Диссертация (1098177), страница 70
Текст из файла (страница 70)
Письма Обермана никогда не сосредоточены на какой-нибудь одной теме: заставлять себя размышлять на какойнибудь один предмет (по принципу школьного сочинения) – значит неоправданно ограничивать себя, ставить своей мысли пределы, препятствовать свободному течению высказывания. Оберман, напротив, довольно непринуждённо, порой слишком неожиданно переходит от одной темы к другой, отвоспоминаний – к настоящему моменту, от одного эмоционального состояния – к другому. Письма Обермана создают впечатление совершенно произвольного экспромта без какого-либо предварительно заданного плана, безстрогого отбора словесного материала, так и остающегося до конца не обработанным, «сырым».
При этом одно письмо как бы перетекает в другое, разливаясь в ничем не сдерживаемое многословие.Для Обермана важность имеет не только содержание писем, важна самавозможность говорить, он придаёт большое значение тому, что письма длинные: «Важно ли мне содержание моих писем? Чем они длиннее или чембольше они заняли у меня времени, тем большую ценность для меня имеют»(141). Оберман оправдывает многословие своих писем одиночеством, склонностью к мечтательности.
Письмо для Обермана – бесконечное блуждание влабиринте собственного сознания. Как правило, он избегает подробного разговора о внешних событиях своей жизни, пишет о том, что в данный моментзанимает его мысли. Может создаться впечатление, что Оберману не такважно, о чём и что он пишет, важно писать, проявлять себя в слове, оправдывать бесцельную жизнь, доказывая, что ещё существуешь: «Мне нечего сказать, и от этого мои письма такие длинные» (курсив мой – С.Л.) (141).Письмо превращается для Обермана в экзистенциальную необходимость:«это потребность для меня» (141).
В его письмах практически невозможноотличить главное от случайного, хотя Оберман и разграничивает то существенное, в котором отражаются его мысли и чувства, от мелочей, которые вомножестве приходят в голову во время дружеской болтовни. Для Оберманаписьмо есть оправдание его существования, для него жить – значит писать.Он чувствует и мыслит – значит пишет, и наоборот: он пишет – значит чувствует и мыслит. Сам Оберман говорит в одном из писем о том, что, если онперестанет писать, он перестанет что-либо чувствовать, его духовная жизньзамрёт и на смену ей придёт тупое, животное существование, подчинённоеудовлетворению первичных инстинктов («Когда я перестану писать, можетесказать, что я ничего больше не чувствую, моя душа угасла, я стал спокойным и разумным и, наконец, посвящаю свои дни еде, сну, игре в карты»(141)).245 Оберман всецело отдаётся высказываемому, он живёт им: не будетслова, в котором он себя выражает, – не будет его самого.
Когда Оберман непишет, его преследует безверие, отчаяние, жизнь для него тягостна и бессмысленна: «Я не боялся скуки кареты; я был слишком занят моим положением: неясные надежды, неопределённое будущее, бесполезное настоящее,невыносимая пустота, которую я повсюду нахожу» (36). Здесь задаётся ситуация безвременья: настоящее неопределимо, оно ускользает, почти бесследноисчезает, его как бы уже нет, тогда как будущее ещё не наступило. Единственное, что может придать вес времени, дать Оберману уверенность в егособственном существовании, – письмо.
Поэтому Оберман пишет везде, пользуясь любым подходящим случаем («…я посылаю вам несколько слов, написанных в разных местах моего переезда…» (36)). Как только словесный поток останавливается, проявляется пустота. Жить для Обермана, как и для автора, значит писать, писать изо дня в день. Важно, что герой сравнивает своюжизнь с книгой («…страницы моей судьбы…» (24)), что в некоторой степении объясняет возможность подмены – пустоту жизни можно заполнить письмом, сделав произведением.Пустота бытия получает у Сенанкура образное воплощение в пространственной пустоте («бесконечная пустота» (304)).
Оберман часто говорит онеобходимости заполнить пустоту жизни (remplir la vie). Примечательно, чтопространственная категория настолько важна для Сенанкура, что пустотастановится метафорой, проходящей через всё произведение: «…всегда беспокойство без желания и движение без цели, всегда пустые часы, разговоры,которые ведут, чтобы расставлять слова, и в которых избегают о чём-либоговорить…» (курсив мой – С.Л.) (423).
Здесь о словах говорится, как о вещах,занимающих определённое место в пространстве. «Я вам пишу длинно. Я говорю много слов о том, что я мог бы вам сообщить в трёх строчках; но этомоя манера, и к тому же у меня есть свободное время. Ничего меня не занимает, ничего не привлекает, я чувствую себя подвешенным в пустоте» (423).Здесь опять возникает образ пустоты как знак потерянности героя, переживающего бессмысленность и бесполезность жизни.
Примечательно, что рассказчик не просто чувствует себя находящимся в пустоте, он чувствует себя«подвешенным» в пустоте. Письмо – единственное спасение, так как толькооно может заполнить пустоту. В этом случае письмо становится экзистенциальной опорой, единственной абсолютной ценностью, не вызывающей сомнения данностью, свидетельствующей об очевидности бытия в его устойчивости и длительности. «Я знаю, что многие находят достаточно устойчивостив благе момента» (87), – признаётся герой в одном из писем. Сам Оберманлишён этой сущностной устойчивости, поэтому ищет её в каждый конкрет246 ный момент времени в письме. «Я продолжаю моё письмо, чтобы оперетьсяна вас» (414). На самом же деле герой опирается не на адресата, а на самовысказывание о самом себе, выговаривание себя.Роман Сенанкура (как и личный дневник) принципиально незавершим,на что указывает сам герой, говоря о своих письмах: «Я вовсе не скрываю,насколько это произведение должно будет, без сомнения, остаться незавершённым и насколько я буду стеснён обстоятельствами, но, по крайней мере,я сделаю то, что в моей власти» (27).
Письмо продолжается вместе с течением жизни изо дня в день. Роман Сенанкура имеет открытый финал и не предполагает развязки. Автор мог продолжить «Обермана» бесконечным числомписем (что и подтверждает редакция 1833 года, в которой появились новыеписьма Обермана). Однако примечательно, что о своих письмах Оберман говорит как о «произведении» («cet ouvrage») (132). Приступая к письмам,Оберман видит в них отражение своей жизни, а потому подспудно прозревает в них единство замысла. И здесь Сенанкур словами героя раскрывает своюхудожественную установку: герой видит в отдельных письмах целостноепроизведение, что соответствует авторской интенции превратить разрозненную фактографичность дневника в роман.И совсем не случайно в заключении романа (имеется в виду первая редакция) Оберман приходит к решению посвятить себя писательству: «Я серьёзно думаю писать» (415) (отметим, что здесь Сенанкур задаёт новую ситуацию в литературе: во время написания «Обермана» романы о писателях небыли распространены).
Таким образом, автор открыто обнаруживает себя вгерое. У Обермана появляется надежда обрести смысл жизни, наконец, состояться: «Кажется, есть сила, которая меня удерживает и готовит втайне ктому, что моё земное существование имеет конец ещё неизвестный и чтожизнь моя будет сохранена для чего-то, о чём я не могу даже подозревать»(314). Оберман начинает верить в то, что он был рождён для какой-то цели:будущее должно всё оправдать. И это будущее оказывается связано с письмом.
«…И так как нужно было бы, чтобы я писал, потому что мне нечегобольше делать, я сказал бы, может быть, что-нибудь менее бесполезное»(327). Письмо – единственное, что остаётся герою, жизненно необходимоедля него занятие. Оберман утверждает себя как будущего писателя: «Я решил писать». Оберман идёт от писем к роману, так же как и Сенанкур идётот дневника к роману.
Герой, выражая точку зрения автора, настаивает натом, что письмо станет действительным выражением его самого: оно должноотражать его миросозерцание, его бесконечные духовные поиски.Почти все положения, выдвинутые автором от лица издателя писем вПредисловии, повторяются в конце романа размышляющим о литературе247 Оберманом (тем самым появляется намёк на возможную завершённость романа, что соответствует авторскому решению опубликовать дневник, сделавиз него литературное произведение).
Так автор передаёт герою собственныеполномочия, ещё раз обнаруживая своё совпадение с ним и раскрывая особенности художественного замысла своего романа. Оберман утверждает, чтовсё, выходящее из-под пера, должно отвечать правде, совпадать с мировоззренческими принципами автора. Сенанкур пишет дневник, опираясь на свойжизненный опыт. Оберман говорит, что философские идеи должны сопровождаться увлекательным чтением: «Может быть, нужно, чтобы философским сочинениям предшествовала хорошая книга приятного жанра, котораяхорошо бы расходилась, хорошо читалась, хорошо ценилась» (357). Действительно, «Оберман» перегружен философскими размышлениями, однако самасудьба героя, сам его нравственный облик по замыслу Сенанкура должныбыли сделать для читателя интересными разрозненные высказывания, так какони принадлежат «я» героя, свидетельствуют о его личности и этим обеспечивают «подлинность».
«…они (сочинения – С.Л.) определяются импульсом,часто чуждым нашим планам и нашим замыслам» (357), – утверждает Оберман. И действительно, за каждым «письмом» героя чувствуется «импульс»,которым был руководим автор, возвращаясь к своим дневниковым записям,поддаваясь непосредственному, сиюминутному ходу мысли, не задумываясьоб их соответствии уже написанному и мало заботясь о согласованности общему плану.
Наконец, автор от лица своего героя решается на важное признание: он утверждает, что никогда не мог бы написать произведение(l`ouvrage), так как никогда бы его не закончил! У него нет (и не можетбыть) единства замысла, той общей идеи, которая обеспечивала бы целостность книги! Эпистолярный жанр как нельзя лучше отвечает складу характера и мышлению героя, раздробленности и хаотичности идей и стиля (для автора же таким «свободным жанром» является дневник). Однако авторствостановится фактом личного бытия («я»-автор), экзистенциальной опорой («ястановлюсь автором, чтобы иметь мужество продолжать существование»(357)) для Сенанкура и Обермана только при условии обращённости текстак читателю.
Именно поэтому Сенанкур и Оберман становятся авторами романов.Превращая разрозненные высказывания дневника в роман, Оберманпротивостоит роковой зависимости своего человеческого бытия от времени.Время расчленяет жизнь человека на до и после, сначала и потом, проводявнутреннюю границу, разделяя человека с самим собой. К тому же время обманчиво, оно дано человеку как обещание, надежда, но оказывается пустымдаром, тщетой: «бесполезная чреда долгих и мимолётных часов» (24).
Не248 случайно, Оберман называет часы «долгими» и одновременно «быстротечными». Письмо даёт надежду Оберману преодолеть дискретность времени.Именно благодаря письму для Обермана открывается путь в будущее, а значит – появляется надежда обрести вечность: «В нашей жизни, постоянномпереходе, только одно будущее важно» (416). Конец романа доказывает, чтодля автора, как и для героя, письмо становится более реальным, более значимым, чем сама жизненная действительность, письмо становится заменой иодновременно оправданием личностного бытия.Найденная Сенанкуром художественная форма, передающая движениеавторского сознания, оказалась востребованной временем.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
