Диссертация (1098177), страница 67
Текст из файла (страница 67)
Здесь «случайное» и«романическое» можно понимать как синонимы «обманчивого», «искусственного» – того, что может озадачить, удивить, обмануть, увести от правды жизни. Но нужно ли это сбрасывать со счетов? Можно ли провести чёткую границу между случайным и закономерным, романическим и правдивым? Сенанкур нас убеждает в том, что нельзя.
Всё становится фактом личностного взгляда на мир, свидетельством мыслящего сознания. Пестрота всего, о чём говорится, сам неустойчивый, разнородный стиль есть отражениеподвижности, неустойчивости внутреннего «я» героя.В Предисловии Сенанкур указывает на отличие публикуемых писем нетолько от романа (из контекста понятно, что под жанром романа понимаетсяповествование с занимательным, драматически напряжённым сюжетом, цепью невероятных происшествий, удерживающих читательский интерес), но иот литературы в целом.
И здесь можно увидеть, как меняется понятие «литературы» и «литературного». Письма Обермана – это не литература, настаивает Сенанкур: «это не произведение» («ce n`est pas un ouvrage» (16)). И далееСенанкур нащупывает определение той формы письма, которая рождается изакрепляется во французской литературе в начале XIX века. Письма Обермана – это свидетельство личной жизни, глубоко интимных интересов, они какбы случайно оказались доступны широкой публике. В Предисловии Сенанкур235 предупреждает, что в письмах героя будет не литература, но будничнаяправда о человеке, не приукрашенная, без всякого налёта искусственности,без заранее определённого плана и каких бы то ни было выводов («письмабез искусства и интриги» (15)).
По замыслу Сенанкура «Обермана» нужновоспринимать не как эпистолярный роман, но как собственно письма илидневник. Получается, что Сенанкур в Предисловии сам приоткрывает секретсвоей повествовательной стратегии, то, что хотел бы от читателей скрыть:это не герой, но он сам – автор – от начала до конца присутствует в своёмтексте.Автор и герой у Сенанкура тождественны в самом акте письма. Неслучайно разговор о художественном дискурсе непосредственно смыкается спроблемой письма (или пишущего о самом себе человеке).
Если предшествующая литература (та «серьёзная», «научная» литература, претендующаяна знание человеческого рода, с которой исподволь спорит автор) оперировала категориями бытийных сущностей, была стремлением постичь и раскрытьглобальные истины, то теперь это лишь «описания», причём – описания вещей и явлений, не складывающихся в единую цепь мироздания, но распавшихся на отдельные фрагменты, частности, детали, тем более что в тексте вомножестве присутствуют предметы и явления неодушевлённого мира. ГеройСенанкура оказывается перед распавшимся на части мирозданием, в полнойбеспомощности перед его загадочностью, переживающим невозможность познать его законы. Более того, утверждать свою связь с миром форм исчезнувших сущностей он может теперь только опосредованно – с помощьюписьма. Таким образом, письмо для Обермана выступает посредником общения с миром.Письма Обермана лишены любовной истории – этой неотъемлемой составляющей эпистолярного жанра.
Если исключить любовное чувство, чтостановится определяющим в его судьбе и организующим романное повествование? – Само слово. Автор в роли издателя писем говорит об этом так:«Оберман только и делает, что сомневается, предполагает, мечтает, он размышляет и не делает заключений, он изучает, но не приходит к решению, неутверждает. То, что он говорит, – ничто, но может к чему-то привести. Если,в своей независимой манере и без системы, он следует всё же некоему принципу, это главным образом принцип искать возможность говорить толькоистины в пользу самих истин…» (курсив мой – С.Л.) (170). Суть романа ивсей жизни героя (как и автора) – в самих высказываниях. Письмо становитсядля Обермана самопознанием, утверждением подлинности себя самого, движением к своему истинному «я». Оберман предельно внимательно изучаетсебя, фиксируя в письме не только наблюдения, размышления, но и то, что236 ускользает от контроля разума – прихотливость движения воображения, неосознанные страхи, неясность и загадочность снов и галлюцинаций.
Как пишущий герой Оберман ищет и находит себя в слове. Всё, что написаноОберманом, есть отражение его поиска совпадения с самим собой. Жизньприобретает для него значение только тогда, когда она становится письмом.В Предисловии издателем указывается на то, что особенность публикуемых им писем заключена в «длиннотах», «повторениях», «многословии»,«беспорядке». И это с точки зрения автора абсолютно оправдано, так какречь идёт о человеке.
Подчеркнём, что о человеке, не опирающемся ни на какие постулаты, идейно-философские догматы, моральные принципы, ни накакие внеположные ценности и ориентиры, – ни на что, кроме самого себя.Оберман говорит не о любви, не об истинах, идеалах или вере, он говоритвсегда и во всём только о самом себе. Оберман говорит «я», становясь сюжетом высказывания. Весь окружающий мир определяется только относительнопишущего «я».
«…я буду продолжать рассказывать о том, что я испытываю…» (265), – читаем в одном из писем. «Я» – единственный объект, казалось бы, беспрепятственно доступный изучению и выражению («…человекоткрыт своему взгляду…» (265)). Однако словами издателя, «сердце редкокогда определённо» (17). И здесь «сердце» не синоним чувства, эмоции, способности глубоко переживать какие-либо события, здесь «сердце» естьвнутренний человек, который не поддаётся точному, ясному определению,который, напротив, никогда до конца не определим, его нельзя охарактеризовать, понять, назвать, в конце концов, он неуловим, загадочен, и неуловим изагадочен потому, что лишён сути, внутренней цельности, единства с самимсобой («Это в особенности во внутреннем мире людей мы встречаем вездепределы наших понятий.
В предмете, который нам хорошо знаком, мы чувствуем, что неизвестное связано с известным, мы видим, что мы близки к тому, чтобы познать всё до конца, и, однако, этого никогда не познаём» (329)).Герой Сенанкура безнадёжно утратил самотождественность, он потерял верув бытие духа, лишился возможности познать мир и самого себя.
Отсюда иповторения, и избыточность выражений, и противоречия. Но зачем ему, вообще, столько говорить? Оберман не может существовать без слова, он держится за него как за единственную бытийную опору. Письмо должно оправдать его жизнь и придать ей смысл. Слово должно заполнить призрачность ипустоту существования, спасти хрупкое, беспомощное сознание от отчаянияи безумия. Человек, оказавшийся перед зияющей пропастью, должен обрестиустойчивость в слове.Самой большой загадкой романа Сенанкура является сам главный герой– Оберман. Французский роман до XIX века – это в основном роман характе237 ров.
Оберман лишён характера, его образ слишком неясен, размыт, неопределёнен683. Оберман – это «фиктивный» герой, за которым скрывается автор.Иногда у героя проскальзывают слова сожаления об утраченных годах молодости, наивной беспечности. Однако этот сентименталистский мотив утратычистоты и наивности, рокового столкновения с горькой правдой жизни неполучает развития, в тексте нет никаких конкретных указаний на то, что жеразделяет прошлое и настоящее, прежде и теперь. Напротив, герой часто говорит о том, что уже в детстве его преследовали грусть, неуверенность и беспокойство, чувство разочарованности и тоскливого одиночества.
Оберманникогда не был молод, его прошлое ничем не отличается от настоящего (другими словами, он весь в настоящем, как автор дневника). В романе много разповторяется ситуация разрыва с окружающим миром, возобновляются тоскливые сетования на бесполезность жизни, безрадостной и одинокой. Геройкак будто и не живёт, в его внешнем положении и внутреннем состояниикардинальным образом ничего не меняется. «Я осуждён всегда ждать жизни»(76), – скажет про себя Оберман. И это «ожидание», цели которого ни автор,ни герой не знают, продлится до конца романа. У героя Сенанкура нет истории, нет прошлого, его образ лишён развития. Герой предпринимает попыткиопределить себя и каждый раз сталкивается с невозможностью схватить вслове собственную сущность, что провоцирует его снова и снова возобновлять самоанализ.
Такая ситуация, при которой письмо становится бесконечным поиском самотождественности, подлинности своего «я» задаётся дневниковой формой. Автор дневника всегда оказывается перед необходимостьюразмышлять о себе, при этом новое высказывание накладывается на предыдущее по принципу палимпсеста, то есть, заслоняя его, но не отменяя.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
