Диссертация (1101693), страница 22

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 22)

Гл. 5, §6). Именно объединение в«антагонистическую» смысловую группу «государство-общество» выявилосоциально-политическую семантику слова общество. А.А. Потебня вскрывает суть отношения означающее-означаемое какнепроизвольного и нестатического единства. Непроизвольность этогоотношения определяется «представлением», лежащим в основе данногослова, заключающего в себе первоначальный образ ситуации, к которойотсылает слово. Нестатичность обуславливается действием важнейшегоязыкового механизма – коннотации. В.В.

Виноградов, признавая необходимость изучать слова не в изоляциидруг от друга и не в отрыве от истории культуры и менталитета народа,настывает, однако, на автономности и самоценности отдельного слова каксамостоятельного языкового факта, в котором раскрывается семантическаяистория языка. Исследование слова как «объективного факта языка»составляет основу «проекционного метода» исторической лексикологии. Залог семантического динамизма В.В. Виноградовзаложенномсемантическомобусловливающегонепрерывностьегословапотенциаленепрерывностьвовременивоусматриваетотдельноговремени.возможнослова,Понятьлишьвэтусоединяяономасиологический и семасиологический подходы. В.В. Виноградов определяет исторический словарь как совокупность«семантических историй» отдельных слов, являющих собой когнитивныемодели языковых изменений.

Проблема разработки теоретических основ и106накопление материала для такого словаря представляется Виноградовымкак центральная проблема лингвистической науки. В направлении исследований Begriffsgeschichte было сформулированопредставление о «темпоральной структуре понятия»: исторические понятияобладают «различными временными наслоениями» (Р. Козеллек), чтосоздает в их семантической структуре определенное напряжение между«областьюопыта»и«горизонтоможидания».«Устремленность»исторического понятия к «горизонту ожидания» обусловливает то, что оноявляется не только индикатором исторического события, но и его фактором. Темпоральные структуры определяют собственно-историческое время,отличное от времени календарного, хронологического. Для представителей этого направления Begriffsgeschichte носителямитемпоральности являются понятия, а не слова.

Таким образом, здесьпредставлен ономасиологический подход, «область опыта» и «горизонтожидания» определяются теми внеязыковыми явлениями,которыеявляются «предметом мысли» носителей языка того или иного периода. Представление о темпоральной структуре целесообразно распространитьименно на слово как единицу языка: последовательная реализациясемантических возможностей слова организует собственно-языковое времяи лингвистическую событийность. Концепция Р.

Козеллека получила развитие в проектах по составлениюсловарейбазовыхисторических,политическихкультурологическихпонятий. При этом рецепция в каждом отдельном случае происходит смодификацией изначальных установок исследователей билефельдскойшколы.Так,французский«Словарьсоциополитическихсловоупотреблений» (ред. Ж. Гийому), во-первых, посвящен лишь одномупериоду в развитии французского языка (совпадающего с выделеннымКозеллеком «Переломным временем» - Sattlezeit) – периоду Французскойреволюции. Во-вторых, в отличие от «Словаря основных исторических107понятий» (Брюнер О., Козеллек Р, Конце В.), он ориентирован не на«авторитетныетексты»,ана«словоупотребления»(нарядуслитературными и философскими текстами включает в себя обширныйматериалповседневно-бытовогодискурса).«Словарь“бродячихконцептов” социальных наук» (ред.

О. Кристен) ставит целью выйти зарамкиоднойнациональнойтрадицииипродемонстрировать«непереводимость» таких «квази-универсалий», как слова монархия,демократия и др. Названные словари предоставляют обширный материал по историческойсемантике немецкого и французского политических языков, однако ихавторы, будучи изначально ориентированы на задачи исторической науки,используют лингвистический материал лишь как «орудие», облегчающеедоступ к внеязыковой реальности. Поэтому проблема разработкитеоретико-методологическойбазысобственно-лингвистического«Исторического словаря» остается актуальной. В отношении «Исторического словаря русского языка» стоит проблемаинтеграции сформулированных акад.

В.В. Виноградовым принциповпостроения такого словаря с имеющимся на сегодняшний день опытомисторических словарей немецкого и французского языков. Актуальнойостается задача накопления материала для такого словаря. (На сегодняшниймомент изданы два сборника по исторической семантике под ред. В.М.Живова, а также два тома «Понятий о России», подготовленныхГерманским институтом в Москве). Существенното,что«интеграция» подходовBegriffsgeschichteитрадиционной «истории слов» не может заключаться в суммировании ихметодологий, а требует их взаимной «переплавки», устраняющей их, строгоговоря, несовместимые противоречия. Эти противоречия, как было показано, состоят, например, в совершенноразличном понимании контекста появления того или иного понятия (для108исторической науки это контекст событийный, контекст экономический,политический и т.д., для лингвистики – контекст – это, в узком смысле,синтагма,конструкция,вшироком–композиционно-текстоваяцелостность).

Историческая наука интересуется несловесным «понятием»,в поле которого в разные периоды входят те или иные слова, лингвистикасталкивается с проблемой «непрерывности слова во времени», его«тождества» (В.В. Виноградов). Объединение ономасиологического и семасиологического подходов – этоне соединение в одном исследовании описания хронологических этаповзначений одного слова и внеязыковых реалий, соответствующих этомузначению в каждый отдельный момент истории. Пафос описаниятемпоральной структуры понятия в работах Р.

Козеллека направлен намоделирование«динамическойкартиныисторического становлениясовременного разума» [Копосов 2005: 58]. В этом свете перед историческойсемантикой ставится проблема эволюции мышления и переорганизациикартины мира, раскрывающаяся через «семантические истории» отдельныхслов. В отличии от «списочного подхода» к полисемии (Г.И. Кустова) вструктуралистской парадигме и «статического характера концепцийкогнитивных наук» (Н.Е.

Копосов), интеграция семасиологического иономасиологического подходов направлена на исследование темпоральнойсемантики слова, включающей в себя процесс реализации семантикосинтаксическихвозможностейслова.Можновыделитьчетыресоставляющие: а) этимология и генетико-стилистический пласт; б)синтаксические связи; в) семантические связи; г) коннотативные связи (сословами концептуальных систем других языков).109ЧАСТЬ IIРусский социально-политический язык второй половиныXVIII-начала XIX в.Глава 3Лингвистические события переломной эпохи§1. Специфика русского социально-политического языка.В научной литературе сложился определенный «топос», выражающийнеоспоримую и постоянно воспроизводимую (с новыми доказательствами)мысль: социально-политическая терминология была заимствована под влияниемзападных модерных практик государственного регулирования (ключевая роль –французское Просвещение); при этом «адаптации» стоящих за терминами идей«так и не произошло».

Это, безусловно, несколько карикатурное представлениеэтой устойчивой и в целом весьма верной позиции. Однако ее существенныйнедостаток состоит в заведомой прогнозируемости исследования, цель которого– de facto – описание «абсурдного русского случая – когда монархи использовалисвоюбезграничнуювласть,чтобынавязатьпонятиеrespublicaсопротивляющемуся населению» [Хархордин 2002: 192].Безусловно, собственно социально-политический дискурс формируетсялишь с возникновением «запроса» на регулирование государственногоустройства, который, в сущности, совпадает с формированием выступающей заограничение власти оппозиции (такой момент историки усматривают в событияхянваря 1730 г.27). Однако «российский конституционализм был не столькореальной политической силой, способной трансформировать политическуюсистемуабсолютистскогогосударства,сколькоинтеллектуальнымидеологическим течением» [Конст.

проекты в России: 5].Чтобы выйти за пределы этого замкнутого круга, необходимо«скорректировать» два вышеозначенных положения: 1) заимствованныетермины юридических и законодательных практик – не единственный и не27См. [Курукин 2010], [Протасов 1970].110первичный источник русского социально-политического языка (этот источник –взаимодействие заимствованных и исконных терминов); 2) низкая степеньассимиляции самих практик – не есть «особенность» русского политикоправового сознания, а, скорее, представляет собой следствие какой-то инойкардинальной (crucial) особенности.В «формировании русского юридического сознания, - пишет В.М.

Живов,- определяющее значение имеют характеристики плана выражения» [Живов2002: 189]. Это понимание представляется ключевым для преодолениявышеназванной апории (поэтому далее позволим себе обширное цитированиеэтой работы В.М. Живова).Речь идет о «юридическом дуализме»,выражавшемся в параллельном существовании двух правовых традиций —византийская юридическая норма и русское право — обслуживаемыхцерковнославянским и русским языками соответственно. «Четкая грань междурусским и церковнославянским правом обусловлена тем фактом, чтоцерковнославянское право…было недействующим» [там же: 217], оно имелокультурный статус и служило «важным идеологическим источником» [там же:228], тогда как русское право обслуживало «сферу быта» и было реальнофункционирующим. В древней Руси складывается уникальная юридическаяситуация, при которой «право, лежащее в сфере культуры, не действует, адействующее право лежит вне культуры» [там же: 235].Эта ситуация, как отмечает В.М.

Живов, обусловлена «несовпадениемобъема права и юридической деятельности в русском и византийском праве»[209] (так, например, политические преступления не охватывались сферойрусского автохтонного права). «На пространстве Западной империи варварскиепришельцы…стали сонаследниками римской цивилизации…СредневековаяРусь никогда сонаследницей имперской цивилизации не стала» [там же: 296].Поэтому «в то время как западная средневековая культура непредставима безмногообразных юридических институций», в России эти институции «непоявляются и в раннее Новое время, так что русский абсолютизм, ориентируясь111на западные модели, лишен того легалистского основания, без которогонемыслим абсолютизм западный» [там же: 294].

Возникает естественный вопросо причине этого расхождения: «Этого не случилось потому, что для такогоразвития не было социальных условий. Я имею в виду, - продолжает В.М. Живов,- отсутствие сословной организации феодального общества, в котором сословияопределяются правами и привилегиями их членом, т.е. их легальным статусом.Приотсутствиитакойорганизациинеоткудавзятьсяигородскому(бюргерскому) обществу, в отстаивании своих прав опирающемуся на легальныепроцедуры» [там же: 295].Не случайно понятие о правовом субъекте в европейских языкахформируется на основе понятия жителя города (cр.

англ. citizen, фр. citoyen, ит.cittadino, нем. Burger): «Тот факт, что новое понимание взаимоотношенийвласти, общества и личности в монархических государствах выражалось именночерез понятие «гражданин» имело свою историческую закономерность. По всейЕвропе горожане были самой независимой частью населения» [Марасинова2008а: 105].На этом фоне история русского понятия гражданин выглядитаномальной: «Теряя свое первоначальное значение «горожанин», [понятиегражданин]наполнялосьисключительногосударственно-правовымилинравственно-этическим смыслом и не отягощалось этимологической связью снаименованием класса «буржуа» [там же: 108]. И если остановиться наконстатации этого несоответствия, то результатом такого размышления будетлишь чувство некоей исторической ущербности, которое, впрочем, ничего непроясняет.

Характеристики

Список файлов диссертации