Диссертация (1101905), страница 27
Текст из файла (страница 27)
184: Cyril Tourneur.509Ibid. P. 187.510Ibid. P. 175: Thomas Heywood.511Но Хейвуд упрекается в отсутствии «этического интереса»; по утверждению Элиота, «второстепенные авторывсегда принимают современную им мораль, поскольку их интересует не анализ нравственности, а использованиегосподствующих настроений» (Ibid. P.
179). Елизаветинская мораль, по Элиоту, не была моралью одногосоциального класса, не подавляла и не была лицемерной, и это давало особую эмоциональную свободу авторам(Ibid. P. 213: Philip Massinger), но невнимание Хейвуда к моральным вопросам было, с точки зрения критика,недостатком. Вопросы нравственности и репрезентации моральных категорий в поэтической драме также быливажны для Элиота при её оценке.100через призму Барда и использования его приёмов другими авторами.
Признавая «хорошее»качество Форда и Бомонта и Флетчера, Элиот говорит об их несопоставимости с Шекспиром,«их непонимании того, что он пытался сделать», «незрелости» их языка, лишённого«символической ценности»512.Новаторство в разработке новых эмоциональных тонов и стихотворной техникиподробно рассматривается Элиотом и также становится одним из ключевых критериев оценки.Так, Тернер объявляется крупнейшим новатором стиха после Марло, Шекспира и Вебстера –главным образом, благодаря тонкому владению темпами и ритмами513.
Элиот выдвигает каксвоеобразный критерий разнообразие стиха одного размера: он «сомневается, что ввосемнадцатом веке можно было найти два стихотворения – формально одного метра, стольразличные, как «К стыдливой возлюбленной» Марвелла и «Святая Тереза» Крэшо, делающиеакцент на краткие и, наоборот, долгие слоги514.Отношение Элиота к Джону Милтону (1608 – 1674) оказывается противоречивым. Элиотназывает его «нашим величайшим мастером искусственного стиля»515 и признаёт его величие(наряду с Драйденом он характеризуется как один из двух «самых мощных поэтов столетия»),но скептически отзывается о его языке и поэтике, отразивших процессы «распадавосприимчивости»516. По мнению Элиота, Милтон был настолько хорош в одних аспектах(например, в раскрытии музыкального потенциала латинизмов517), что это заслоняло егобессилие в других518.
По Элиоту, лишь колоссальный талант Милтона «оправдывал его опасныеприключения», частый отказ от «социальной идиомы», его «неклассический» стиль «всё ещёформирующегося языка» (его «неклассичность» в английской традиции, вопреки одному изсмыслов слова «классик», определялась опорой на латинские и греческие, а не английскиеобразцы)519. Несомненно, что на отношение к Милтону определённый отпечаток наложилирелигиозно-политические взгляды Элиота: он резко высказывается о либеральном «духе»,нанёсшем, с его точки зрения, большой вред поэзии Милтона и меньший – творчествуМарвелла520. В переписке Элиот был более откровенен, чем в своих публичных сужденияхIbid. P.
195 – 196: John Ford.Ibid. P. 191 – 192: Cyril Tourneur.514Ibid. P. 285: The Metaphysical Poets.515Ibid. P. 310: John Dryden.516Ibid. P. 209 – 211, 288: Philip Massinger, The Metaphysical Poets.517Ibid. P. 103: Seneca in Elizabethan Translation.518Ibid. P. 288: The Metaphysical Poets.519OPP. P. 29: The Music of Poetry; Ibid.
P. 58: What is a Classic?520SE. P. 294: Andrew Marvell. По мнению Элиота, пуританизм не дал миру значительной религиозной поэзии, заисключением «Гимна на Рождество Христово» как раз-таки Милтона (L4. P. 450: 24 February 1929, To Charles A.Siepmann).5125131011920-х гг., и признался, что Милтон («Китайская Стена Милтона»521) всегда вызывал у него, побольшей части, неприятие. Данте казался ему «неизмеримо выше во всех отношениях, даже вовладении языком»522 (характерное элиотовское сопоставление «поверх» истории). В 1930-е гг.
о«неудовлетворительности» и «неприятности» Милтона как человека Элиот заговорил открыто.Признавая величие Милтона, он заявил о загадочности и сложности определения того, в чёмоно состоит, но попытался проанализировать его достоинства и недостатки, подчёркивая, чтосложившаяся позитивная «репутация» Милтона во многом исходит из ложных посылок и неучитывает ряда важных моментов. По мнению Элиота, несмотря на величие автора«Потерянного рая», его влияние на творчество любого поэта было и могло быть тольконегативным, поскольку лишь колоссальный гений Милтона делал приемлемым то, что у другихавторов неизбежно превращалось в недостатки523: слабость визуального воображения,обобщённыйинеяркий,какбудто«мёртвый»язык,сосредоточениеназвуковойсоставляющей524.
Как считает Элиот, у Милтона расхождение визуального и аудиального началстоль велико, что они не воспринимаются симультанно, а его произведения можно читатьдва раза: один раз – для слуха, другой – для глаза. По Элиоту, многие места у Милтонавыигрышны потому, что не требуют детальной визуализации, на которую тот не был способен,и компенсируют этот дефект другими средствами, «торжественной игрой» на местенеобходимого для поэзии гармоничного сочетания визуального и звукового525. Элиот развилэти идеи в конце 1940-х гг., говоря об исключительной «персональности» милтоновского стиля,не вырастающего из речи своего времени, а потому не классического (об этом писал и С.Джонсон), о фантастическом «беззаконии» Милтона, его несоответствии всем мыслимымправилам хорошего стиля (схожим в этом отношении, но менее масштабным, хотя ивыдающимся поэтом Элиот считал С.
Малларме). Автор «Потерянного рая» крайне далёк отязыка прозы – и в устах Элиота это далеко не комплимент, но это свойство, по его мнению,искупается гением Милтона. Более того, Элиот считает создание собственного поэтическогоязыка достижением Милтона; он восхищается структурой его произведений, его синтаксисом испособностью маскировать свои недостатки (в том числе, недостаток визуальноговоображения и понимания человеческой психологии)526. Величайшим достоинством Милтона521SE. P. 118: Christopher Marlowe.L1. P. 526 – 527: 10 December 1920, To R.C.
Trevelyan.523OPP. P. 156 – 157: Milton (I).524Ibid. P. 158 – 162.525Ibid. P. 162 – 163.526Ibid. P. 175 – 177: Milton (II).522102Элиот считает то, что его поэма, на уровне синтаксиса и просодии, состоит избеспрецедентно больших периодов, музыкальных единиц527.Критические по отношению к Милтону идеи развивались и столь важным для Элиота Э.Паундом. Милтон вызывал у него отвращение: он обвинял его в «ослином фанатизме» и«неотёсанном сознании»; его риторику Паунд обозвал «омерзительным собачьим кормом»528.В поздние годы Элиот заявил, что своим творчеством Милтон сделал невозможнымнаписание новой великой эпической поэмы на английском языке (а Шекспир – поэтическойдрамы), до тех пор, пока язык существенно не изменится (хотя попытки должны делаться, таккак нельзя предсказать точное время, когда новые великие эпическая поэма или поэтическаядрама станут возможны).
Элиот сам признавал, насколько сложно ему было освободиться отвлияния Шекспира в своей драме529. В этом проявлялся крайний антиромантизм элиотовскогопонимания литературной истории: фактически он отказывал индивидуальному поэту в свободеот языка, истории языка и предшественников. О похожем явлении говорил позднее и Х. Блум,хотяконкуренциясосложившимсяКанономвиделасьемувгораздоболееиндивидуалистическом ключе.
Впрочем, Блум также писал о непревзойдённости «скандальнооригинального» Шекспира и о том, что он во многом определяет, ни много ни мало,способность европейского человека мыслить и познавать530.Поэзия Англии XVI – XVII вв. была изучена Элиотом гораздо глубже, чем другиеисторико-литературные «хронотопы», и сама теоретическая база его эссе на практикенеотделима от рассмотрения им авторов этого времени.
Элиотовская «теория» создавалась наконкретном историко-литературном материале, и, безусловно, само выделение «теории» и«практики» в неакадемическом, неструктурированном наследии критика связано с некоторойдолей условности. Как бы то ни было, основные понятия и принципы элиотовской критики ванализе английской поэзии XVI – XVII вв.
обнаруживают определённую подвижность,текучесть и неоднозначность. Теоретические постулаты Элиота усложняются, дополняютсяисключениями и оговорками, приспосабливаются под разных авторов: «индивидуальное» и«персональное» постоянно смешиваются; недостаточная традиционность и «классичность»оказываются как достоинством, так и недостатком; «теория» эмоциональных тоновнеожиданным образом «достраивается» под Джонсона (Элиот ценил разнообразие эмоций,но, не увидев его у Джонсона, которого всё равно считал великим, допустил исключение вIbid.
P. 179 – 180.Ricks. Op. cit. P. 23; Lobb. Op. cit. P. 154.529Gardner, H. The Art of T.S. Eliot. L.: Faber & Faber, 1972. P. 23; Matthiessen. Op. cit. P. 158.530Bloom, H. The Western Canon: The Books and School of the Ages. L.: Harcourt Brace, 1994. P. 7, 20, 40.527528103своей теории); вызывающий у Элиота отвращение Милтон ещё в 1920 г. называется одним издвух «самых мощных поэтов столетия». Тернера Элиот называл одновременно и«второстепенным», и «великим», не поясняя этого лежащего на поверхности противоречия.Вопреки основным положениям Элиота, слабая опора на традицию, обывательская«восприимчивость»,отсутствиевкуса,поверхностностьиобъединяющеелюдей«персональное чувство» иногда оказываются достоинствами.Из проведённого анализа видно, что, изучая отдельных поэтов прошлого, Элиотиспользовал эмпирический, индуктивный подход, а не подстраивал их под свою «систему»; его«теория» носила предварительный, ориентировочный характер и легко адаптировалась к ещё неохваченным ею явлениям.
В этом Элиот полностью соответствовал описанию критика из своейдиссертации: «Подлинный критик скрупулёзно избегает формул; он отстраняется отутверждений, выдающих себя за безусловно истинные; он нигде не находит факт и всегданаходит лишь «приближение»; его истины – это, скорее, истины опыта, а не вычисления»531.2.4. ШекспирНепосредственно о Шекспире (1564 – 1616) Элиот писал редко, несмотря на то, чтосчитал его одним из двух величайших поэтов, наряду с Данте, а в 1961 г. Элиот отметил, чтосреди собственных эссе он больше любил те, которые были посвящены современникамШекспира, а не ему самому532.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
