Диссертация (1101905), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Хотя у негопрослеживаются определённые сквозные идеи, которые он пытается накладывать «сверху», неменее часто он идёт эмпирическим, индуктивным путём; его критерии при этом, как он и сампризнавал, часто меняются, а обобщения иногда противоречат друг другу.
Элиот не скрывалэтого, говоря о том, что каждый критик должен нарушать свои собственные правила378. Вданной главе будет анализироваться применение элиотовских критериев оценки поэзии наматериале поэтов прошлого, и попутно будут фиксироваться другие критерии, возникающие впроцессе анализа авторов Элиотом.Цит. по: Красавченко, Т.Н. Т.С.
Элиот – литературный критик. С. 53.Ibid. P. 108.376Bates, E.S. T.S. Eliot: Leisure Class Laureate // The Modern Quarterly (Baltimore). 1933. February. VII. P. 23.377SW. P. 12: Swinburne as Critic.378UPUC. P. 117: Matthew Arnold.37437577Изучение им классиков литературы свидетельствует о глубинном противоречии в егосознании между «ортодоксией» и «релятивизмом», верой и агностицизмом, ориентацией наобщее или на частное. Как пишет Т.Н.
Красавченко об элиотовской интерпретации Брэдли,«…Элиот, стремясь сам поверить и убедить других, что целостный общий опыт существует,чувствовал совсем другое: опыт фрагментарен и замкнут в субъективных рамках, в пределахочерченного вокруг человека круга, закрытого для внешнего мира и непроницаемого дляокружающих»379. Так же и критика Элиота, периодически стремясь поверить и убедить других,что существуют общие критерии оценки, на практике часто скатывалась к описанию отдельныхавторов как автономных литературных величин, которые нужно оценивать по уникальным длянихзаконам.Каквсвоейпоэзии,вкоторой,пытаясьсоздавать«дантовскую»,«классицистическую» эстетику, Элиот, как отмечали Д.
Спёрр и Т.Н. Красавченко380, былнамного ближе барочной поэтике Донна, так и в литературной критике Элиот лишьпостулировал верность «аристотелианскому» идеалу, но в действительности его идеи былипротиворечивы, а его рассуждения были часто далеки от линейной логики. В «Священномлесе» (1920) Элиот заявил: «Подлинное обобщение – это не что-то, наложенное на накопленныевпечатления; в по-настоящему восприимчивом сознании впечатления не копятся, как масса, аразвиваются, как структура»381.
Элиот следовал этому принципу, но «структура», о которой онговорил, не всегда была чёткой.В «Назначении поэзии и назначении критики» Элиот создаёт своеобразную теориютого, чем отличаются поэты первого и второго порядков382. Он заключает, что первостепенныйпоэт – это поэт, заслуживший того, чтобы его читали в большом количестве (но не всегда –всё его творчество).
Основой репутации великого поэта должна быть, как минимум, однавеликая поэма (например, «Тщета человеческих желаний» С. Джонсона, «Покинутая деревня»О. Голдсмита) – либо множество небольших стихотворений, эквивалентных по своейзначимости большой поэме383.В задачи данной главы не входит рассмотрение использования аллюзий на тех илииных авторов прошлого в собственных стихах Элиота.
В ней также не будет развёрнутогоанализа теоретических концепций, созданных поэтами-критиками, и отношения Элиота к ним.Такого рода информация будет фигурировать эпизодически, по мере необходимости. Задачейглавы также не является изложение (или даже сумма) всего, что Элиот говорил о поэтахпрошлого, или всего, что на данную тему было сказано исследователями.
Литература на этуКрасавченко, Т.Н. Т.С. Элиот – литературный критик. С. 45.Ibid. С. 52; Spurr. P. 50.381SW. P. 11: The Perfect Critic.382OPP. P. 34 – 51 : What is Minor Poetry?383Ibid. P. 44 – 45.37938078тему громадна, и об отношении Элиота к поэтам-метафизикам или романтизму написанымногочисленные работы. Главный акцент исследования в данной главе – это принципы оценкипоэтического творчества Элиотом.2.1. АнтичностьНесмотря на крайне обширный пласт реминисценций из античной литературы в стихахЭлиота, его литературная критика содержит не очень много прямых оценок греческих иримских поэтов.
Безусловно, античная литература всегда оставалась для Элиота фундаментомевропейской культуры; его поэзия пронизана аллюзиями на Эсхила, Аристофана, Вергилия,Овидия, Сенеку, Петрония, и многих других греческих и римских авторов. В то же время,литературная критика Элиота 1920-х – 1930-х гг.
касалась античности редко, а собственныеоценочно-аналитические суждения об античных авторах в ней почти не встречались. Каковыпричины этого?Основная линия элиотовской эссеистики в историческом разрезе – это концепция«распада восприимчивости» и разрушения единства европейской культуры.
Эта линияразвивается, в основном, со времён Данте до современной Элиоту поэзии. При этом античностьи раннее средневековье остаются в каком-то смысле «за кадром». Причина этого – медленное,противоречивое, но необратимое утверждение христианского мировоззрения в сознании Элиотав 1920-е гг. Именно период XIII – XIV вв., время Данте, становится для него почтиидиллическимолицетворениемутраченногоединствамыслиичувства,единствазарождающихся национальных культур, в основе которых лежал латинский язык – по мнениюЭлиота, к нему был ещё довольно близок Данте384. К этому же времени достигает своегорасцвета христианская цивилизация Европы, нашедшая своё, возможно, самое монументальноевоплощение в трудах Фомы Аквинского (именно с ним Элиот связывает мировидение Данте,хотя учитывает и влияние других философов)385.
Несомненно, что культура, например, раннегосредневековья также могла обладать не меньшим, или даже бóльшим «единством» – хотя бы поязыковому признаку, выделенному Элиотом, – но об античности и раннем средневековьекритик почти не говорит в категориях «единства» европейской культуры. Чем это объясняется?Можно выдвинуть две гипотезы, во многом подтверждаемые текстами Элиота. Во-первых,более ранние периоды, возможно, меньше интересуют Элиота как христианина, поскольку они384385SE.
P. 239: Dante.Ibid. P. 257: Dante.79были либо языческими, либо принадлежали более раннему – ещё не вполне зрелому – этапуразвития христианства. Во-вторых, в более ранние периоды ещё не возникла европейскаяцивилизация в том виде, в каком её представлял себе Элиот (он не считал древних греков иримлян европейцами в современном смысле386); именно позднее средневековье и Ренессанс –это время активного формирования национальных государств и культур, при сохраненииглубокого единства, связанного с использованием латинского языка (хотя Элиот ценилкультурную общность Европы, его наиболее привлекал период, когда уже возниклинациональные традиции)387.Помимо этого, Элиот скептически отзывался о своей компетенции в областиклассической филологии.
В одном из писем конца 1920-х гг. он сожалел о том, что не уделил вуниверситете должного внимания греческому и латыни388. Утверждение о своей незаслуженнойрепутации эрудита в 1942 г. прозвучало из уст Элиота в кембриджской речи, адресованнойфилологам-классикам389.Классическаяфилология,долгоевремябывшаясинонимомфилологии, в начале XX в. имела статус одной из самых развитых и привилегированныхдисциплин – поэтому скромность Элиота хорошо понятна. В то же время, Элиот неплохо читалпо-гречески и по-латыни, о чём, помимо прочего, свидетельствуют часто приводящиеся в егоэссеистике и поэзии цитаты без перевода; хорошо известно, что в Гарварде он изучал несколькофундаментальных курсов по греческой и римской литературе390.
Но это не было чем-тонеобычным, ведь, как известно, университетское образование начала XX в. уделялоклассической литературе несопоставимо большее внимание, чем нынешнее, и Элиот, неимевший образования филолога-классика, не чувствовал себя уверенно, когда рассуждал обантичной культуре, и, вероятно, в этом была одна из главных причин его относительногоневнимания к античности в эссеистике.Также, несмотря на обилие античных аллюзий и связывание кризиса поэзии иуниверситетского образования с кризисом классических дисциплин391, Элиот рассматривалантичностькакцивилизациюглубокоотличнуюоттойевропейской,«распадвосприимчивости» которой он описал в своей критике.
Античность, средневековье,Возрождение и Новое время не были им вписаны в единую панораму культурно-историческогоразвития. В эссе «Сенека в елизаветинском переводе» (1927) Элиот утверждает, что античность386OPP. P. 245: Goethe as the Sage.Ibid. P. 13: The Social Function of Poetry;388L4. P. 411: 3 February 1929, To His Mother.389Eliot, T.S. The Classics and the Man of Letters // To Criticize the Critic.
P. 145 – 146.390Sullivan, H. Classics. P. 170.391SE. P. 60: Euripides and Professor Murray; Sullivan, H. Classics. P. 169 – 178.38780также была затронута «распадом восприимчивости»: у греков было «поразительное единство,единство конкретного и абстрактного в философии, единство мысли и чувства…», но оноисчезает у римлян392: «Римлянин был гораздо более простым существом. В лучшем случае, егообучение было воспитанием преданности Государству, его добродетели были публичнымидобродетелями. Грек тоже хорошо понимал идею Государства, но у него, помимо этого, быласильная традиционная мораль, на которой строились, так сказать, непосредственные отношениямежду ним и богами, без посредничества Государства, и, кроме того, у него был скептический инеортодоксальныйум»393.Элиотследуетсвоему(одновременноромантическомуипозитивистскому по своим истокам) постулату о взаимосвязи культуры, языка и поэтическоготворчества: «Если вы сравните Катулла с Сапфо, или Цицерона с Демосфеном, или латинскогоисторика с Фукидидом, вы обнаружите, что их гений – это гений другого языка, а потерян былдар восприимчивости»394.