ощущал с нимопределённое «родство»619.Элиот язвительно отметил: «Я не верю, что Суинберн думал дважды, или дажеединожды, перед тем как написать:Time with a gift of tears,Grief with a glass that ran»620.В эссе «Суинберн как поэт» Элиот назвал эти строки «не дотягивающими даже добанальности» и сравнил их с неразборчивостью сна, припоминаемого после пробуждения621.Элиот понимает и прямо заявляет, что такая жёсткая критика может быть воспринята какобвинение в мошенничестве и бездарности; чтобы доказать, что он этого не имел в виду, онвыдвигает не вполне убедительные в контексте эссе аргументы: «Мир Суинберна не опираетсяна какой-то другой мир, которому он подражает», он самодостаточен, закончен, иимперсонален, «и никто другой не смог бы его создать» (в очередной раз Элиотнедвусмысленно «состыковывает» безличность и уникальность); «плохой поэт живёт частичнов мире объектов и частично – в мире слов, и никогда не может их гармонично соединить.Только такой гениальный человек, как Суинберн, мог так бескомпромиссно и последовательнопребывать в мире слов» (последнюю фразу также можно воспринять как насмешку).
ЯзыкСуинберна, с точки зрения Элиота, не мёртв, а жив, и обладает собственной жизнью, хотя неявляется подлинным языком, так как «настоящий» язык должен сосредоточиваться на объектах.Но суинберновский язык всё же называется в эссе «нездоровым», а в наличии «человеческихчувств» Суинберну и вовсе отказывается622. Критика и искусственно сконструированнаяпохвала в этом эссе Элиота явно противоречат друг другу, что наводит на мысли о том, чтоавтор – осознанно и/или неосознанно – пытался примирить своё неприятие Суинберна с его«именем», а возможно, и вовсе иронизировал, говоря о достоинствах поэта.
И вправду, крайнесложно поверить, что отделение слов от объектов (по сути, разрушение принципа«объективного коррелята»), небрежность и «непонятность», отсутствие музыкальной красоты ичёткого смысла в глазах Элиота могут действительно быть достоинствами (если же он искренне619Moody. Op. cit. P. 3.L1.
P. 600: 3 November 1921, To The Editor of The Times Literary Supplement.Перевод Э.Ю. Ермакова:620Время, что слёзы рождает,Память падения с неба…621622SE. P. 326: Swinburne as Poet.Ibid. P. 327.120считал их таковыми, то это очередное – и очень существенное – отступление от«магистральных»элиотовскихпринципов).Приведённаявышецитатаизпереписки(относящаяся к 1921 г., а эссе – к 1920) почти рассеивает сомнения в истинной (негативной)позиции критика.Сравнивая У.
Морриса (1834 – 1896) с Марвеллом, Элиот заявил, что стихи Моррисаопираются на «туманность чувства и расплывчатость объекта», ауру без центра623.Аналогичные претензии выдвигались Элиотом большинству викторианских и георгианскихпоэтов. Преобладание вербально-музыкального начала над точностью смыслов Элиот ставил вупрёк и стихам Эдгара Аллана По (1809 – 1849)624.Более позитивно критик относился к Р. Браунингу (1812 – 1889) и А. Теннисону (1809 –1892).
Браунинг оказал огромное влияние на драматический монолог у Паунда («величайшего»,по словам Элиота, «ученика Браунинга») и самого Элиота625. В Теннисоне, особенно в егопоэме «In Memoriam A.H.H.», предисловие к которой Элиот написал в 1936 г., критик ценилвысокую музыкальность стиха, экономию слов, «универсальную эмоцию, относённую кконкретному месту» (a universal emotion, related to a particular place), и «качествосомнения» (the quality of its doubt) (в большей мере, чем «качество веры») – критерий, тесносвязанный с мировоззрением Элиота. Правда, в 1918 г.
его мнение было смешанным иязвительным: «…Теннисон заботился о своём синтаксисе, и, более того, его прилагательныеобычно имеют чёткое значение, возможно, часто неинтересное значение, но всё же онотносился к каждом слову с надлежащим уважением. И у Теннисона был мозг (огромныйскучный мозг, как часы на фермерском доме), который спасал его от тривиальности»626.В ранние годы на Элиота произвёл большое впечатление «Город страшной ночи» Дж.Томсона (1834 – 1882), но позднее он разочаровался в нём, придя к выводу, что «In Memoriam»намного его превосходит627. Элиот неплохо отзывался о стихах М. Арнолда, хотя и признавалих существенные недостатки; их он считал «более проникновенными», чем Браунинга и чембольшинство из того, что написал Теннисон628. В ранних стихах Элиота проявляетсязнакомство с другими поэтами данной эпохи: А.
Саймонсом, Э. Доусоном, Дж. Дэвидсоном629.623Ibid. 299 – 300: Andrew Marvell.Eliot, T.S. From Poe to Valery // To Criticize the Critic. P. 27 – 42.625OPP. P. 103 – 104: The Three Voices of Poetry.626Apteryx. Verse Pleasant and Unpleasant // The Egoist. 1918. March.
Vol. V., №3. P. 43 – 44.627Eliot, T.S. Inventions of the March Hare: Poems 1909 – 1917 / Ed. C. Ricks. L.: Faber & Faber, 1996. P. 398; Eliot, T.S. Selected Essays. Third enlarged edition. L.: Faber & Faber, 1951. P. 336.628UPUC. P. 105: Matthew Arnold.629O’Neill, M.
Romantic and Victorian Poetry // T.S. Eliot in Context. P. 208 – 209.624121Элиот писал о поэзии США и континентальной Европы XIX в. (за исключениемФранции) спорадически и несистематически. Интересны его оригинальные отзывы о поэзии У.Уитмена (1819 – 1892), преломившейся в его собственном творчестве (особенно в «Четырёхквартетах»).В1927г.ЭлиотназвалУитмена«американскимТеннисоном»,трансформировавшим, как и он (и вслед за ним), «романтический культ». Это мнение вызвалокрайнее недоумение Дж.
Макналти, не понимавшего, какое может быть сходство «междусовершенными стихами Теннисона и дикими бесформенными произведениями американца,которые нельзя отнести ни к стихам, ни к прозе». В ответном письме Элиот настоял насерьёзности своего мнения – правда, его аргументация была крайне фрагментарна: он напомнило том, как Уитмен восхищался Теннисоном, заявил о сходстве их отношения к обществу;согласившись с совершенством стихов Теннисона, Элиот заметил, что «дарования Уитменабыли совершенно такого же рода».
Элиот назвал Уитмена «великим мастером стихосложения –впрочем, намного менее надёжным, чем Теннисон»; «он заслуживает того, чтобы его помнилиименно как мастера стиха, потому что его интеллект однозначно уступал Теннисону. Егополитические, социальные, религиозные взгляды и воззрения на мораль не заслуживаютвнимания» (такое отношение Элиота предсказуемо, так как позиция Уитмена былаантидогматической, демократической и во многом сциентистской)630. В письме 1945 г. Элиотназвал Уитмена «очень нежелательной моделью» для подражания, «более опасной, чемДжерард Хопкинс». Элиот считает удачные места Уитмена (какие – он не поясняет) «довольнопервостепенными», но заявляет, что его стиль и ритм были столь уникальными, что не моглибыть повторены где-то ещё по причине своего полного слияния с содержанием конкретнойпоэмы.
«Чтобы успешно писать, как Уитмен, Вам нужно быть таким же оригинальным, как самУитмен, и, поскольку поэзия Уитмена уже существует, это практически невозможно» (этоперекликается с мнением Элиота о невозможности подражания Шекспиру, Драйдену иПоупу631). С точки зрения критика, в своих менее удачных стихах Уитмен «неисправимомногословен, риторичен и второстепенен»632. Большинство приведённых выше рассужденийЭлиота о Уитмене, как и многое в элиотовской критике и переписке, достаточнобездоказательны – было бы неправильно пытаться их объяснить в рамках какой-то навязаннойматериалу концепции; представляет правильным просто их процитировать.Красавченко, Т.Н.
Т.С. Элиот – литературный критик. С. 20 – 21.SE. P. 252: Dante.632L3. P. 529 – 530: 24 May 1927, To The Editor of The Nation & The Athenaeum. В 1964 г., вопреки своейтрадиционной скромности, но признавая «своё возможное тщеславие», Элиот поставил «Литтл Гиддинг» какпатриотическую поэму выше, чем Теннисона («Мщение»), «и даже выше, чем Уолта Уитмена, когда он писал –намного лучше, чем Теннисон – о Джоне Поле Джонсе» (Ibidem).6306311222.8. Французская поэзия середины и конца XIX в.Французская поэзия – Ш. Бодлер (1821 – 1867), Т.
Корбьер (1845 – 1875) и особенно Ж.Лафорг (1860 – 1887), а также другие поэты, – имела крайне глубокое воздействие наформирование поэтики и литературно-критических взглядов Элиота раннего периода исохранила влияние на протяжении всей его жизни633. Всё раннее творчество Элиота, как былонеоднократно показано исследователями634, буквально пропитано Лафоргом; сам Элиотзаявлял, что Лафорг, ни много ни мало, превратил его из «горстки заимствованных чувств имнений в отдельную личность»635. Именно Лафорг стоял у истоков характерного для Элиотаспецифического соединения религиозно-идеалистических и материалистических, почтипсихоаналитических трактовок человеческих эмоций636. Раннего Элиота и Лафорга сближалсхожий темперамент: резкое неприятие сентиментальности637, философизм, черты солипсизма,довольно болезненное восприятие мира.Приземлённое, зачастую циничное понимание любви и сексуальности привлекло Элиотаи в Корбьере, которого он ценил, в первую очередь, за его любовные стихи, а не за болееизвестные вещи, такие как «Ярмарочная рапсодия» (её Элиот также хвалил за образнуюсилу)638.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
