Диссертация (1101905), страница 24
Текст из файла (страница 24)
стремились кэстетизации печального436. В эссе «Данте» из сборника «Священный лес» Элиот заявляет, чтоДантебылтакжеимастеромотвратительного,неотъемлемой частью «движения к красоте»437изображениекоторогоявляется. «Максимальная сила поэта» – «установлениесоответствий между самыми различными типами красоты» (establishing relations betweenbeauty of the most diverse sorts) – иллюстрируется Элиотом на примере дантовского сравнения:La forma universal di questo nodocredo ch’i’ vidi, perché più di largo,dicendo questo, mi sento ch’i’ godo.434Ibid. P. 258.См. Главу 1 наст. работы: с.
60 – 62.436Ibid. P. 264.437SW. P. 79: Dante.43588Un punto solo m’è maggior letargoche venticinque secoli a la ’mpresa,che fé Nettuno ammirar l’ombra d’Argo438.Здесь, по мнению Элиота, Данте удаётся «выражать непостижимое в зрительных образах»(realize the inapprehensible in visual images)439 (в то же время, в «Аде» он делает слишком«человеческими» страдания Духа Зла – то есть, в этом случае непостижимое, по Элиоту,выразить он не сумел)440.В стиле и мышлении Данте и его эпохи Элиот находит немалую часть того, чтоимпонировало ему в поэзии и того, что он воплощал в собственных стихах (за исключением,пожалуй, визионерства и сновидчества, не свойственных его индивидуальности): осторожноеотношение к метафоре (которой Данте предпочитал аллегорию), простота, прямота иэкономность, сочетающиеся с предельной «компрессией» материала (изначальных впечатленийпоэта и аллюзий), визуальная представимость образов (которая, правда, как отмечалось впервой главе, к 1933 г.
становится менее важной для Элиота), неприятие утрированной«поэтичности» – то есть, высокой концентрации метафор и коннотаций, а также излишне«книжного» языка. Критик говорит о том, что поэзия Данте захватывает читателя надовербальном уровне (в этом угадывается отголосок З. Фрейда и К. Юнга), что Данте, вопределённом смысле, очень легко читать441, что для адекватного восприятия его поэзии необязательно знать стоящую за ней фактологию. Основой этого явления становится способностьстихов удивлять (the quality of surprise) (критерий, почерпнутый у Э. А.
По, о чёмнепосредственно говорится в эссе), проявляющаяся, например, в сравнении Данте чудовищногонаказания Брунетто Латини с бегом победителя (Ад, XV)442. Естественность и простота, в духеSE. P. 267 – 269: Dante.Перевод М. Л. Лозинского:438Я самое начало их слиянья,Должно быть, видел, ибо вновь познал,Так говоря, огромность ликованья.Единый миг мне большей бездной стал,Чем двадцать пять веков – затее смелой,Когда Нептун тень Арго увидал.439SE.
P. 267 – 269: Dante.Ibid. P. 251.441Ibid. P. 237 – 238.442Ibid. P. 247.Перевод М. Л. Лозинского:440Он обернулся и бегом помчался,Как те, кто под Вероною бежит89элиотовских теоретических построений, оказываются признаками высочайшей поэзии, вотличие от Теннисона (о нём, впрочем, Элиот был высокого мнения), который, «какбольшинство поэтов, как даже большинство тех, кого мы называем великими поэтами, должендобиваться своего эффекта с некоторым усилием. Таким образом, возглас о море, которое«многоголосым гулом кличет» (moans round with many voices)443, подлинный образецТенннисон-Виргилианизма444, слишком поэтический, по сравнению с Данте, чтобы бытьвысочайшей поэзией. Только Шекспир может быть настолько «поэтическим» и при этом несоздавать эффекта перегруженности и не отвлекать нас от главного: «Put up your bright swordsor the dew will rust them»445 (гармоничная вписанность высокопоэтических пассажей вдействие).
Простота Данте, язык которого представляет собой «усовершенствованиеобыденного» (the perfection of the common language), делает лёгким подражание, в отличиеот неподражаемости большинства великих английских поэтов (Шекспира, Драйдена,Поупа)446.Как уже отмечалось в первой главе, идея «имперсональности» в элиотовском анализеДанте преломляется противоречиво (по крайней мере, на уровне словоупотребления).
Но самаразработанная Элиотом концепция преобразования материала в рамках качественно новогохудожественного целого успешно иллюстрировалась им примерами из Данте. Например,современники поэта, которых он поместил в Ад – по мнению многих, из сугубо личныхпобуждений, оказываются лишь материалом, полностью трансформированным в рамкахзамысла «Комедии»447. Структура поэмы, считает Элиот, – «упорядоченная шкалачеловеческих эмоций» (an ordered scale of human emotions), «самая всеохватная иупорядоченная в истории». Данте анализируется не столько сама эмоция, сколько её отношениеК зеленому сукну, причем казалсяТем, чья победа, а не тем, чей стыд.443Перевод К.
Д. Бальмонта:Многоголосым гулом кличет бездна…444Элиот имеет в виду определённое сходство поэтики Вергилия и Теннисона, активно пользовавшегося наследиемримского поэта и испытавшего его влияние в образности, построении фразы и ритмике. Эта тема исследоваласьдавно – см., например: Mustard, Wilfred P. Tennyson and Virgil // The American Journal of Philology. 1899. Vol. XX,№. 2. P. 186 – 194.445SE. P.
248 – 249: Dante. Перевод М.Л. Лозинского:Вложите в ножны светлые мечи Роса поржавит их.446447SE. P. 252: Dante.Ibid. P. 248.90к другим: все три части поэмы невозможно понять друг без друга448 (правда, как верно отмечалЭ. Черити, Элиот, хотя и постулировал единство «Комедии», почти никак его необосновывал)449. «Божественная комедия» оказывается равноценной всему корпусу текстовШекспира, представившего «наибольшую широту человеческих страстей» (the greatestwidth of human passion), в то время как Данте – «величайшую высоту и величайшуюглубину» (the greatest altitude and greatest depth)450. Как и в других эссе, разнообразие эмоций(эмоциональных тонов) – важный критерий величия.Данте становится образцом поэта, заимствование в тексте которого оказывается всравнении с оригиналом «чем-то иным, таким же хорошим, или, скорее, без возможностиотносительной оценки».
Заимствование, как утверждает Элиот, – важное испытаниеоригинальности поэта. В некоторых местах «Божественной комедии» Данте фактически«переводит» цитаты из Вергилия: «Agnosco veteris vestigia flammae»451 превращается в«аналогичное, но, в то же время, радикально отличное» «Conosco I segni dell’ antica fiamma»452.В конце концов, Элиот заключает, что ни один поэт не является таким безусловнымэталоном для всех поэтов, как Данте (включая «даже греческих и римских» – в отличие, отподлинного, исторического классицизма, Элиот, редко говоривший об античности, не видит вних столь же существенного образца для подражания). Последняя песнь «Рая», по мнениюкритика, стала «высочайшей вершиной, которой когда-либо достигала поэзия и которой поэзиявообще может достичь»453. У Данте Элиота привлекало полное подчинение эмоциибожественному началу (которое уже в поэзии Донна сжималось до редких экстатическихмоментов единения не столько с Богом, сколько с другим человеком)454.
Данте оказываетсяодним из двух самых «индивидуальных» поэтов в истории, создателем самого масштабногопроизведения мировой литературы, традиционным и оригинальным (не гонящимся за показнойоригинальностью и не чуждающимся цитатной поэтики), по преимуществу «понятным», заисключением некоторых мест «Рая»455 (несмотря на возможность и необходимость огромныхкомментариев), укоренённым в языке и «восприятии» своего времени, когда личное ивсеобщее, правда и вымысел составляли гораздо более тесное единство – а зачастую и вовсе не448SW. P. 79: Dante.Charity, A. C.
T. S. Eliot: The Dantean Recognitions // The Waste Land in Different Voices / Ed. A. D. Moody. L.:Edward Arnold, 1974. P. 138 – 139.450SE. P. 265: Dante.451Перевод В. Я. Брюсова: «… я узнаю огня ощущенье былого!»452Перевод М.Л. Лозинского: «Следы огня былого узнаю!» В данном случае особенно важен контекст этих слов уДанте, поскольку они обращены к Вергилию. L4. P. 706 – 707: 12 December 1929, To Robert Gathorne-Hardy.453SE.
P. 251: Dante.454Eliot, T.S. Deux Attitudes Mystiques: Dante et Donne // Chroniques. 1927. №3. P. 149 – 173; Spurr. P. 49 – 50.455SE. P. 264: Dante.44991были релевантны как понятия456. К такому восприятию пытался приблизиться в своих стихах исам Элиот – в меру своих скромных, по его мнению, возможностей и модернистской«восприимчивости».В элиотовском анализе Данте можно увидеть ряд частных критериев оценки поэзии(некоторые из них ситуативны и не могут использоваться по отношению ко всем поэтам):1. Опора на традиционное видение мира, полное подчинение эмоции божественномуначалу (этим принципам пытался соответствовать и сам Элиот в зрелые годы, хотя егомировосприятие всё равно имело эклектичные черты, в силу его ментальности, образования испецифики модернистской эпохи).2.
Наличие «визуального воображения» – того, что Элиот также называл«галлюцинационным видением» (элиотовская поэзия была визуальна, однако сочетала«галлюцинационность» с намеренной «непоэтичностью», неоднозначным отношением квоображению, а сам Элиот визионером не был).3. «Подражаемость» и «неподражаемость» (элиотовской поэзии подражать сложно,поскольку она создала уникальную поэтику цитат и реминисценций, смысл которыхрадикально преобразуется в новых контекстах, и крайне идиосинкратично соединила музыкуфранцузского и английского стиха).4.
Усовершенствование обыденного языка (о необходимости продолжения живогоразговорного языка говорил также поздний Элиот457; его поэзия во многом опиралась наповседневные ритмы и лексику).5. Способность стихов удивлять (этим даром Элиот, безусловно, обладал, о чёмсвидетельствовали первые реакции современников на «Любовную песнь Дж.