Диссертация (1098177), страница 63
Текст из файла (страница 63)
В «Мечтаниях» Руссо проговаривается,что в письме можно скрывать себя, утаивать свои унизительные слабости.Так, Руссо видит свою слабость в излишней стыдливости и застенчивости (онвспоминает загородную прогулку, во время которой одна из дам намекнулана оставленных им в приюте детей, что привело его в замешательство, заставило лгать). Эти качества обнаруживаются только в разговоре, непосредственном общении с собеседником, письмо же помогает скрыть эти недостатки, пишущий предстаёт перед адресатом в том виде, в котором хочетпредстать. В письме Руссо преодолевает свои слабости, получается, чтописьмо корректирует природу, компенсирует изъяны.
Мало того, письмо требует твёрдости, ответственности за взятое слово, а значит, компрометирующие свойства автора (не как человека, как человек он может иметь множество недостатков, – но как пишущего) устраняются. Так, Руссо никогда немог бы сказать, что его стыдливость и застенчивость не позволили ему в«Исповеди» признаться в какой-либо мысли или в каком-либо поступке, то220 есть нарушили замысел всего произведения. В Четвёртой прогулке Руссоуказывает на необходимость твёрдо следовать в высказывании избранной позиции: говорящим должны руководить самостоятельное мнение («monjugement» (87)), независимая воля («ma volonté» (87)).Кроме того, письмо помогает Руссо преодолеть страх перед собеседником, реплики которого трудно предвидеть и который может предумышленнопривести его в замешательство, поставить в неловкое положение, вынудитьлгать, то есть играть смешную, унизительную роль шута (Руссо помнит и одругой, навязанной ему обществом роли, – преследуемого изгоя).
В письмеРуссо оказывается перед смоделированным им адресатом, неким «читателем», реакцию которого он может предвидеть и объяснить. Этот предполагаемый собеседник всегда беспомощен в своей агрессии: его словесная атакапредупреждается автором, который умело оспаривает все обвинения, доказательно опровергает аргументы оппозиционера. Последнее слово в этом выстраиваемом споре всегда оказывается за пишущим. Письменное слово Руссообладает авторитарностью, имеет своей целью самозащиту, которая можетперерасти в обличительную речь. Таким образом, письмо является для Руссоспособом самоутверждения, обретением независимости от общества, доказательством собственного морального и интеллектуального превосходства, позиционированием себя как носителя истинного знания.
В письме Руссоутверждает свою неподсудность, что находит подкрепление в его уверенности в обладании последней правдой о себе. Это ярко прослеживается во фразах, относящихся к «Исповеди»: «Далеко от того, чтобы о чём-то умалчиватьили что-то скрывать, но по складу ума, который я с трудом могу себе объяснить и который, возможно, стремится избежать всяких подражаний, я чувствовал, что скорее могу солгать в обратном смысле, обвиняя себя слишкомстрого, чем отнестись к себе слишком снисходительно, и моя совесть убеждает меня, что однажды я буду судим с меньшей строгостью, чем судил себясам» (87).
Эти слова во многом объясняют «патологическую» откровенность«Исповеди», в которой автор предельно критичен, вплоть до самобичевания.В этом одновременно и самоуничижение, и гордыня: никто (в конечном итоге, даже Бог!) не может меня осудить, если я с предельной строгостью осудилсебя сам.Согласно Руссо, письмо участвует в становлении личности, посколькуоно есть моральное усилие, им движет стремление пишущего соответствовать избранным этическим образцам: «нужно иметь смелость и силу бытьправдивым» (92). Отваживаясь на исповедальное письмо, автор вступает напуть самосовершенствования. Личное письмо есть размышление об индивидуально значимом («…по крайней мере, не слишком поздно, чтобы испра221 вить моё заблуждение и привести мою волю в соответствие с правилом…»(92)).Далее можно наблюдать, как «Мечтания» смыкаются с «Исповедью».
В«Мечтаниях» Руссо уделяет большое внимание особенностям автобиографического жанра. «Исповедь» – это, как и «Мечтания», поиск пишущим самоопределения. С помощью индивидуальной стилистической манеры письмаутверждается неординарность личности автора, «склад ума» пишущего, «далёкий от всяких подражаний» (87). Руссо уверен в уникальности его интенциональной установки, что должно доказывать его превосходство: «Да, я этоговорю и чувствую это с гордым душевным благородством: я привнёс в этописание настолько же больше искренности, достоверности, прямоты,насколько меньше я об этом думал, этого никогда не делал ни один из людей…» (87) И далее: «Я писал мою "Исповедь" уже старым, пресыщеннымбесполезными удовольствиями, которых я всех слегка коснулся и которыемоё сердце нашло пустыми» (88).
То есть, чтобы писать о себе, нужно взглянуть на свою жизнь со стороны, необходима временная дистанция для трезвого и объективного суждения, нужно научиться быть не деятелем, а созерцателем.Личное письмо есть также обретение пишущим своего законченного,непротиворечивого, целостного образа, но для Руссо как для человека XVIIIвека важно, что это моральный образ («…думая, что добро превосходило зло,у меня был интерес сказать всё, и я всё сказал…» (87)). Однако Руссо такжезнает, что выраженный в слове образ человека не может во всём совпадать среальным человеком. Согласно Руссо, исповедальное письмо неизбежнопредполагает допущение лжи: попытки раскрыть все, даже самые низкие,наклонности, строго за них себя осудив, приводят к их преувеличению, которое часто выражается в стилистическом шаржировании некоторых свойствхарактера.
Предельная откровенность может обернуться позёрством, самоуничижение – гордыней. «Я никогда не говорил меньше, но иногда высказывал даже больше – не в том, что касается фактов, но относительно обстоятельств, и эта манера лжи есть, скорее, следствие горячки воображения, чемрезультат целенаправленной воли» (88). Примечательно, что расхождение,которое Руссо видит между жизненной реальностью и его художественнымвыражением, он объясняет не феноменом слова, как это будут делать романтики, но особенностью воображения, которое приукрашивает, преувеличивает факты реальной действительности.
Вместе с этим Руссо останавливаетсяна проблеме связи памяти и воображения: «Я их (события – С.Л.) описывалпо памяти, память часто мне изменяла или предоставляла неполные воспоминания, и я заполнял в них лакуны деталями, которые придумывал в добав222 ление к этим воспоминаниям, но которые им никогда не противоречили»(88). То есть в автобиографической прозе Руссо допускает домысливание каквосполнение пропусков памяти, как необходимое условие полного и законченного восстановления прошлого.«Я люблю подробно остановиться на счастливых моментах моей жизни,и иногда я расцвечиваю их украшениями, которые рождаются их моихнежных сожалений» (88). Таким образом, Руссо говорит не только о дистанции по отношению к прошлому, но и о потребности снова эмоционально переживать события давно прошедшего. Именно способность памяти воскрешать прошлое, вызывая определённые чувства, и позволяет с возможнойполнотой воспроизвести в письме эмоционально-чувственные состояния.При этом допускаются стилистические украшения, использование тропов(возможно, это имел в виду Руссо, говоря о «des ornements»).
Примечательно,что в приведённой цитате Руссо использует наречие «иногда», боясь упрёка вотказе от жизненной правды, надуманности. В другом фрагменте Руссо высказывается на эту же тему: он допускает стилистические украшения, еслиони не противоречат идейному замыслу сочинения и точности моральной характеристики образа: «Я приписывал иногда правде посторонние прелести,но я никогда не ставил на её место лжи, чтобы скрыть свои грехи или чтобыприсвоить себе добродетели» (88). Таким образом, вопрос о моральных категориях связан у Руссо с эстетическими вопросами, что в целом составляетпроблему правдивости художественного изображения.«Я описывал вещи, которые забыл, такими, какими, мне казалось, онидолжны были быть, такими они, может быть, были на самом деле, не противореча тому, что я помнил» (88). Здесь Руссо указывает на значимость замысла автобиографии: уверенность в том, какими должны были быть обстоятельства, предполагает видение автором его жизни как единого процесса, всесобытия которого связаны общей направленностью, обладают некой значимостью в причинно-следственной связи с другими событиями, в конечномитоге указывая на провиденциальный смысл всего случившегося.
Всё должноотвечать идее непротиворечивой духовной сущности «я» – тому, что обеспечивает единство индивидуального облика, не даёт портрету распасться на отдельные детали. При этом важны не частности, отдельные штрихи, а образ вцелом: если допущена «неточность» в описании, или выпущена какая-то деталь, это будет компенсировано в другом, так что общее изображение не пострадает: «Если иногда, не думая об этом, я неосознанно спрятал уродливуючерту, изобразив себя в профиль, эти умолчания будут уравновешены другими умолчаниями: я часто заставлял себя быть более сдержанным касательнодоброго, чем злого» (88).223 Рассуждая об автобиографическом жанре, Руссо касается вопроса оправдивости в литературе: «Я следую всем этим размышлениям о том, чторемесло правдивости, которое я себе избрал, основывается в большей степени на чувстве прямоты и справедливости, чем на реальности вещей, и что напрактике я следовал больше моральным устремлениям моей совести, чем абстрактным понятиям правды и лжи» (91).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
