Диссертация (1101896), страница 36
Текст из файла (страница 36)
Кроме того,исследователи творчества драматурга указывают и на повлиявшие на Ростанапроизведения Аристофана (в частности, «Птицы»), Жана де Лафонтена, Г.Х. Андерсена и некоторые специальные работы по орнитологии и зоологии.Действие пьесы разворачивается на птичьем дворе, действующимилицами становятся его обитатели: куры, цыплята, цесарка, павлин,322Луков Вл.А. Шантеклер: поэтическая драма Э. Ростана // Электронный ресурс.
Режим доступа:http://modfrancelit.ru/shantekler-poeticheskaya-drama-e-rostana-statya-vl-a-lukova/ (Дата обращения: 20.05.2014)323Щепкина-Куперник Т. Л. Театр в моей жизни. С. 96.324Об этом см.: Ripert E. Edmond Rostand, sa vie et son oeuvre. P. 151.178залетевший дрозд, кот, пес, другие домашние и лесные звери. Главнымгероем является петух-поэт Шантеклер.
Однако, как и во многих подобныхпроизведениях, изображение представителей животного мира было лишьспособом иносказательного выражения отношения автора к современности.Под видом зверей возникали представители различных слоев общества,разнообразных литературных течений, поведение и взгляды которыхпристально «изучаются» художником, поэтому в стихотворных речах поэтапетухаШантеклеразвучитосуждениедекадентов,символистов,эмансипированных дам, высокомерных интеллигентов и даже сторонниковнатуральной школы, т. е. он оказывается в эпицентре литературной борьбы.ПетухШантеклер(неслучайнооказавшийсяпредставителемгасконской породы325, что особенно значимо для французского восприятия ичто устанавливает его связь с Сирано) силен связью с землей. Только послесоприкосновения с нею он, чувствуя ее мощь, начинает петь гимн,заставляющий, как он убежден, всходить солнце, т.
е. он становитсяглашатаем рождения нового дня и нового мира. В этой глубинной связикроется главный секрет и источник вдохновения Шантеклера, бережнохранимый им от других обитателей фермы. Возвещая начало дня, он зовет квозвращению к собственным корням, народной культуре (стоит напомнить,чтопетухявляетсянациональнымсимволомФранции),боретсясвычурностью, тщеславием, хулителями подлинно прекрасного, пытается датьответ на вопрос о сущности искусства, его целях.Однако критика не оценила этих интенций и сразу обрушилась нановое творение Э.
Ростана. Возможно, это произошло потому, чтоинформация о готовящейся пьесе стала поступать за несколько лет допремьеры спектакля и каждый успел составить о ней собственное мнение.325В тексте пьесы говорится о курице-матери Шантеклера:Голубь (все более и более заинтересованный)Какая же порода?ИндюкГасконский добрый старый род.Цит. по: Ростан Э. Полн. собр. соч.: В 2 томах / Пер.
с фр. Т.Л. Щепкиной-Куперник. Т. 2. С. 183.179Отечественные театральные журналисты также внимательно следили запроцессом написания и за подготовкой произведения к постановке.Большинство рецензий, приходивших как из Парижа, так в дальнейшем и откорреспондентов из российских городов, носило острокритический характер,и причин этого было несколько.Во-первых, пьеса оказалась трудной для постановки и с литературнойточки зрения (четыре акта в стихах), и с технической. Подготовкой спектаклядля русской сцены уже в 1910 г.
начали заниматься одновременно несколькотеатров Москвы и Санкт-Петербурга. Это объяснялось грандиознойрекламной кампанией, развернутой вокруг произведения. В течение семи лет(с 1902 г. – времени начала работы над пьесой до 1909 г.) со страницпечатных изданий не сходили заметки, статьи, интервью о будущей пьесе,размышления о возможном сюжете, проблематике. Корреспондент газеты«Рампа и жизнь» В. Л. Биншток в 1910 г. писал: «<…> реклама сильноповысила “рыночную стоимость” Ростана и довела ее до таких размеров,которых не знает до сих пор ни одна литература <…>, с другой стороны, этастрашная шумиха сильно повредила Ростану в общественном мнении инастроила против него очень враждебно литературные и театральные сферы.Как вполне справедливо говорили, не существует и не может существоватьни одного самого гениального произведения, способного выдержатьподобную рекламу»326.Писатель С.А.
Ауслендер также объяснял количество обращений к«Шантеклеру» в России исключительно погоней за «модой», так как неувидел в пьесе никаких особых достоинств: «Много объясняет ловкаяреклама, необычайность зрелища всех этих курятников, собачьих морд,странных костюмов <…>. Будущий историк, может быть, сумеет разгадатьтайну, нет, даже не успеха (успеха особенного “Шантеклер”, кажется, нигдене имел), а какой-то назойливой моды на эту скучную и несносную пьесу»327.326327Биншток В.Л.
От парижского корреспондента // Рампа и жизнь. 1910. № 6. С. 90.Там же.180И далее, говоря об игре актеров, позволил себе зло поиронизировать:«Глаголин [актер. − Д. Я.] дал тонкий тип петуха (в доброе старое времярецензенты писали “тип Гамлета”)»328.Издевку над театром в целом и актерами в частности увидел в«Шантеклере» и Эм. Бескин: «<…> только идя навстречу моде, зная, чтоактера можно теперь заставить делать все, а быть может, и завидуя лаврам“Синей птицы”, Ростан написал своего “Шантеклера”. И если это так –“Шантеклер” прямое оскорбление актеру и театру. Если же даже такогозаранее обдуманного намерения в нем нет – он все-таки вреден по своейнеуместности, своей несвоевременности»329.Сравнивает пьесу с «Синей птицей» М.
Метерлинка и видевшийпарижскуюпремьерукритикЯ. Тугенхольд,нонеспозиции«содержательности» (которую он считает «несомненно значительной»330), а сточки зрения неправильно понятого видения спектакля французскимрежиссером: «<…> театр Porte-Saint-Martin сделал все возможное, чтобыпогубить ее, ибо игра и постановка поражали антихудожественностью. Нипоследовательного символизма, ни последовательного реализма, а так себе,что-то среднее. С одной стороны, почти “настоящий” куриный помет,грязнящий всю сцену, и настоящие перья костюмов, с другой – розовая заря,напоминающая разлитый сироп, собака, похожая на обезьяну, кусты – настолетние дубы, и вообще полная невыдержанность пропорций.
Приемпостановки совершенно противоположный тому, что мы видели в “Синейптице” на сцене Художественного театра. Там животная психологиявоплощалась не столько в костюмах, сколько в гриме и мимике, в чем-тонеуловимом и творческом. Здесь костюмы, эти огромные чучела кур ипетухов, настолько убедительны и назойливо-реальны, что не оставляютместа для творчества самих актеров в области грима, мимики и дикции. Здесь328Ауслендер С.А. Петербургские театры. Шантеклер // Аполлон. 1910. № 8. С. 63.Бескин Эм. Московские письма // Театр и искусство. 1910.
№ 20. С. 406.330Тугенхольд Я. Театр // Аполлон. 1910. № 6. С. 5.329181перед нами не театр, а маскарад, где, как из-под мертвых масок,выглядывают из-под птичьих голов лишенные грима лица актеров»331.Думается, что неудачное режиссерское решение спектакля во многомповредило постановке и пьесе, перенеся внимание зрителей и критиков ссодержания на театральную зрелищность, которая грешила ненужнымправдоподобием и натуралистичностью. Рецензент журнала «Театр иискусство» пишет: «Артистов, переряженных в птиц и четвероногих, публикадоныне могла видеть разве только в цирках и на эстрадах шантанов,современный же серьезный театр таких ролей не знал»332. А другойрецензент этого же журнала позднее замечал: «<…> из этого зрелища,безвкусного,благодаряжеланиюслишкомподлиннореалистическикопировать фигуры птиц и животных, что, конечно, не удается, при сильномсокращении и более художественной постановке, могла бы выйти нелишенная эффекта феерия или сказка»333.Еще более негативной была реакция русской общественности.
Этобыло связано со следующим моментом. Несоответствие образов обитателейптичьего двора и лесных жителей (филинов, сов, жаб), рассуждающих навечные темы, привычным представлениям о высоком и прекрасном, опредназначении поэта неминуемо должно было и вызвало резкое неприятие инепонимание русской публики (тем более что петух не является значимойфигурой в бестиарии отечественной культуры). Изображение поэта в видепетуха, пусть и благородно-возвышенного, для русской культуры оказалосьабсолютно неприемлемым.
Существование мифа о поэте как о посланникеБога и выразителе божественного на земле, идущее еще со временА. С. Пушкина, формирует в сознании русского читателя иное, нежели уфранцузов, отношение к поэту и поэзии, что обусловлено различнымиисторико-культурными условиями. В рамках же русского культурного кодаобраз поэта-петуха Шантеклера был бы возможен только при условии331Там же.Б. п. За границей // Театр и искусство. 1910. № 5. С.
114.333А. Р-в (подпись) Хроника. Малый театр. Шантеклер // Театр и искусство. 1910. № 15. С. 309.332182сатирического освещения подобного персонажа (например, сатира на поэтахвастуна или поэта-дурака, уверовавшего в то, что он может своим крикомпробуждать Зарю) или, как было указано в одном отзыве, в трагическомракурсе – как ошибка самообольщения и заблуждения.Кроме того, немаловажным является тот факт, что пьеса «Шантеклер»появляется на русской сцене в 1910 г., когда уже распространилась версиямладосимволистов, заявлявших не просто о божественном начале в поэте, априписывающих ему самому роль творца, теурга, способного пересоздаватьмир и реальность. И, конечно, с этой точки зрения малопривлекательныммогло показаться появление на сцене поэта-петуха, обитающего на скотномдворе. Аллегория как прием открывает писателю новые возможностиизображения и самовыражения, но абстрагироваться от образности, явленнойсо сцены наглядно, практически невозможно, о чем и пишет обозревательгазеты «Рампа и жизнь» И.
Рудин: «Читая про петуха, который твердо верит,что он вызывает в мир солнце, мы легко можем прийти к трагедии человека,к трагедии самообольщения. Видя петуха на сцене, мы труднее оторвемся отконкретного образа»334.И среди французских критиков возникали сомнения в правомерностивыбранного для данного сюжета рода литературы. Так, критик Рене Думик,положительно отзывавшийся о пьесе, даже подчеркивал, что «ни в одном изпредшествующих произведений г-н Ростан не проявил себя настолькоисключительно как поэт»335 [перевод мой. – Д.Я.].
Но он же и указал на то,что «“Шантеклер” – это едва ли пьеса для театра»336 [перевод мой. – Д.Я.] ичто «эта особенная поэма могла бы иметь подзаголовок “Судьбы поэзии” или“Исповедь поэта”»337 [перевод мой. – Д.Я.].334Рудин И. По поводу «Шантеклера» (письмо из Петербурга) // Рампа и жизнь.