Диссертация (1098196), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Наполеон обречен как раз потому, что следует не «правде», асобственному «уму». В оде «Истина» (важнейшей из званских од 1810 г.) это сказанопрямым текстом: «Пускай продерзкий мрака сын / Кощунствует в своей гордыне, / Чтоправда – слабость в властелине, / Что руль правлений – ум один, / Что златом твердыцарства, грады: / Но ах! сих правил тщетен блеск: / Имперьи рушатся без правды… / Севнемлем мы престолов треск!» (III: 65)428.Эти строки, написанные менее через месяц после «Славы» и «Идолопоклонства»,объясняют, почему Державин постоянно (и не зря) утверждал, что Наполеон обязательнопадет.
Его гордыня и коварные помыслы не скрыты от Всеведущего и Правосудного Бога,поэтому он обязательно будет наказан. О всеведении Бога, который «за правду царствавозносит» и «низит за коварства», говорится в следующей строфе «Идолопоклонства»:<5>Так Вышний таинства сердечныИ мысль всех видит с горних мест,Мрак ада проницает вечныйИ солнечных пучины гнезд.В Его – снежинка в море пенном,И искра в пламени возжженном,И черна мравья путь во тьме,И в небе след орла паряща,И туча стрел, с луков летяща, <–>Различены уме.(III, 54)426Не приводя многочисленных примеров, напомним только, что эти слова вынесены в заглавие оды«На коварство французского возмущения и в честь князя Пожарского» (1789–1790, изд.
1798) икоронационной оды в честь Александра I «Гимн кротости» (1801). О последней см.: Клейн И. Похвалавластителю: «Гимн Кротости» Державина // Аониды. Сборник в честь Натальи Дмитриевны Кочетковой. –М.; СПб.: Альянс-Архео, 2013. – С.63–78.427В примечаниях Державин пояснял, что «под видом змия здесь разумеется коварство», а «подвидом Агнца представляется христианская кротость и имеет отношение к тому, что царствующий императорвступил на престол под знаком Овна» (III: 138–139).428В первой публикации (1811) последний стих читался иначе: «Мы слышали престолов треск!» (III,65).187Изысканная инверсия в этой строфе характерна для поздних стихотворенийДержавина,отличающихсяусложненнымсинтаксисом429(стоитотметить,чтопредыдущие три строфы [2–4] составляют одно предложение). Здесь она понадобилась,чтобы подчеркнуть, что только Бог может безошибочно различать и судить, ачеловеческому «уму» этого не дано.
Люди судят по-разному, порою в одном и том же, взависимости от своих склонностей, находя счастье и несчастье, т.е. на самом деле немогут их различить. Только Богу ведом точный смысл каждой вещи и события, только вЕго они «различены уме»:<6>Различены; – но нет изъятья;Мир в общей колее течет;Хоть в том звене, хоть в том участьеНесчастьем тот, сей счастьем чтет.К чему ж гордыней надыматься,Когда случиться возвышаться?Мы можем завтра вниз упасть.Но ползть почто и бедств в юдоле?Учиться лучше в низкой доле:Тщетна кумиров власть.(III, 54)Здесь, на первый взгляд, Державин просто призывает читателей к смирению, но вдействительности его совет парадоксален: находящемуся в бедствии и унижении («внизкой доле») он предлагает научиться, что «тщетна кумиров власть».
Это странный урок,поскольку унижение перед лицом кумира – наименее подходящая ситуация, чтобыубедиться, что власть его тщетна. Этот урок имеет смысл только для того, кто сам был«кумиром», т.е. обладал властью и был прославляем, а теперь низвержен («вниз» упал).Данная строфа – поучение для вельмож, подобных Сперанскому или самому Державину,и для властителей, подобных подчинившимся Наполеону европейским монархам: это имне следует «гордыней надыматься» в счастливых обстоятельствах, а в других – «ползть».Но все-таки собственное унижение и для них еще не доказывает, что власть действующихкумиров тщетна.
Напротив, их могущество отрицать невозможно. Может быть, когда-то429О стиле поздней лирики Державина см., например: Альтшуллер М.Г. Беседа любителей русскогослова: У истоков русского славянофильства. – Изд. 2-е, доп. – М.: НЛО, 2007. – С.65–94.188оно и закончиться, но пока его приходится только констатировать. Именно это и делаетДержавин в заключительной строфе:<7>Ах, нет! – кумиры сильны в мире,Издревле им поклонник свет:Здесь роскошь усыпляет в пире,Там красота яд в сердце льет;Здесь злато ослепляет блеском,Там слава оглушает треском.Все, все сочли за бога мы!Бесчисленны суть наши страсти,Крамольники мы вышней власти.О Росс! беги сей тмы.(III, 54–55)Как будто это не самая оптимистическая концовка: поэт призывает «Росса» бежатьтьмы (идолопоклонства), но не выражает никакой уверенности, что это ему удастся.
Но сдругой стороны, он утверждает, что все мы «крамольники… вышней власти», а «Росс»может и должен этого избежать. В оде не была названа ни ода страна, ни один народ, ниодно имя, и вдруг в последнем стихе это неожиданное воззвание по определенномуадресу:О Росс! беги сей тмы.Очевидно, поэт возлагает на «Росса» какие-то особенные надежды. Судя по текступоследней строфы, он должен избежать поклонения 1) роскоши, 2) красоте, 3) злату, 4)славе. Слава, конечно, разумеется ложная, с оглушающим «треском», как у завоевателя воде «Слава». Избегать следовало поклонения Наполеону и Франции, которая «давно уж»почиталась средоточием роскоши, красоты и злата.
Об этом будет напоминание в «Гимнелироэпическом»: «О новый Вавилон, Париж! / О град мятежничьих жилищ, / Где Бога нет,окроме злата, / Соблазнов и разврата… / <…> / Хоть прелестей твоих уставы / Давно ужчли венцом мы славы…» (III, 153).Политический смысл заключительного стиха «Идолопоклонства» состоял впризыве не следовать примеру рабски поклоняющейся Наполеону Европе. Это былпризыв, прежде всего, к Александру I. В «Гимне лироэпическом» Державин назвал его«Царь, не причастный Вельфегору» и прокомментировал этот стих: «Вельфегор идол; –189разумеется Наполеон, которому государь не причастился, или союзником не был» (III,151).
В 1810 г., когда сочинялось «Идолопоклонство», государь союзником Наполеона какраз был (пусть и формально), и с мыслью об этом Державин и писал тогда этостихотворение. Призыв «беги сей тьмы» в контексте написанного им летом 1810 г.переводился на язык политики: «разорви союзный договор с Наполеоном» (и не следуйего примеру, не стремись к завоеваниям430).Духовный смысл этого призыва можно было бы свести к осуждению страстейчеловеческих, но, поскольку он обращен не вообще к человеку, а к «Россу», его смыслможно охарактеризовать как религиозно-политический: Державин указывает на особоепредназначение России.
В оде «Добродетель» (написанной через две недели после«Идолопоклонства») он доказывал, что добродетель существует не «мечтательно иусловно»431 и приводил примеры из русской истории, называя великого князя МихаилаВсеволодовича (Черниговского), который «…не поклонился идолам Батыя и пострадал»,и Евпраксию, княгиню Рязанскую, которая, «чтоб не достаться в руки влюбленного в нееБатыя, бросилась с башни» (III, 58–59). Батый у Державина не раз выступал заместителемНаполеона.432 В «Добродетели» примеры духовного противостояния завоевателю служатукоризною для поклоняющихся (и готовых поклониться) современному Батыю и его«идолам».
Сей мир стоит только благодаря тому, в нем еще остались «чада» добродетели,подобные древнерусским «орлам» и «голубицам»: «Величия и славы цвет / Небес, обеспорочна Дева! / Тобой стоит сей только свет / Среди страстей кипящих рева. / Коль небыло б в нем чад твоих, / Орлов, средь бурь летать рожденных, / И голубиц, от чреслсвятых / Твоих на свет произведенных, / Чтоб зло кротить и побеждать, – / Мир пал давнобы в преисподню» (III, 60).В этом контексте слова «О Росс! беги сей тмы» есть призыв к русскому народу ицарю не только самим избежать тьмы идолопоклонства, но и спасти этот мир, который в430Ср. в написанном в 1810 г.
предисловии к «Мечтам о хозяйственном устройстве военных силРоссийской империи», где Державин призывал царя ограничиться обороной империи и сделать такиераспоряжения, «...которые бы обеспечивали на долгие времена целость империи <...> и представили бы еетаким великаном, который без войны был страшен свету и содержал бы равновесие в руке своей, а пачемеждоусобием в крови своей утопающей Европы, бы<л> царств посредником, или паче миротворцем.
Вотпрямая слава кроткого Александра. Дух его народа и доброта души его на такой чреде, что могут онистяжать ему славу Александра, но не великого победами, а богоподобного миром вселенныя или, покрайней мере, Европы! Чтó несравненно лучше и величественнее, нежели титла всех императоров, и всехпобедителей вселенныя» (VII: 441).431В рукописи этой оды было зачеркнутое примечание: «Написано по спору, в котором с однойстороны утверждали, что нет добродетели, что она только существует мечтательно и условно» (III:56).432Так, в трагедии Державина «Евпраксия» (1808–1809) Батый домогается любви русской княжны,что является аллюзией на сватовство Наполеона к вел. кн.
Екатерине Павловне осенью 1808 г. (см.:Альтшуллер М.Г. Беседа любителей русского слова: У истоков русского славянофильства. – Изд. 2-е, доп. –М.: НЛО, 2007. – С.165–169).190противномслучаепадет«впреисподню».Такоетолкованиеподтверждаетсяапокалипсической символикой через два с половиной года написанного «Гимналироэпического на прогнание французов из отечества», который «посвящен во славуВсемогущего Бога, великого государя, верного народа, мудрого вождя и храброговоинства российского» (III, 136).Таким образом, смысл оды «Идолопоклонство» раскрывается в сопоставлении сдругими духовными стихотворениями лета 1810 г.
В ней выражено неприятие поэтомсовременной политической действительности, но отнюдь не его разочарование и отчаяние(вообще Державину не свойственные). Он констатирует, что «кумиры сильны в мире» ивсе мы «крамольники… вышней власти», но заканчивает оду не этой констатацией, апризывом к «Россу»: «беги сей тмы».
Вопреки тому, что положение России (в видуслабости и ошибок царя и безнаказанности Наполеона) и свое собственное (старость,продолжающаяся отставка), видятся ему печальными и почти безнадежными, в званскихстихотворениях он утверждает надежду и веру в конечное торжество БожественногоПравосудия.Эти стихотворения, рассмотренные в порядке их написания, выглядят как цепьпоследовательных размышлений и утверждений: 1) надежду следует сохранять всегда, истарость не является этому помехой: поэт будет держаться ее до конца земной жизни, «дообъятия Любви» («Надежда»433); 2) славу на земле часто воздают не тем, кому следует, носамо стремление человека (царя) к славе благородно, нужно только помнить, что истиннаяслава подобает одному Богу («Слава»); 3) поэт поклоняется только Богу и не ищетотличий в мире, где люди служат ложным богам, но надеется, что «Росс» все-такиизбежит поклонения идолам («Идолопоклонство»); 4) добродетель – не «мечта», а «сольземли», «Ангел, в человеке сущий», только благодаря «чадам» добродетели мир все ещене пал «в преисподню», и Россия уже не раз являла таких «чад» («Добродетель»); 6) этотмир сотворен и управляется Истиной, без которой «давно б зверями люди стали», Истинавершит свой суд надо всеми, и поэт надеется, что она «не отвратится» от него и в часпоследнего суда434 («Истина»).
В целом это христианская проповедь, ряд вероучительных,богословских стихотворений, подводящих к теме Вочеловечения Сына Божия в оде«Христос» (1814) (о Нем же, хотя и не названном по имени, шла речь в оде «Истина»).433Ода «Надежда» написана к годовщине смерти жены Ф.П. Львова (которую звали Надеждой) изавершается утверждением веры в воскресение мертвых: «Так Надежды пресекает / Лишь одна Любовьполет… / <…> / С Богом как соединимся, / В свете вечном погрузимся / Пламенем любви своей… <…>Верь, жива твоя Надежда, / Ты ее увидишь, Львов!» (III, 43).434См.