Диссертация (1101718), страница 38
Текст из файла (страница 38)
В литературе ХХ века нередкопредметность пейзажа вытесняется субъективным видением (символисты,Б. Пастернак). Что касается производственного романа, здесь также можноговорить о подчинѐнности пейзажа внешней идее. Так, индустриальныйпейзаж становится наглядным доказательством созидательной деятельностистроителей социализма.С верхней площадки строящейся домны оглядывает «завод, город, егоокрестности» прораб Токмаков в романе Е.
Воробьѐва «Высота» (111). «Вовсѐм заводском пейзаже царит деловитое согласие», единство герой видит вслаженности работы всего, что создал человек, а внешним выражениемслаженности становится дым. «Дымы, дымки, дымочки» вырываются изцеховых труб, из труб паровозов, дым «стелется над шеренгой домен», ветерсносит его в одну сторону, и отсюда создаѐтся ощущение общегостремительногодвижения.Дымнесѐтсянадгородом«свечным198постоянством», более того, у дыма различаются оттенки – «от почтибесцветного до чѐрного».
Этими красками автор приглашает полюбоватьсячитателя: даже облако, «проплывающее по соседству» с тушильнымибашнями коксохимкомбината, не может соперничать в белизне с паром,клубами вырывающимся из них, и «кажется грязным». «Господствующейвысотой», вершиной пейзажа является строящаяся домна. Поэтическинарисованная индустриальная картина рождает ощущение торжественностисамого понятия труд. Можно говорить об образе труда в производственномромане.Природабледнабезприсутствиятворений,созданныхчеловеческими руками.
Именно ценность рождѐнного трудом придаѐтлюбому пейзажу значимости, да и просто красок: «Где-то за крышамиправобережного города, за Чапаевским посѐлком, тлел закат, а сприближением вечера, как всегда, стало видно бессонное зарево над заводом.Закат на западе отгорел, но на смену ему вставал ещѐ более яркий закат навостоке. Небо на востоке дышало огнѐм, огонь охватывал облака своимжаром и перекрашивал их в розовый цвет. Два заката соперничали один сдругим. Алые отсветы ложились на воду. То было отражение оранжеворыжих и розовых облаков, а облака отражали зарево цеховых пожаров; этипожарыразгораютсяигаснут,послушныегорновым,машинистамразливочных машин, дверовым на коксовой батарее, сталеварам, операторамблюминга, рабочим нагревательных колодцев» (234); «Луны Токмаков неувидел, но она угадывалась по отражѐнному сиянию, исходящему из-затолщи облаков.
Лунному свету помогало далѐкое зарево над заводом» (306);«В стороне от завода облака были ещѐ красивее: к голубому и серому тампримешивался розовый оттенок, а ещѐ дальше, над самым заводом, – яркоалый. Металлургический завод многое рассказывает о себе облачной ночью,когда небо над заводом – как экран, на котором отражается волшебная игратьмы и света, вся величественная картина рождения металла и первых часовего жизни» (436). Как видим, в романе постоянно спорят два пейзажа, неткартин природы, в которых бы не выступал победителем труд человека.199Городской пейзаж входит в состав «градостроительного» мотива, илимотива молодого города. В повести «Доменная печь», которая во многомподготовила появление производственного романа, он пока ещѐ существует ввиде мечты: «Идѐм мы и говорим, мечтаем: где можно в будущем сады,парки, бульвары разбить, как сделать так, чтоб на улицах чисто было, какиедома надо строить.
Я слушаю, и видится мне наш посѐлок совсем другим.Хорошо! Со степи полынным духом несѐт, звѐзды падают…» (219) Так видитпотенциальный новый город героиня романа А. Карцева «Магистраль»,мечтая о том, как после появления железной дороги расцветѐт унылая доселестепь: «Где-то зашумит, всколыхнѐтся от быстрого движения край, потекут ввагонах товары и хлеб, и мясо, появятся книги и рояли там, где их раньшевидели только случайно, засияют электрические лампочки в магазинах иклубах, в новых и старых домах, раскинутся сады на площадях и новыефабрики на заросших бурьяном пустырях, быстрее задвигаются люди,шумнее станет на улицах и в комнатах, приедут в театр артисты из большихгородов, будут заботливей наряжаться девушки, станут бриться чаще старикии молодые, и там, где стоял на грязном перекрѐстке колодец, протянется подасфальтом водопровод…» (32) В романе «Далеко от Москвы» мы имеем делос уже строящимся новым городом, который вызывает у его жителей толькосветлые чувства – радость созидания и обладания, ликование победителя.Дальневосточный город Новинск Алексею Ковшову поначалу не понравился:«Разве это город? Несколько тысяч одинаковых деревянных домов,вытянутых в шеренги.
Ничто не радует глаз, всѐ, по существу, придѐтсяломать, если строить настоящий город. Зря его расхваливали в газетах, вашНовинск» (25). Секретарь новинского горкома, парторг строительстваЗалкинд, возражает Алексею: «Вы, например, не видели действующихзаводов – они сделают честь любым заводам в мире – кстати инефтеперегонного, к которому вам придѐтся тянуть нефтепровод.
Вы невидели строящихся заводов. Не видели ни театра, ни Дворца пионеров.Новинск расхвалили справедливо. Города вырастают столетиями – нашему200Новинску нет и десяти годиков, он подросток. <…> Разве можно не оценитьразмаха, с каким строился и будет дальше строиться город после войны?<…> всего несколько лет назад на этих местах нанайцы ставили ловушки насоболей. Эту огромную ровную площадку вырвали у тайги, а еѐ загнали натот берег» (25—26).
Здесь сочетаются два мотива – молодого, просторного,светлого города и победы над природой.Природа в производственном романе никогда не играет рольдекорации, также нет поэтических картин природы. Природа в раннем иканоническом производственном романе осознаѐтся как враг, пейзажныезарисовки – вспомогательный компонент мотива борьбы с природой. Пейзажестественный либо спорит с пейзажем индустриальным и неизменнопроигрывает, либо даѐтся в тексте для того, чтобы создать ощущениевраждебности окружающего мира, природа – одно из препятствий на путинового героя.
Победить в том числе и еѐ, поставить еѐ силы и возможностина службу человеку – идейный компонент мотива борьбы с природой.Характерный разговор Ковшова и Беридзе. Ковшов: «… Стоятогромные голые стволы, увешанные до вершин зловещим тѐмнозелѐным иличѐрным мхом. Кроны деревьев сплелись и заслоняют солнце, внизу – мрак,духота и всѐ мертво: ни птиц, ни цветов, ни капли воды в почве! Есть в этомчто-то от доисторических времѐн, когда по земле бродили гигантские звери,вроде ихтиозавров. Этих зверей давно нет, а тайга всѐ такая же.
Онапокрывает землю на тысячи километров. Деревья стоят столетия, падаютсами по себе, от старости, и новые вырастают им на смену. Сколько дикихчащоб, куда люди ещѐ и не проникали! Это, действительно, враждебная намсила, и я рад, что на мою доля выпала активная борьба с ней. <…> Не знаю,чем тут гордиться? Разве можно, например, гордиться пустыней Сахарой?Похвастать заводом, городом, построенным в тайге, – другое дело! <…>огромные пространства, занятые нескончаемой тайгой, – это те же ―белыепятна‖ на земле. Их не славословить надо, а уничтожать!..» (265—266)201Мотив борьбы с природой далее в словах Ковшова сплетается с темойлитературы: «… Я категорически против первобытной глухомани и еѐтысячевѐрстных пространств.
Недавно я взял у Залкинда и прочитал коекакие книжки здешних писателей. Можешь себе представить, почти в каждойумилѐнное воспевание тайги! <…> примитивный быт гольдов и удэгейцев,долблѐные баты, оморочки… <…> Почему-то они не пишут про гольдов иудэгейцев, которые окончили институты и живут совсем по-новому в своихстойбищах. Почему-то они не пишут стихов и романов, скажем, проТерехова [директор завода в Новинске] и его завод. <…> наш нефтепровод –куда более достойный объект для литературы, чем все прелести первобытнойтайги. Я – за наступление на тайгу, на ―белые пятна‖» (266—267). В том жедухе высказывается о природе Рогов.
Он останавливает Беридзе и Ковшована берегу Адуна. За рекой поднималась «огромная оранжевая луна», Адун иберега играли необычными красками и тенями. Беридзе произносит: «Да,хорошо… Пейзаж!», на что Рогов отвечает: «Чего уж тут хорошего!.. Этоповторяется здесь, наверное, миллион лет…» (302) Оказывается, онпригласил друзей полюбоваться совершенно иным видом: «… мгновеннозажглись огни – одной цепочкой по берегу, другой – по ледовой трассеАдуна.
Яркие и смелые, они затмили собой робкий свет луны и звѐзд. <…> задомами и сопками, огни участка подняли к небу тревожное зарево; словно,отодвинув ночь, раньше времени разгоралась заря. С огнями пробудилась ижизнь: на реке послышались гудки автомашин, у берега затрещал трактор, запосѐлком завели свою пронзительную песню циркульные пилы» (302). «Будьона проклята, твоя природа, если она устраивает такие проделки спорядочными людьми» (614), возмущается инженер и подрывник Некрасовво время работ по прокладке секций трубопровода через пролив к острову,когда чудовищный буран уносит жизни нескольких человек и грозит сорватьвсе планы.202В романе А.
Карцева «Магистраль» мотив борьбы с природой выраженявно, природу не щадят, как врага, что типично для производственногоромана первых лет: «Мирно смотрит глазок теодолитной трубы. Но вот, какснаряд в пушку, вдвинута в дуло трубки сила человеческой воли. Железнаядорога пройдѐт так. Гибель всему, на что наведѐн стеклянный глазок!Взрыхлится равнина, повалятся одно за другим деревца перелеска, исчезнеткурган, но и гибелью своей не остановить им невидимого снаряда; онустремится дальше и дальше, сметая всѐ на своѐм пути!» (33) В этом мотивев романе «Магистраль» есть нюанс: главный инженер Максим Гессразмышляет о том, что он научился «беспощадной борьбе», но и «крепкойдружбе с природой» (45).В романе В.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
