Диссертация (1098177), страница 64
Текст из файла (страница 64)
Руссо ставит проблему правдивости изображения в литературе. Согласно его высказываниям, правдивостьпроверяется не «реалистичностью», точностью изображения, но авторскойустановкой на искренность (имеется в виду нравственное чувство), то естьэстетическая проблема прочно связана с морально-этической. Говоря словами Руссо, «произведение правдиво, потому что я, создавая его, руководствовался установкой на правдивое изображение, что отвечает чистосердечию иискренности моего характера» (91).Жанру исповеди Руссо противопоставляет похвальное слово (жанр, широко распространённый в XVIII веке), указывая на разные художественныеустановки: исповедь подразумевает покаяние, саморазоблачение, тогда как«l`éloge» преследует обратную цель.
Автор исповеди должен стараться непреувеличивать хороших качеств. Например, чтобы сказать о положительныхчертах характера, таких как чувствительность, способность к состраданию,сочувствие, не нужно описывать все события, раскрывающие эти особенности, достаточно показать только несколько. О недостатках и пороках, напротив, следует говорить с большей подробностью (что не может ни привести кнекоторому преувеличению): «Это свойство моей натуры… во многом невероятной, но от этого не менее реальной: я часто говорил о дурном во всей егомерзости, и я редко говорил о добром во всём, что есть в нём привлекательного, часто совсем о нём умалчивая, потому что оно слишком превозносилобы меня и, создавая мою "Исповедь", я походил бы на того, кто задумалнаписать похвальное слово самому себе» (88-89). Важно, что Руссо не допускает морального релятивизма, у него всё делится на доброе и злое.
Чтобыпредъявлять к себе строгие моральные требования, нужно иметь критерийистины в Боге. И вместе с тем, Руссо настаивает на доброй природе человека,которому от рождения присуще естественное чувство нравственности.На характер замысла автобиографических сочинений Руссо проливаетсвет и небольшой набросок, озаглавленный «Мой портрет» и, по мнению исследователей, являющийся подходом к созданию автобиографии. Обратимсяк первой фразе: «Читатель, я свободно размышляю о самом себе, и я говорютак, как думаю» (187). Эта фраза служит своеобразным ключом к автобиографическим сочинениям Руссо. Писателю важен сам факт письма (или говорения – «je parle»).
Здесь говорение можно считать синонимичным письму,224 так как высказывается автор в письме, обращаясь не к слушателю, а к читателю: глагол «говорить» соответствует ситуации непринуждённого разговора,включает читателя в качестве предполагаемого собеседника в интимную атмосферу дружеской беседы. При этом Руссо хочет сузить круг читателей (очём говорит следующая фраза: он просит воздержаться от чтения людей, которые не любят, когда кто-нибудь говорит о самом себе, и далее – парадоксально – утверждает, что был бы рад равнодушию окружающих к его сочинению).Личное письмо приобретает у Руссо экзистенциальное значение: оностановится способом утверждения свободного сознания в усилии преодолетьвсе навязываемые обществом, налагаемые временем формы самовыражения.Каков я для самого себя.
Для Руссо его слово должно быть лишённым всякойискусственности, максимально приближённым к той сути, в которой мыслитель видел изначальную, незамутнённую природную данность. Письмо дляРуссо – это способ самозащиты от пагубного влияния преследующего егообщества и одновременно способ самоидентификации: проверка своей истинности, верности своему подлинному «я». Отсюда, озабоченность Руссоверностью создаваемого им автопортрета (создать «верную картину» (187)).И здесь, в первую очередь, не стремление быть правдивым и искренним сдругими, но желание испытания языка: насколько человек может выразитьсвой жизненный опыт, всего себя – в языке, и насколько язык может вернутьчеловеку его истинную суть, утвердить его верность своей изначальной данности.Эпоха задавала Руссо прагматическое целеполагание: произведениедолжно обладать воспитательной целью.
Безусловно, дидактический моментприсутствует в сочинениях Руссо, однако это превращается в риторическуюусловность. «Я наблюдатель, а не моралист» (187), – заявляет Руссо в «Моёмпортрете». И дело здесь не только в желании расположить к себе читательскую аудиторию, убрав предполагаемый барьер, всякий намёк на разницу вположении: автор – сведущий учитель, читатель – неразумный ученик, готовый воспринимать внушения, скрашенные развлекательностью истории.Взять на себя роль моралиста для Руссо – это значит ограничить себя той самой риторической условностью, которую Руссо всегда стремится преодолеть,сделать необходимым отбор материала, на что Руссо был никогда не готов.
Ктому же роль моралиста слишком тяжела для Руссо, который при всей авторитарности, настойчивой бескомпромиссности идейной позиции не всегдабыл уверен в том, что владеет истиной. Именно в автобиографических произведениях Руссо появляются «лакуны смысла», создаётся ощущение, что«нащупано» непознаваемое, невыразимое, невысказываемое. При этом в225 письме автор и отчуждает от себя опыт и допускает совпадение жизни и книги. Для Руссо жизнь и письмо взаимообусловлены, взаимозаменяемы, онидополняют друг друга, но, однако, не тождественны друг другу. Руссо былзаинтересован в том, чтобы о нём судили по его книгам – в них больше истинности, достоверности, нежели в нём самом.
Кроме того, Руссо уверен, чтоэтим достоинством обладает только автобиографический текст – правдивоможно написать только о самом себе.Включаясь в споры эпохи о правдивом в литературе, Руссо говорит отом, что правдоподобное не есть истинное, правдивое: «Большинство характеров и портретов, которые мы находим у историков, есть только химеры,которым автор придаёт правдоподобие и которые он соотносит с главнымипоступками человека» (188). Другими словами, желая убедить читателя вправдивости, автор отсылает его к известным поступкам реального исторического лица, заставляя верить, что всё происходило на самом деле (не случайно, речь идёт об историках, берущих материал из реальной жизни). Нодля Руссо действие, поступок – это только внешнее, а значит, не в полноймере подлинное, действительное, правдивое.
Говоря о себе, он отдаёт преимущество тому, что остаётся незримым, недоступным для других, так как неимеет внешнего проявления, – мыслям, чувствам.Однако внутреннее «я» во многом изменчиво, противоречиво. Руссообъясняет это влиянием общества: человек, вращаясь в обществе, вступает впротиворечие с самим собой («se contrefasse… un peu avec lui-même» (188)).Человек не просто отдаляется от своей природной сути, он вступает в противоречие с самим собой, что можно определить как самоотчуждение. И – какследствие – невозможность себя познать, определить. Руссо видит толькоодин способ – довериться слову. Слово, сказанное человеком о себе, уже заключает в себе целостное знание. Каждое высказанное слово о себе, если автор свободен от какой-либо предвзятой установки, непротиворечиво и довлеет самому себе: «Черты лица производят впечатление только тогда, когда онисобраны воедино, если какая-то черта отсутствует, лицо оказывается искажённым. Когда я пишу, я не думаю об этом единстве, я думаю только о том,чтобы сказать то, что я знаю, и это оттуда происходит единство и сходствовсего со своим оригиналом» (189).
Таким образом, верность автопортретауже предзадана словом.Но почему это слово носит публичный характер? Автор должен противопоставить своё слово о себе самом, истинное и правдивое, слову о нём других, неистинному, ложному. Своё право возвысить свой голос над другимиголосами Руссо оправдывает тем, что он в своей человеческой природе равендругим: говоря о себе самом, он косвенно говорит и о других. При этом, по226 мнению Руссо, другие должны быть уверены в абсолютной искренности автора, для убедительной откровенности он и прибегает к усиленному педалированию своих недостатков.
В этом можно увидеть и оппозицию Руссо поотношению к тому же обществу: что общество скрывает, утаивает, то он –раскрывает, обнажает. К тому же своё слово он противопоставляет сухой риторике рационализма («…подробно спорить о "за" и "против" и устанавливать моральный скептицизм, который делает людей безразличными к выборумежду добром и злом…» (190)).Руссо явно антиполитичен и антиидеологичен. Он подвергает сомнениювсе просветительские постулаты: «общество, долг, человечность» с точкизрения этических принципов частного человека, самой природы человеческого характера.
Громкие лозунги времени, по Руссо, ни что иное как сокрытиедействительных мотивов, продиктованных честолюбием: поиск возможностей быть на виду у всех (être vu). Руссо живёт вдали от общества, однакопишет. Нельзя ли в этом по аналогии видеть завуалированное честолюбие:Руссо находится вдали от общества, независим, свободен от идеологическогодавления, насилия над индивидуальностью, которого он боится, но и на видуу всех, в центре внимания. Таким образом, письмо в каком-то роде есть сокрытие тайных мотивов, скрывание пороков, в которых Руссо обвиняет других, но сам остаётся неуязвим.Общество ценит кажимость, больше значения придаёт видимости, а несути, тогда как автор, оставшись один, «старается быть самим собой» (192).Чтобы подкрепить авторитетность своего слова, Руссо обращается к другимтекстам. Искать расположение других – значит изменять самому себе, утрачивать над собой контроль, приобретать несвойственные от природы пороки.Таким образом, письмо – это есть ещё способ владения самим собой, предохранение от вторжения других.
Далее Руссо утверждает, что нужно судитьлюдей по поступкам, не доверять их словам. Письмо для Руссо есть поступок, действие, активность самоутверждения.Письмо – это и замена памяти, которая несовершенна, может изменить(«огорчительная временная память» (193)). Письмо – способ получать удовольствие от прошедшего счастья («je jouis encore» (193)).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
