Диссертация (1101905), страница 19
Текст из файла (страница 19)
cit. P. 248 – 249.Eliot, T.S. Collected Poems, 1909 – 1935. P. 62.«Ты преподнес мне гиацинты год назад,Меня прозвали гиацинтовой невестой».– И все же когда мы ночью вернулись из сада,Ты – с охапкой цветов и росой в волосах, я не могГоворить, и в глазах потемнело, я былНи жив ни мертв, я не знал ничего,Глядя в сердце света, в молчанье.(Пер. А. Сергеева)332Аствацатуров. Указ. соч.
С. 165 – 168; Williamson, G. Reader’s Guide To T.S. Eliot. L.: Thames and Hudson, 1976.P. 131.69нельзя принимать как данность, если следовать совету К. Рикса333 и не увлекатьсяинтерпретациями, до конца не подкреплёнными текстом. А может быть, речь идёт о смерти«гиацинтовой невесты» и о переживании и/или предчувствии героем её смерти (вагнеровское«обрамление» можно истолковать и в этом смысле)? Отрывок-воспоминание (по мнению Э.Д.Муди, смысловой центр всей «Бесплодной земли»334) отсылает читателя к самому началупоэмы, «весенним» строкам, вопросам «памяти и страсти»; речь о сложности коммуникации,неспособности к романтической любви (тема «Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока»),«столкновении» с эротической стихией, духовном бесплодии, символически связанном сбесплодием физическим.
Девушка ассоциируется с Гиацинтом, мужским началом, символомплодородия (в этом можно также усмотреть мотив двуполости, связанный с Тиресием). Помнению Э. Д. Муди, «гиацинтовый эпизод» выводит индивидуальное «бесплодие» (в самомшироком смысле) на коллективный уровень335. Г. Смит видит в мужском персонаже«гиацинтовой сцены» Короля из легенд о Св. Граале336, отмечает некоторое сходство сэпизодом в саду из вагнеровской оперы. Дж. Миллер указывает на общие черты сцены ифинального эпизода («В гиацинтовой комнате») из «Сонаты призраков» А.
Стриндберга (в нейдевушка умирает)337. В данном отрывке заложены разные интерпретации, но они до конца непроясняют его сложностей и не отвечают на вопрос: «Что конкретно произошло междугероями?» Отрывок наполнен множеством гипотетических символов, но практически лишёнпредметного содержания, которое им всё же предполагается.Иногда высказывалось мнение, что «тёмные места» способствовали росту литературногоавторитета Элиота: боясь признаться себе (и другим) в том, что они не понимали отдельныепассажи поэта, читатели считали их чем-то «серьёзным», даже если за ними стояла обычнаянедоработанность (Р.Х. Роббинс)338; Дж.
Фейбер (1889 – 1961) писал в письме Элиоту 28 мая1925 г., что, по его подозрению, многие люди, хвалившие «Бесплодную землю», не имели нималейшего понятия («the faintest atom of an idea»), о чём в ней вообще шла речь. Фейбер ставилЭлиоту в упрёк его крайнюю непонятность (он утверждал, что поэму не способен понять никто,кроме самого автора) и, полушутя, предположил, что Элиот написал «Бесплодную землю» наязыке, в котором Фейбер понимает лексику, но не понимает синтаксис339. В письме 15 сентября1927 г.
Фейбер писал о том, что после дюжины прочтений элиотовских стихов он не могостановиться ни на одной из множества возникших у него интерпретаций, а некоторые отрывкиRicks. Op. cit. P. 12 – 24.Moody. Op. cit. P. 81.335Ibid. P. 82.336Smith. Op. cit. P. 74 – 76.337Miller. Op. cit. P. 71 – 72.338Robbins. Op. cit. P. 128.339L2. P. 662 – 663: 28 May 1925: From Geoffrey Faber.33333470не понимал совсем. Похожую мысль высказал и Г. Монро (1879 – 1932): «Большинствостихотворных произведений, имеющих хоть какую-то значимость, оставляют в сознании одноопределённое впечатление.
Эта поэма оставляет самые разнообразные впечатления, инекоторые из них настолько противоположные, что подавляющее большинство людей никогдане сможет примирить их и увидеть в них единое целое»340. Фейбер спрашивал Элиота о том,насколько необходима «такая темнота», и предлагал стать немного понятнее читателю. Помнению Фейбера, если бы Элиот не сделал этого, он бы остался в истории «закостеневшимгением, разрушенным ужасной модой, которую он сам же и создал»341 (в этом Фейбер явноошибся: «Бесплодная земли» стала краеугольным камнем модернистского канона).
Г. Дж. К.Грирсон (1866 – 1960), обладавший для Элиота большим авторитетом в областиметафизической поэзии, писал ему: «…я не буду лицемерить и утверждать, что я уже началпонимать «Бесплодную землю» и разбираться в ней»342. Финансировавшая «Крайтерион» ЛедиРотмер, которую Элиот, если верить одному из его писем 1924 г., считал, возможно, умнейшейженщиной, которую он когда-либо встречал343, написала Элиоту о гораздо более прозрачном«Путешествии волхвов»: «…оно не имеет для меня смысла – как стихотворение»344. Важноучитывать, что эти мнения относятся к 1920-м гг. Впоследствии научные исследованияпрояснили очень многое в замысле «Бесплодной земли» и её отдельных фрагментах.
При всейсвоей специфике, поэма была беспрецедентным экспериментом, создавшим уникальный стиль,своеобразный «пазл» из разнородных аллюзий, зачастую меняющих свой смысл в контексте и«снижающихся»автором,чтобыпоказатьничтожностьипрозаичностьреальности«Бесплодной земли».Несмотря на «темноту» самого Элиота, критика наподобие процитированного «разбора»Шелли имела большое значение для теории поэзии: была показана опасность неточныхформулировок, размытых образов, которые встречались даже у великих романтиков.Как видно из рассмотренных в этой главе критериев оценки поэтического творчества,Элиот сохранял верность своим основным идеям, но они не были свободны от внутреннихпротиворечий.
Понятия «индивидуальности», «личности», «чувства», «эмоции» раскрывалисьим непоследовательно. Да и сам Элиот в поздние годы скептически отзывался о некоторыхвведённых340имвобиходпонятиях, ставших ктомувремени,к его удивлению,Monro, H. Notes for Study of The Waste Land: an Imaginary Dialogue with T.S. Eliot // Chapbook. 1923. February.№34.
P. 20 – 24.341L3. P. 709 – 710: 15 September 1927, From Geoffrey Faber.342Ibid. P. 167.343L2. P. 390: 1 May 1924, To Henry Eliot.344L3. P. 670.71хрестоматийными. В эссе «Критиковать критика» (1961) он признавал, что его эссеистика былаприспособлена под поэзию, которую он сам писал345. Но задолго до этого периода, отмеченногооткрытым релятивизмом и смягчением оценок, в эссе «Джон Драйден» (1922) Элиот заявлял:«Когда мы пытаемся отделить собственно поэтическое, мы, в конечном счёте, не добиваемсясвоей цели и приходим к чему-то несущественному; когда мы начинаем рассматривать новогопоэта, наши стандарты каждый раз меняются.
Всё, что мы можем надеяться сделать, пытаяськак-то упорядочить наши предпочтения, – это прояснить, почему мы получаем удовольствие отнравящейся нам поэзии»346. В эссе «Данте» (1929) он говорил, что на практике неспособенполностью отделить своё восприятие поэзии от «личных» предпочтений347. В начале 1930-х гг.Элиот утверждает: «Конечно, критика никогда не доходит до сути того, что такое поэзия, всмысле достижения адекватного определения, но я и не могу сказать, будет ли какая-то пользаот такого определения, если бы оно было найдено.
И критика никогда не может предоставитькакую бы то ни было исчерпывающую оценку поэзии»; «Опыт поэзии далеко не полностьюможно передать с помощью слов…»348; «Мы все должны быть немного эксцентричными ввопросах вкуса, если мы вообще хотим, чтобы у нас было чувство вкуса»349. Всё этосвидетельствует о «диалогичности», противоречивости элиотовской критики, сложности еёхронологизации, её релятивизме. В начале 1930-х гг.
Элиот открыто заявил о неизбежностисубъективности в теоретических рассуждениях о поэзии, о невозможности созданиясовершенной теории; затем он признал, что некий «общий элемент», общий стандарт оценки,всё же существует, но тут же добавил, что и этот «элемент» ограничен и подвергается влиянию«времени и места»350.Некоторые высказывания Элиота звучат совсем удивительно для арбитра поэзии. В 1928– 1929 гг. он заявлял о своих глубоких сомнениях в возможности какой бы то ни былообъективной оценки поэтов, говорил о том, что не любит современную поэзию, сомневался втом, что «поэт может оценивать современников, за исключением очень узких рамоктехнического характера», и в том, что современную поэзию вообще нужно читать351.
Позднееон заметил, что не уверен в своей способности «критиковать моих современников как345Eliot, T.S. To Criticize the Critic. P. 16.SE. P. 309: John Dryden.347Ibid. P. 271: Dante.348UPUC. P. 16 – 17: Introduction.349Ibid. P. 139: The Modern Mind.350Ibid. P. 141.351Элиот заявил: нужно читать только ту поэзию, которая доставляет «особое удовольствие».
По его мнению, в еговремя было много «компетентной поэзии», «но почти вся она могла быть написана любым из полудюжинычеловек» (L4. P. 446 – 447: 22 February 1929).34672художников»352. Элиот никогда не стремился к лидерству, к созданию какой бы то ни былошколы353.Модернистский «классицизм» Элиота, скептически отзывавшегося о нормативнойпоэтике, не предполагал строгой регламентации творческого процесса. Впрочем, Элиот не былсклонен считать себя модернистом и называл это слово «десять лет как устаревшим» «чумным»«ругательством», «почти таким же безнадёжным, как «футурист» и объёдиняющим под однимярлыком совершенно непохожих писателей, вместо того чтобы изучать их своеобразие.
Поэт,по Элиоту, не должен заботиться о том, современен он или нет (1926, 1929354). Один из главныхлитературных оппонентов Элиота – Дж. М. Марри – не раз оспаривал элиотовский«классицизм», обосновывая своё мнение, в том числе, и на материале элиотовских стихов,говоря об абстрактности и противоречивости использования термина редактором «Крайтерион»(помимоэтого,355«классициста»МаррисчиталвосхищениеЭлиота«Улиссом»невозможнымдля).
Суть элиотовского употребления данного понятия достаточно абстрактна:это призыв к упорядоченности, ясности, рациональности, зрелости356. Понятие «романтизм»Элиот обычно осмыслял в связи с ненавистным ему личностным «самовыражением»357, нопризнавал, что слово «романтизм» в устах разных людей может значить почти всё что угодно(за исключением сугубо «исторического» использования), и не настаивал на правильностиименно того смысла, с которым он его отождествлял (1928)358. В 1927 г.