Диссертация (1098177), страница 42
Текст из файла (страница 42)
Личноеписьмо есть реальность сознания, главное заключается в том, как человекосознаёт самого себя и как он об этом говорит.Пока автор не взял в руки перо, не начал писать о себе, он во многомостаётся загадкой для себя самого, образ «я» ускользает от него, попадает взависимость от изменчивости эмпирической реальности, утрачивает плотность и чёткость очертаний, теряется в неизвестности, не будучи осмыслен ипрояснён. Самосознание невозможно без познания человеком самого себя,без того, чтобы его мысль не имела своим объектом его собственное «я».
Приэтом «я» мыслится в слове, и в данном случае не в звучащем, но в письменном слове, в слове, не связанном с моментом звучания и с этим моментом неисчезающем, в слове запечатлённом, звучащем в тишине и претендующем назвучание в вечности. Само это действо – фиксация слова на бумаге – содержит таинство ритуала.
Личное письмо требует особой сосредоточенностипишущего на самом себе. Говоря о себе в письме, автор обрекает себя наодиночество: процесс письма, в котором рождается правда о «я», есть предстояние самому себе, великий разрыв с миром и погружение в бездонныеглубины себя самого. Однако таинство рождения истины о «я» никогда непроисходит в абсолютном одиночестве. Уже во время своего оформленияличное письмо открыто главному читателю – Богу, которому доступны всеуровни текста, все заложенные в него смыслы, как доступны Ему все смыслывселенского бытия. Слово принадлежит пишущему и заключает его личнуюправду, правду его существования, и вместе с тем слово есть знак и свидетельство культурного опыта человечества, а значит, через слово автор приближается к правде всеобщей, значит, существование «я» приобретает тезначения, которые роднят его с окружающим, которые делают «я» неотделимой частью мира в его прошлом (о котором помнит язык), настоящем и будущем.«Я» порождает в письме своё собственное существование в слове,письмо становится свидетельством сознания «я».
Слово человека, сказанноеим о себе, изменяет его самого, формирует его личность, в конце концов,раскрывает ему смысл его «я». Когда человек берёт в руки перо и начинаетписать о себе, заканчивается его обычная жизнь, им не осмысленная, а значит, до конца ему не принадлежащая, и начинается жизнь абсолютно иная,148 осуществляемая как испытание его сознания в возможности присвоения имистинности существования его «я» посредством языка, заключающего множественные смыслы.
При этом слово в личном письме свидетельствует о глубоко интимном, оно не «растворяется» в чужом слове. Слово в личном письме всецело принадлежит пишущему. Все сочинения личного письма могутбыть объединены в один текст, в котором прочитывается великий замыселсамостановления и самообретения пишущего. Личное письмо не есть дополнение к жизни, но сама жизнь, обретшая в слове свой истинный смысл.В данном случае принципиально важно – не пишу о себе, но пишу себя,то есть создаю себя, творю себя. Важно, что в личном письме «я» творит не«другого» (себя другого, себя как другого), но самого себя, «я» не перестаётбыть самим собой. Личное письмо не просто несёт печать экзистенциальногоопыта, оно само является экзистенциальным опытом.
Письмо становится поступком «я», проявлением его свободного действия. Личное письмо есть одновременно становление и защита личности пишущего. Это и его мечтание осебе, и его оправдание себя, и его излечение себя путём прояснения тревожных внутренних импульсов, преодоления страхов перед бесконтрольностьюбессознательного. Личное письмо не должно прочитываться и восприниматься как вторичное по отношению к некой «реальной действительности», кбиографии писателя. Оно должно прочитываться как целостное, достаточноев самом себе явление.
Необходимо перестать сличать личное письмо с биографической данностью, а тем более проверять его этой фикцией. Напомним,что у нас нет более достоверного свидетельства о жизни автора, нежелитекст, написанный им о самом себе. Если мы не верим в написанный им осамом себе текст (помимо высказываний о нём других), мы можем сказатьтолько то, что он существовал.
Подобная девальвация онтологическогосмысла текстов логически должна привести к тому, что о самих себе мы можем сказать только то, что мы существуем, и не более того.К феномену личного письма нельзя подходить с меркой «правды» и«вымысла» («референциального» и «фикционального», «документального» и«художественного»). В исследовании личного письма необходимо исходитьнепосредственно из самого текста, учитывая, в первую очередь, характерприсутствия в нём авторского «я», которое отчётливее проявляется, еслипрослеживается связь изучаемого текста с другими текстами, где также присутствует «я» автора, а также при учёте общего контекста творчества писателя. Связь обнаруженных смыслов и даёт возможность очертить особенностьразворачивающегося высказывания о «я» во всей его полноте и уникальности.
Вспомним слова Гёте: «Факт нашей жизни не оценивается в той мере, в149 какой он правдив, но в той мере, в какой он что-то значит»513. Внимание кхарактеру развёртывания дискурсов о «я» и их внутренним связям, независимо от жанровой дифференциации текстов (хотя и с учётом жанровых особенностей), и позволяет обнаружить ту значимую сущность, которая определяет авторское сознание, проявляющее себя в постоянно актуализируемыхсмыслах.Если задаваться вопросом о связи жизни автора и пишущегося им о себетекста, нужно иметь в виду, что жизнь имманентна тексту.
На взаимообратимость жизни и текста обращает внимание М. Брод: «То, что, казалось, имелотолько личное намерение, становится замыслом писать страницу и таким образом, наконец, пиша свою жизнь, писать текст»514. Текст обладает закономсаморазвития: он «пишется», «разворачивается». У пишущего может возникать ощущение того, что он не до конца владеет письмом, что текст создаётсясам собой, несмотря на его усилия им управлять. Пишущийся автором о самом себе текст имеет власть над жизнью: неоформленное, изменчивое, «мерцающее», неясное бытие приобретает оформленность, композиционнуюстройность, новые смыслы, организующие духовное развитие «я».За пределами письма остаётся неопределённость, чреватая бесследнымисчезновением.
Значимым становится то, что зафиксировано, обрело форму.Важность приобретает то, что осталось «я» и одновременно вышло за пределы «я», переросло его, получило существование в Духе, не утратив глубоко ивсецело личного. Так, Ф. Виталь, анализируя дневники Констана, приходит квыводу, что писатель мучительно переживал изменчивость своего «я», подчинённого времени и распадающегося, ускользающего, свою обречённостьзабывать себя в прошлом, вечно сомневаться в единстве своего «я», что приводило к необходимости каждый раз утверждать свою самотождественность.Если отвлечься от психологизма и взять за основу законы самого письма,можно противопоставить обретаемые в письме устойчивость сущности,стремящийся к своему завершению образ «я» – небытию, тому бесформенному «ничто», которое остаётся за пределами текста.
Иллюзии, призрачности, обманчивости присутствия пишущий противопоставляет реальностьписьма.§ 5. Диффузия жанров личного письма в XIX векеСейчас правомочно поставить вопрос о сближении автобиографическихжанров, характере их общности. Этот вопрос уже не единожды ставился во 513Беседы с Эккерманом, 30 марта 1831 года, Jonquières éd., 1930, t.II, p. 141.514Braud M.
La forme des jours. Pour une poétique du journal personnel. P., 2006. Р. 28.150 французском литературоведении, но, как представляется, не перестаёт бытьактуальным и по сей день.О близости автобиографических жанров говорит С. Фрико, объединяяавтобиографию, мемуары и повествование от первого лица по принципу господства в этих формах повествования одной точки зрения и построения наррации вокруг одного персонажа: «Автобиографическое повествование, атакже мемуары и рассказ от первого лица содержат в целом идею общеговзгляда на жизнь или часть жизни.
… Это всегда рассказ одного нарратора,которому принадлежат точки зрения, и порядок наррации организуется вокруг одного персонажа-ориентира»515. Д. Мортье объединяет мемуары, исповедь, воспоминания, дневник, автобиографию, относя их к «формам автобиографии»516.На связь автобиографических жанров указывает и Ф. Лежён (заметим,что он употребляет не понятие «жанр», но «форма» (forme), подразумевая, впервую очередь, формальные признаки). Так, литературовед указывает насвязь автобиографии и писем, допуская существование «автобиографии вформе писем», когда в письмах человек воссоздаёт периоды своей жизни.Некоторые автобиографии имеют форму письма («Жизнь Анри Брюлара»Стендаля). Автобиография может включать анализ характера, моральногооблика пишущего, что даёт основание говорить о чертах автопортрета.