Диссертация (1098177), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Такое расширение значения происходит не в ущерб интимному, но как дополнение кнему, речь идёт о своеобразном расширении ракурса видения. В труде «Автобиография» Д. Занон справедливо замечает, что на рубеже XVIII и XIX веков закрепляется разделение между частной и публичной сферами и вместе сэтим жизнь больше не полагается вдали от истории, упраздняется границамежду личным и социальным: «…События благоприятствуют развитие литературы о "я", так как личность испытывает потребность утвердить себя в своём единстве в момент, когда социальных барьеров больше нет. <…> Внешняя жизнь входит в жизнь внутреннюю.
Судьбы должны быть рассказаны,потому что они романичны…» 479 Ж. Безансон считает, что личное письмоесть знак «эпохи субъективности», в нём происходит выставление себя автором напоказ, закрепляется преобладание личного над коллективным480. Близкой нам оказывается позиция М. Крузе, нашедшая проявление в его литературоведческих трудах, посвящённых творчеству Стендаля. По мнению ис- 474Старобинский Ж.
Госпожа де Сталь: страсть и литература // Старобинский Ж. Поэзия и знание.М., 2002. С. 336.475Там же, с. 338.476Там же, . 336.477Lejeune Ph. L`autobiographie en France. P., 1998. С. 38.478Ibid., p. 38.479Zanon D. L`autobiographie. P., 1996. Р. 39.480Besançon G. L`écriture de soi. P., 2002. Р. 47-48.134 следователя, романтическое письмо всегда обращено к самому пишущему,писать есть «активность в самом себе»481.О частной жизни писали в XVII и в XVIII веках, однако письмо не осознавалось как то, в чём пишущее «я» обретает свою самотождественность, счем имеет неразрывную связь по принципу идентичности, нахождения своего истинного «я». Схожая мысль высказана Ф. Лежёном. Хотя исследовательподходит к определению автобиографических жанров с формальной стороныс учётом читательской рецепции, ему принадлежит наблюдение, сделанноесовершенно в ином ключе. В частности, он замечает, что о частной жизниписали и до Руссо, однако эти повествования нельзя определить как собственно «автобиографию».
Объяснение этому Ф. Лежён видит в характересвязи между автором и нарратором: до Руссо «я» нарратора было иным, чем«я» автора, их разделяла дистанция – автор рассказывал о себе так, как еслибы был «другим», создавал другое «я». Получается, что идентичность в этомслучае («я» автора = «я» нарратора) чисто формальная, что и делает подобного рода повествования более близкими к биографии, нежели к автобиографии. По верному, на наш взгляд, замечанию Ф. Лежёна, автобиография начинается с измышления «новой манеры спрашивать жизнь», что и определяетизменение структуры и содержания повествования482. Оригинальность нарративных и стилевых решений определяется авторским видением мира, егоспособностью вопрошать о собственном существовании. Эта проблема выявления сущностных характеристик автобиографического письма (при учётеавторской установки и отношения автора к самому акту письма о себе) только намечена Ф.
Лежёном, но не решена.Одной из наиболее близких авторскому пониманию романтизма, выраженному в настоящем исследовании, является идея Ж.-П. Бертрана и П. Дюрана, высказанная ими в книге «Романтическая современность. От Ламартина до Нерваля» 483 . Согласно их представлению, романтизм определяетсярождением литературы в её современном значении.
Из способа воспроизведения (репрезентации) литература в начале XIX века становится «опытом,наиболее близким к «я» и к «языку», более близким к единичному «я», схваченному в языке»484. Другими словами, индивидуальное «я» ставится в прямую зависимость от слова как способа личностного выражения и свидетельства духовной состоятельности, определяемой устремлённостью к вечному исверхличному, достижимым при условии совпадения со своим историческим 481Entretien avec M. Crouzet // La Pensée du paradoxe.
Approches du romantisme. Homage à M.Crouzet. P., 2006. Р. 40.482Lejeune Ph. L`autobiographie en France. P., 1998. С. 31.483Bertrand J.-P., Durand P. La Modérnité romantique. De Lamartine à Nerval. P.-Bruxelles, 2006.484Ibid., p. 10.135 временем и интимным, вполне конкретным существованием. Самоосмысление и самооправдание стали возможны только в слове, через полагание «я»,которое высказывается о себе перед лицом Бога.
Это напряжение, возникшеемежду бытием и словом в их неразрывной взаимосвязи, когда нельзя былопоставить под вопрос одно, не усомнившись в другом, и порождает кризисрепрезентации, отразившийся на всех уровнях художественной системы,включая семантическую, образную, стилистическую, жанровую составляющую.Потребность писать о себе принято сближать с религиозной традициейисповеди. Личное письмо связано с идеей личной ответственности, закрепляемой христианской этикой. Оно есть разбор и оценка своих поступков, судсовести. Примечательно, что на связь романтического авторского самоанализа с христианской практикой покаяния указывает уже Сталь в трактате «ОГермании»: «современные авторы почерпнули в христианском покаяниипривычку постоянно погружаться в самих себя»485. Б. Дидье настаивает насвязь дневника с религиозной практикой: «Дневник непременно возвращается к своим религиозным истокам покаяния, даже если он ведётся человекомнерелигиозным: искренность становится чем-то вроде высшего безусловноготребования»486.
Бурное развитие многих автобиографических жанров: личного романа, дневника, автобиографии – приходится на первую половину XIXвека, когда совпадают секуляризация и обновление католицизма, а также заметное влияние протестантизма. Религиозное сознание приобретает индивидуальную основу, человек достигает спасения личной заслугой. Однако вличном письме можно увидеть и то, что христианская этика осуждает: явнопроявляемый индивидуализм, культ «я», самовозвеличивание и самолюбование. Автором личного письма преследуется сразу несколько целей – не только покаяние, но и апология, оправдание самого себя.Ж. Мэй в числе многих других исследователей указывает на связь автобиографии с исповедью, которая, питается аскезой и верой в братство людей,имеющих равное достоинство487.
Несмотря на секуляризацию и идею индивидуализма, автобиография в XIX веке продолжает сохранять связь с христианской традицией. В книге Ж. Матьё-Кастеллани «Судебная сцена в автобиографии» покаяние представлено основным жанроопределяющим принципомавтобиографии, организующим как саму ситуацию рассказывания, так иструктурно-семантическую основу сюжета488. Ж. Матьё-Кастеллани говорит 485Staël Mme de.
De l`Allemagne. P., 1882. Р. 146.486Didier B. Le journal intime. P., 1976. Р. 44.487May G. L`autobiographie. P., 1984. Р. 33.488Mathieu-Castellani G. La scène judiciaire de l`autobiographie. P., 1996.136 о том, что рассказчик одержим мыслью о лежащей на нём вине, что и провоцирует его на рассказ, в котором он одновременно себя оправдывает и обвиняет. При этом всегда необходимо присутствие Авторитета, судьи, перед лицом которого происходит признание и власть которого грешник одновременно и признаёт, и отрицает, пытаясь отменить её или завладеть ей489. Д. Заноннастаивает на религиозных истоках автобиографии, которая во многом обязана своим появлением христианской исповеди: «От своего религиозногопроисхождения автобиография сохраняет желание быть обладанием и объяснением себя...
Представляя существование как рассказываемое в понятияхдуховной эволюции, выстраиваемой вокруг рассказа об обращении, исповедьдаёт пример требования понимания внутренней жизни как истории, имеющей главный и объединяющий смысл. Приобретая светский характер, история обращения становится историей формирования личности: во всякой жизни есть одно обращение и один смысл, и их можно обнаружить только ценойупорного поиска. <…> Роль исповеди структурообразующая для многочисленных автобиографий»490.Личное письмо выявляет новую связь, которая устанавливается в романтизме между литературой и жизнью, экзистенциальное содержание написанного слова.
Романтизм не заканчивается с XIX веком. Для французской культуры ХХ века, ярким примером такого опыта, когда литература и существование есть одно целое, является творчество Пруста, для которого истиннаяжизнь, явленная в её сути, жизнь от начала и до конца прожитая, есть литература.§ 2. Личное письмо как бытие-в-словеВозникновение феномена личного письма, каким он представлен внастоящей работе, напрямую связано с теми изменениями, которые произошли в европейском сознании в конце XVIII – начале XIX веков.
Социальноисторические подвижки стали основной причиной переосмысления не толькоместа и роли отдельного человека в общем потоке движения в построениибудущего, но и действия каждого в его индивидуальной ответственности засобственную судьбу, зависимую от общего человеческого удела и вместе стем определяемую сознательным выбором как сугубо личным шагом, вызванным внутренней потребностью. Оправданием и основанием усилия человека романтической эпохи в его осмысленном жизнестроительстве оставались христианские идеи свободной воли и личной ответственности, особоакцентированные и актуализированные в интерпретации протестантизма. Что 489Ibid., p. 14.490Zanon D.
L`autobiographie. P., 1996. Р. 42.137 есть человеческое «я» в его отношении не к целому, но к себе самому, в егосугубо личном поиске истины и предстоянии Абсолюту – вот какой вопросстал сущностно необходимым, так как творилась, организовывалась в конкретном времени судьба каждого человека. И этот отдельный индивид не хотел быть подчинён безличной стихии, тем более раздавлен всеразрушающимхаосом, но стремился спасти в себе или заново воссоздать то сущностноеначало, которое будет его оправданием и его спасением. Самостояние человека, требующего нового осмысления личностного «я», становится насущнойпроблемой времени.
И основная роль в решении этой проблемы отводитсяименно словесному искусству. Литература, вырастающая на культурной почве Просвещения, могла быть способом познания мира, проводником к этическому идеалу, нравственным поступком автора, инициирующим активностьмировоззренческой позиции читателя и побуждающим его к подражаниювоспроизведённому действию или, напротив, критике сюжетоорганизующейидеи. Литература, непосредственно предшествующая романтизму, как и собственно романтическая литература, стала углублением в человеческую личности, прежде всего, во внутренний мир пишущего, действием «я» относительно «я», действием самодовлеющим, не нуждающимся в каких-либовнешних оправданиях.